Летящий снитч, такой настоящий и объемный, что его, кажется, можно обхватить пальцами. Ещё один летящий снитч.

Снитч в руке — пальцы прорисованы до мельчайших деталей и трещинок.

Человек на метле — один, другой, третий.

Портрет Дореи Поттер за столом на кухне. Невероятно красивый, полный любви портрет.

От следующего рисунка у Лили перехватило дыхание.

На неё внимательно смотрели красивые миндалевидные глаза.

Её глаза.

На следующей странице она снова обнаружила себя — чуть в профиль, как если бы сидела за партой. Голова опущена, копна волос, убранная на одну сторону, кажется куда пышнее, чем есть на самом деле. Любовно сглаженная линия шеи и тщательно прорисованные завитки волос. Лили машинально тронула себя за шею в том месте, где на рисунки пушились тонкие волоски...

На лестнице раздались шаги. Лили поспешно захлопнула альбом.

Дверь открылась и в комнату боком протиснулся Джеймс с двумя кружками в руках.

— Ну что, как тебе моё логово?

— Тепло, — это было первое, что пришло Лили на ум. На почему-то никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. — У тебя классная комната. Похожа на те...

То ли она встала слишком резко, то ли Джеймс шагнул слишком близко, но Лили случайно выбила кружку у него из рук. Замечательный, выстраданный в кулинарных муках горячий глинтвейн фонтаном ударил в воздух, заляпав Джеймса, а когда тот неловко дернулся, вторая кружка почти целиком выплеснулась Лили на грудь.

— Вот и согрелись, — смеялась Лили, брезгливо оттягивая липкую и мокрую ткань.

— Тебе понравилось? — смеялся Джеймс, отплевываясь и протирая очки краем футболки.

— Очень. Дай мне во что-нибудь переодеться, — попросила Лили и, убедившись, что Джеймс не смотрит, вылезла из мокрой одежды.

...рука её скользит вниз по вздрагивающему поджарому животу, пальцы нащупывают застежку. Джеймс прерывисто вздыхает и утыкается горячим лбом в её плечо, до боли сжимая её предплечья.

А затем она расстегивает его джинсы.

Её рука узко проскальзывает в жар.

Джеймс мучительно мычит и бедра его резко дергаются ей навстречу. У Лили перехватывает дыхание, когда она чувствует, как сама по себе растет горячая плоть в её ладони.

— Стой... — стонет он. — Не так...

Она растерянно замирает. Ей страшно, она сделала что-то не так?!

— Ложись... — хрипло шепчет он, окончательно стягивая джинсы...

Футболка Джеймса была велика ей размера на четыре. И пахла Джеймсом.

Лили влезла в неё и выпростала волосы, искоса поглядывая, как Джеймса у комода вылез из свитера. У него была узкая талия. И широкие плечи. И пара родинок на поясе и лопатках. Он был очень красивый... её Джеймс. Его хотелось трогать. Гладить. Обнимать. Просто прикасаться к нему.

Лили прерывисто вздохнула, отвела взгляд и снова взяла альбом.

Теперь и у неё слегка дрожали руки.

...Время замедляет свой бег. Лили откидывается на подушки — сердце колотится от внезапно накатившего страха.

Справившись с джинсами, Джеймс встает на колени на покрывале, глядя на Лили сверху-вниз.

Он как будто провалился в одну из своих фантазий...

— Что там у тебя? — Джеймс плюхнулся на постель у неё за спиной и Лили оглянулась.

— Ты не говорил, что так хорошо рисуешь.

— Ты никогда не спрашивала, — Джеймс сел и взял у неё свой альбом. — А, точно. Сто лет его не видел. Наверное мама нашла, — он перелистал страницы, не заметив, как Лили быстро опустила глаза при упоминании Дореи Поттер — это прозвучало так легко, как если бы она все ещё была здесь. — Смотри-ка, Даррен О’Хара, — воскликнул он, ткнув в рисунок человека на метле. — Трижды капитан «Коршунов». Крутой парень!

На рисунке Дореи Джеймс тяжело сглотнул и ничего не сказал.

— Эйдан Кили, — комментировал он ещё одну фигурку в полете. — Великий ловец. Он может...

— А это кто? — тихо спросила Лили, указав на третий свой рисунок — довольно-таки откровенную фантазию Джеймса на тему её тела, пусть и слегка прикрытого на этом рисунке какой-то текучей тканью.

Джеймс дернул плечами и отвел руку с тетрадью подальше, всматриваясь.

— Не знаю. Какая-то девчонка, — он картинно поморщился. — Веснушек многовато.

Лили стукнула его по плечу подушкой. Веснушки были её болью. Что она только не делала, чтобы их вывести.

— Эй-эй. Я люблю твои веснушки, — серьезно признался Джеймс, небрежно бросая альбом на тумбочку. — Все до единой.

— Сейчас их не видно, — машинально сказала Лили, хотя сама смотрела на ладонь Джеймса, которая в этот миг легла на её голую коленку.

— Те, которые не видно — особенно... — прошептал Джеймс ей на ухо и его рука поползла вверх...

...Торчит. Глупо, но это первое, что приходит Лили на ум, когда совершенно обнаженный Джеймс поднимается над ней.

Кожа у него загорелая, тело такое подтянутое, красивое и гибкое, что его хочется трогать. Снова и снова.

Его член стоит, слегка изгибаясь.

Нападает. Угрожает.

Лили понимает, что должна все так же чувствовать желание, но сейчас она не видит в этом торчании ничего соблазнительного — только угрозу. И чувствует только невнятный, растущий страх

Близоруко щурясь, Джеймс подбирается ближе.

Когда он оказывается сверху, Лили уже совсем не может пошевелиться от страха, но находит в себе мужество разомкнуть ноги, развести колени, ещё шире, ещё...

«Это Джеймс»

Внезапно возвращаются все старые ужасы, снова она слышит грохот фейерверков над головой, снова чувствует панику.

«Это Джеймс», отчаянно думает она, хватаясь за эту мысль и крепкие плечи. «Это мой Джеймс».

Он наваливается на неё, но это оказывается, не так тяжело и не так страшно. Это приятно — прижиматься к его животу и груди.

— Посмотри на меня...

Зеленые глаза встречаются с карими.

И тут страх отпускает. Так же неожиданно, как и захватывает.

Это Джеймс. Её Джеймс.

Она притягивает его к себе и они целуются.

А затем он врывается — сразу сильно и глубоко, оглашая комнату протяжным мучительным стоном.

Боль сухо и сильно разрывается внутри. Лили вздрагивает, настигнутая ею, каменеет, цепенеет, боится пошевелиться. Растянутость, жжение, ей больно, больно, БОЛЬНО! Его слишком много, Боже, пожалуйста, пусть он прекратит! Просто прекратит! Пусть выйдет, они попробуют в другой раз, в другой...

— А-ай... — сдавленно всхлипывает она.

— Расслабься... — сдавленно шепчет он. — Просто расслабься...

Лили кивает и закусывает губы, мучительно жмурясь, когда он выходит.

Очень осторожно Джеймс выскальзывает, снова толкается вперед и новый всплеск удовольствия разрывает его сознание на куски. Тело теряет чувствительность, все расплывается, все чувства концентрируются в одной-единственной точке. И от удовольствия просто сносит крышу.

— Э-эванс, — стонет он, двигаясь всё быстрее и яростнее. Понимает, что причиняет ей боль, но остановиться уже не может. Он не смог бы остановиться, даже если бы ему оторвали руку.

— Блять... — шипит он, жмурясь.

А Лили кусает губы, ойкает, но мужественно терпит, его славная, храбрая девочка. Джеймс находит её руки и заводит ей за голову, переплетая их пальцы и сжимая ладони. Его горячий лоб прижимается к её лбу, влажные темные волосы путаются с рыжими.

Боже, я люблю её...

— Я люблю тебя... — задыхается Джеймс. Очень тяжело держать глаза открытыми. Губы вздрагивают в усмешке. — Эванс...

Лили тоже улыбается, и хотя в глазах её ещё блестят слезы, Джеймс видит, как в них начинает понемногу тлеть удовольствие. Она расслабляется. Руки вцепляются в его плечи. Ноготки раз, другой вонзаются в его влажную спину.

А затем она вдруг беззвучно приоткрывает губы, но тут Джеймс мучительно жмурится, предчувствуя финал.

— Лил... я кончаю... — хрипит он и точно — последние несколько толчков — и тело пронзает острое, почти болезненное удовольствие. Он срывается беспомощным, сиплым стоном, жмурится и обессиленно наваливается на Лили, задыхаясь так, словно пробежал несколько миль.