— Зачем ты так?

— Затем! — фыркнул Джеймс. — Эта старая карга поставила своей целью извести все парочки в Ипсвиче. Всякий раз, когда она видит меня с девчонкой, колотит своей гребанной сумочкой по... — Джеймс осекся, увидев как Лили красноречиво сместила губы на сторону.

— Я имел в виду раньше! Раньше у меня было много подружек, но сейчас — нет. Я имел в виду только одна, — брови Лили поползли вверх. — Под “подружкой” я имел в виду тебя! Но ты не подружка-подружка, понимаешь, ты не как другие девчонки, ты почти как парень... — Лили выпучила глаза. — Боже... ладно, можешь просто меня убить, — и он сполз по сидению, надвигая на лицо шапку.

Пару секунд Лили ничего не говорила и Джеймс решился приподнять край шапки.

Лили смотрела на него, всё так же подняв брови, только губы её теперь дрожали от смеха.

— Дурак! — проговорила она, потрясенно покачав головой, а затем вдруг сдернула с него шапку и повалила на сидение.

Надо сказать, что Джеймс Поттер ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в те мгновения в старом грохочущем трамвае.

...1974 год...

Третий курс.

Кабинет зельеварения

— Время вышло!

Ученики шумят, Слизнорт пускается в обход по классу. Все суетятся и спешат показать ему свои противоядия, а Джеймс тоскливо смотрит в свой котел. Его зелье выглядит так, словно умоляет о легкой смерти, пока Сириус без особой надежды на успех тыкает его волшебной палочкой. Джеймс мрачно лохматит волосы и оглядывается на Нюниуса — тот явно состряпал очередное гениальное творение и весь светится в предвкушении очередной «звездочки».

Эванс смотрит на упыренка с гордостью.

Не в силах вынести такую несправедливость, Джеймс соскакивает с табурета и бросается к шкафу запасов.

— Куда ты? — окликает его Сириус.

— Сейчас старик охренеет, — обещает Джеймс, плюхаясь на место и сжимая свою находку в кулаке.

— Вы не хотите объяснить нам, что это такое, мистер Поттер? — участливо спрашивает профессор, едва заглянув в их котел.

— Это протест, профессор, — Джеймс поправляет очки. Сириус подпирает голову рукой, предчувствуя славную шалость.

— Протест? — Слизнорт кажется заинтересованным и оглядывает класс так, словно призывает всех заинтересоваться вместе с собой. — И против чего же вы протестуете, молодой человек?

— Я считаю, что противоядия — это прошлый век. Когда у вас на руках будет умирать от яда друг, вам некогда будет готовить сложную настойку. Моё зелье — иллюстрация того, что будет происходить с умирающим, пока мы будем греметь котлом и разводить огонь.

Сириус смотрит на него во все глаза.

Челюсть Нюнчика отвисает почти что до пола.

Слизнорт рассеяно смотрит на то, как скрючивается комок вязкой слизи на дне их котла.

— И что же вы предлагаете в таком случае, мой юный бунтарь? — спрашивает он наконец, наклоняясь вперед и цепляя большими пальцами за карманы своей мантии.

Джеймс показывает ему безоаровый камень.

Брови профессора ползут вверх и скрываются под феской алхимика.

Класс погружается в тишину.

— Достаточно иметь такую штуку под рукой и все ваши проблемы будут решены, — Джеймс подкидывает камешек и ловит его на манер снитча. — Сунешь в глотку безоар и все дела.

Несколько долгих мгновений профессор смотрит на него, как на чудо-юдо, а потом вдруг раздается отчетливый, звонкий голос:

— А я согласна с Джеймсом! — заявляет Лили Эванс и в классе моментально становится тихо. — Он прав, нам действительно стоит отказаться от старых представлений о противоядиях. И лучше всего иметь под рукой такой камень, зная наверняка, что он поможет. По-моему это отличная идея, — Эванс оглядывается на него и ободряюще поджимает губы.

Лили Эванс.

Заступается за него перед всем классом.

Обычно она никогда не упускает возможности дать ему понять, какой он тупица.

Во имя Мерлина, если бы в этот момент на школу обрушился метеорит, Джеймс ни капельки бы не удивился.

Слизнорт, однако, не разделяет энтузиазма своей любимицы. Посмеявшись ещё нахальству Джеймса, он влепляет ему «О» за работу над противоядиями и отпускает класс на перемену.

Джеймс, впрочем, особо не расстраивается. Сириус смеется, обхватывая его за плечи, их догоняют Рем и Пит, мимо тенью проскальзывает рассерженный Нюниус...

И тут происходит нечто.

— Подожди, Джеймс! — Лили догоняет его и касается его плеча.

Парни оглядываются вместе с Джеймсом, Сириус презрительно фыркает, но всё же, они отходят, давая им возможность поговорить.

— Знаешь, по-моему это ужасно несправедливо, что он поставил тебе «О», — говорит Эванс. — Ты молодец. Я бы никогда не додумалась до безоара. Это замечательный подход, я жалею, что сама не...

Джеймс так ошеломлен её неожиданной похвалой, что слова вырываются сами-собой:

— Ну и дура!

Лицо Эванс обиженно вытягивается.

— Я сделал это просто чтобы позлить Слиззи. И Нюниуса. Видела, как его перекосило, когда меня похвалили? — он засовывает руки в карманы, стараясь выглядеть как можно более небрежнее. — Я ничего такого не думаю. Я просто не умею варить эти чертовы зелья, вот и всё. Безоар — это херня. Я просто хотел утереть Нюнчику его сопливый нос.

— Зачем? — тихо спрашивает Лили, сузив глаза. В них больше нет ни капли тепла. Кажется, он все-таки перегнул палку. — Почему тебе все время надо кого-то унижать и над кем-то смеяться? Ты итак лучше его во всем, зачем тебе понад... — Лили захлопывает рот и отчаянно краснеет, увидев, как меняется выражение лица Джеймса, но уже слишком поздно. Сказанного не воротишь.

— Лучше? — тут же подхватывает Джеймс, подступая ближе. — Ты правда так думаешь, Эванс?

Лили всё ещё красная как рак, но когда она говорит, её голос звучит удивительно ровно.

— Уже нет, — она демонстративно разворачивается, чтобы уйти, но Джеймс перехватывает её за руку.

— Слушай, не хочешь пойти со мной в Хогсмид на выходных? — выпаливает он.

— Дуре там делать нечего, — раздельно произносит она, а затем высвобождает руку и уходит, держа спину очень прямо.

Джеймс вздрогнул и открыл глаза.

Трамвай мирно покачивался на ходу. Вагон опустел. За окнами совсем стемнело.

Он потянулся и посмотрел вниз. Лили всё так же сладко дремала у него на коленях, подложив под голову рюкзак с вещами. Котенок, которого она выпустила прогуляться, обнюхивал ладонь Джеймса, лежащую у Лили на спине и время от времени принимался кусать его пальцы — вот, что его разбудило.

— Мне нечего тебе дать, приятель, — хрипло сказал ему Джеймс, потирая глаза под очками. — Я и сам хочу есть, но ведь не пытаюсь тебя сожрать, верно? — и он попытался оттолкнуть Живоглота, но эта игра пришлась котенку по вкусу. Он принялся охотиться на руку Джеймса, отскакивать, нападать и замахиваться коротенькими кривыми лапами.

Приказав ему охранять территорию, Джеймс осторожно выскользнул из-под спящей девушки и вышел в коридорчик. Распахнул дверь, ведущую на улицу и высунулся из трамвая на ходу — так же, как делал всегда, когда ехал домой так. Лицо хлестнуло обжигающим морозом, ночной ветер растрепал волосы. Здесь гулкий стук колес казался оглушительным. Джеймс посмотрел вниз — трамвайчик спускался с горы по долгой широкой спирали, опасно нависая над пиками древних сосен, устилавших бархатным ковром снежную долину, в самом сердце которой переливалась огнями Годрикова Лощина...

Крепко держась за поручни и опасно повиснув на руках, Джеймс выгнулся, вдохнув всей грудью и легко оттолкнулся обратно в тепло. Там, по старой-доброй привычке расстегнул штаны и помочился с огромной высоты, насвистывая легкомысленную мелодию, а после уселся прямо на пол и закурил, свесив из вагона одну ногу и обвив рукой золотистый поручень.

Звезды улыбались ему.

Он ехал домой.

Через четверть часа трамвайчик спустился с гор и покатился по краю огромного заснеженного оврага. Мимо побежали первые знакомые домики. Джеймс выкинул сигарету и вернулся в вагон. Усевшись на корточки возле спящей Лили, он посмотрел на неё пару минут, а потом качнулся вперед и уткнулся лицом в её волосы.