Лили фыркает.

— Мне на тебя наплевать. А вот на факультет — нет. Кажется, профессор Макгонагалл ясно дала понять, что если ещё раз увидит вас здесь...

— Ты просто боишься, — Джеймс поднимается с земли, одаривая внезапно покрасневшую Эванс долгим насмешливым взглядом. Внимание толпы подпитывает его. — Да, ты боишься. Ты всего боишься, Эванс! — продолжает наступать он, испытывая непонятный, но захватывающий азарт. — Как ты вообще оказалась в Гриффиндоре, ума не приложу!

— Я боюсь? — тихо произносит Лили, сужая глаза. — Я?

— Ты, — с удовольствием прищелкивает Джеймс.

Эванс делает глубокий, возмущенный вдох, а затем вдруг сует Джеймсу свои книжки и выхватывает палочку.

Публика, следящая за перебранкой, оживает, девчонки пытаются отговорить Лили, но она отмахивается и решительным шагом направляется к Иве.

— Лили, не надо! — взвизгивает Алиса, видя, как Ива замахивается.

Заметив опасность, Эванс останавливается, вскидывает палочку и кричит:

— Иммобилус!

Ветви испуганно поджимаются и вытягиваются вверх. В абсолютной тишине маленькая тоненькая фигурка подходит к стволу и касается ладонью шершавой коры.

— Вот! — не убирая руки, она оборачивается к раздосадованному Джеймсу. — Совсем неплохо иметь в голове мозги, а не бладжер, Поттер. Ты бы тоже так смог, если бы иногда брал в руки учебники, а не только свою метлу.

— Учебники, да? Эти, что ли? — невинным голосом спрашивает Джеймс и демонстративно разжимает руки. Аккуратные книжки Эванс, в обложках и с цветными закладками, летят в грязь.

Кто-то смеется, Лили, вспыхивая, бросается к нему, но, видимо ногти её в этот момент соскребают с коры какие-то микрочастицы, потому что Ива вдруг оживает и взвивается, точно раненая лошадь.

Полянка лопается от воплей, все бросаются врассыпную. Крик девочки, захваченной ветками, точно лезвие режет воздух. Ученики бегут кто-куда и только Джеймс, наступая на книжки, бежит в обратную сторону — прямо в гущу ветвей. Схватив исцарапанную перепуганную Лили в охапку, он кое-как вытаскивает её из-под Ивы, закрывая собой, но напоследок буйное дерево делает поистине королевский теннисный выпад и дети отлетают на пару метров от земли, чтобы потом кучей повалиться в траву.

Так же быстро, как рассыпались, студенты снова заполняют полянку и окружают приникших друг к другу, перепуганных детей. Крепко держась друг за друга, мальчик и девочка задыхаются и смотрят на Иву, так, словно ждут добавки. Но как только нарушители пропадают из опасной зоны, Ива моментально успокаивается и ветви её шевелятся вновь тихо и спокойно.

Всё ещё тяжело дыша, они отворачиваются от дерева и наконец-то смотрят друг на друга. Карие глаза встречаются с зелеными. В последних — испуг и ошеломление, но все ошеломление мира не идет ни в какое в сравнение с тем, которое настигло тринадцатилетнего Джеймса Поттера в тот момент, когда на него обрушилась Лили Эванс.

Подобные неожиданности случались у Джеймса и раньше. Но сейчас это было так пронзительно и остро, что он ничего не может с собой поделать и только во все глаза смотрит на Лили из травы.

Впрочем, волшебный миг длится недолго.

Не успевает Лили оттолкнуть его и сесть, подозрительно сверкая глазищами, как на их головы обрушивается новое потрясение — на сей раз в лице профессора Макгонагалл, которая уже спешит в их сторону со стороны замка.

Дальше, понятно, что — выволочка, угроза вызвать в школу отца, наказание, все как всегда, но Джеймсу уже нет до этого дела.

Он слишком потрясен и слишком взволнован, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Он ничего не слышит и не видит.

Ноги сами несут его до ближайшего туалета, туда, где можно запереть дверь, отгородиться от всего мира и дать себе время всё понять.

Именно там, в запертой кабинке и произошло одно из самых ярких приключений Джеймса Поттера. И сколько бы лет не прошло, Джеймс всегда помнил его очень отчетливо: запах травы, первого настоящего возбуждения, дурацкого моющего средства и хриплое, беспомощное «Э-эванс», вдруг вырвавшееся из груди под конец...

Крепко сжимая руку Джеймса, Лили шагнула внутрь.

В вагоне было практически пусто, если не считать плечистого волшебника в белой шубе и шляпе, да сухонькой добропорядочной ведьмы в шляпке и пальто с номером «Ежедневного пророка» в руках. Стены здесь покрывала всё та же позолота, пол устилал вылинявший старый ковер. Вдоль окон тянулись ряды бархатных двухместных диванчиков — один напротив другого.

С любопытством озираясь по сторонам, Лили опустилась на мягкий диванчик. Пока она вертела головой, Поттер достал из кармана два билета и сунул в какой-то приборчик с щелью, изогнутой трубкой и динамиком. Лили привстала, чтобы рассмотреть приборчик повнимательнее и тут он хрипло выкрикнул название, да так неожиданно, что Лили подскочила и шлепнулась обратно на диван:

— Сонная лощина!

— Что он сказал? — она схватила севшего Джеймса за рукав. — Какая лощина?

— Сонная, — удивился её реакции Джеймс и оглянулся, когда мимо них прошел волшебник в шубе. — Добрый день, Йетти!

Волшебник резко обернулся и Лили чуть не вскрикнула, увидев под широкополой шляпой широкую приплюснутую морду с двумя лютыми черными глазками, изогнутыми клыками, торчащими из нижней губы и непонятным розовым носом. То, что она изначально приняла за шубу было мехом, под которым отчетливо виднелся полосатый галстук.

— Добрый день, Джеймс, — учтиво проговорил йетти, приподняв шляпу. — Из школы?

— Да, — Джеймс незаметно погладил перепуганную Лили по руке.

— Славно. Передавай привет Хагриду! — с этими словами Йетти сошел с трамвайчика, в дверях поздоровавшись с каким-то дерганным пожилым волшебником в потертом заплатанном пальто, с кучей каких-то чертежей и свертков в руках. На клочковатой голове криво сидела шляпа, увенчанная диковинного вида очками.

— Как жизнь, Икабод? — несколько натянуто спросил Джеймс, когда волшебник поравнялся с их местом. Нервно вздрогнув, он стремительно повернулся к ним, обернувшись всем телом.

— А-а, Джеймс, — его голос облегченно задрожал. Взгляд метнулся по лицу Поттера, перескочил на Лили, но, похоже, не нашел ни в них, ни в ней ничего опасного. — Прекрасно, прекрасно, п-просто прекрасно... — поджав одновременно и плечи, и губы, он двинулся дальше.

— Икабод? — не веря своим ушам прошептала Лили, когда трамвай возобновил ход и застучал колесами. — Икабод Крейн?!

— Да, — удивился Джеймс. — А ты откуда знаешь?

— Если я скажу, — Лили посмотрела Джеймсу в глаза. — Ты мне все равно не поверишь.

В этот момент трамвай вдруг снова качнуло. Икабод, который только-только собирался сесть, с размаху тюкнулся лбом в стену. Всё его имущество взлетело в воздух. Чертежи раскрутились, коробки попадали, устрашающе-круглый свиток покатился по полу...

— Береги голову, — едва слышно молвил Джеймс вслед Икабоду, который издал вопль отчаяния и бросился по вагону вслед за ускоряющейся тыквой в тряпке.

Остаток пути Джеймс знакомил Лили с пробегающим мимо Ипсвичем и своим детством. Только у него получалось рассказывать о невероятно смешных вещах с таким серьезным, почти трагичным лицом. Ему нравилось смешить Лили, видеть, как она пытается не смеяться и не может. В такие минуты он любил её особенно — поэтому без предупреждения лез целоваться и они надолго проваливались в щемящее сладкое тепло, не замечая входящих и выходящих из трамвая путников, прекрасного горного заката за окнами и захватывающего дух пейзажа...

В один из таких, особенно сладких моментов, сухонькая дама у окна напротив отшвырнула газету и пригрозила, что пожалуется на них машинисту, если они не «прекратят этот грязный разврат!».

Джеймс вежливо выслушал все её жалобы, не отпуская от себя Лили ни на дюйм, прокричал в ответ: «И вам Счастливого Рождества, миссис Крамплботтом!», как если бы она была совсем глухая, после чего покрепче обнял протестующую Лили и поцеловал.

Мадам не выдержала и сошла на ближайшей же станции, сопровождаемая довольным смехом Поттера. Едва дверь за ней закрылась, Лили хлопнула Джеймса варежкой по груди, отстраняясь.