— Что ты делаешь? — засмеялась она сквозь сон.

— Пытаюсь тебя съесть, — пробормотал он и отстранился, дав ей сесть. — Мы приехали.

— Не похоже, чтобы он останавливался, — немного встревоженно заметила Лили, когда они вышли в коридорчик и Джеймс распахнул дверь. Трамвайчик на полной скорости ехал мимо длинной остановки, полной украшенных к Рождеству магазинчиков.

— Конечно нет! — Джеймс первым спрыгнул в снег. — Давай, Лил!

Лили зажмурилась и прыгнула, прижимая к себе котенка. Джеймс поймал её, но слегка поскользнулся и они лихо провернулись на скользкой дорожке, хватаясь друг за друга и смеясь.

— Что значит не останавливается? — выдохнула Лили, поправляя берет и глядя вслед уходящему трамваю.

— Это древнее заклятие. Лощина — часы, солнце и луна — стрелки, а трамвай — что-то вроде пружины. Когда он остановится, время в Ипсвиче тоже остановится. Поэтому он никогда не останавливается, — Джеймс отодвинул шапку на затылок, жадно разглядывая знакомый пейзаж, после чего схватил ошеломленную Лили за руку. — Ладно, идем! Хочу показать тебе город!

На первый взгляд Годрикова Лощина показалась Лили причудливой смесью Косого Переулка и Хогсмида. Те же извилистые улочки, покосившиеся магазины и кривобокие дома, та же мощеная булыжником дорога и фонари — такие же, как тот, в лесу.

Рождество здесь чувствовалось особенно живо. И совсем не чувствовалась война, хотя агитационные плакаты и объявления “Разыскиваются” украшали все свободные стены и столбы.

Грядущий праздник смотрел на Лили из окон цветными огоньками, дышал в лицо ароматами хвои, печенья с корицей и остролиста. Из небольшой церквушки на площади доносились светлые звуки рождественского хорала. То и дело звякали колокольчики на дверях магазинов.

Снег шел обильно, покрывая крыши, ветки и старомодные вывески магазинов мягкими пушистыми шапками.

Лили с любопытством вертела головой по сторонам, одной рукой держась за Джеймса, другой прижимая к себе котенка. Джеймс шел уверено, легко лавируя в толе, изредка здороваясь с кем-то из прохожих.

По пути домой они заглянули на главную городскую площадь.

В самом центре её высился гигантский мраморный обелиск с именами волшебников, которые защищали городок во время Гриндевальдовского террора. Позади него и вокруг высились величественные голубые ели, закутанные в роскошные снега, всюду стояли деревянные скамейки, матово горели фонари. Вокруг памятника развернулся шумный зимний праздник с ледовым катком и палатками мелких аттракционов, как-то «Поцелуй Вейлы» за три галлеона и катания на гиппогрифах, которым явно не нравились их бархатные попоны.

В лотке с горячей выпечкой Джеймс и Лили взяли две бумажные тарелки с кусками аппетитнейшего, горячего шоколадного пирога с патокой и две кружки дымящегося какао. Расположившись со всем этим за одним из деревянных столиков под навесом, оголодавшие, раскрасневшиеся ребята набросились на еду. Столики были расположены у выхода из катка — в воздухе звенели веселые крики, смех и чудесно пахло горячим шоколадом.

После Лили ненадолго оставила Живоглота под присмотром у компании восторженных маленьких девочек и вытащила Джеймса на каток.

И как бы Поттер ни был хорош в небе на метле, по льду он двигался как беременная мантикора. Лили же, каждую зиму ходившая на каток с родителями, порхала по льду с удивительной легкостью и грацией. Первые сорок минут она мужественно пыталась научить этому Джеймса, но чем самоотверженнее старался её ученик, тем чаще и живописнее он падал, как правило, увлекая за собой и учительницу. В конце-концов, Джеймс все же смог проехать пару кругов без единого падения, но потом сдался, запрыгнул на бортик и наблюдал за Лили издалека.

— Эй, Поттер!

Джеймс оглянулся и увидел Ганса-пекаря в лохматой ушастой шапке и клетчатом пальто. Веснушчатый рыжий парень, похожий на пони-переростка лихо подъехал к Джеймсу по льду и врезался в ограждение. Джеймс спрыгнул на лёд и порывисто обнял старого друга.

— Привет, старина! — он похлопал его по спине. — Я уж думал, ты свалил из этой дыры!

— Ага, черта с два! Сам-то не торопишься сваливать! — Ганс нахлобучил ему шапку на глаза. — Слыхал о том, что у тебя случилось. Сочувствую, парень.

Сказано это было просто и без лишних соплей, но Джеймс знал, что Ганс, который остался без семьи в двенадцать лет, понимает его как никто другой. Поэтому просто и с благодарностью пожал его крепкую мозолистую ладонь.

Раздался шорох — к ним подъехала Лили, но в последний момент слегка споткнулась и легонько врезалась в Джеймса.

— О-ой-ой! Извини... — она со смехом выпустила его и с любопытством посмотрела на Ганса. Тот при виде раскрасневшейся, счастливой Лили слегка открыл рот и вдумчиво вытер нос рукавом пальто.

За все эти годы, благодаря рассказам Джеймса Лили Эванс превратилась для деревенского мальчишки во что-то вроде знаменитости. А Джеймс всегда втайне мечтал, что когда-нибудь сможет представить её ему как «свою девушку». И теперь, когда он произносил заветные слова, голос его слегка срывался от гордости:

— Познакомься, Лили — произнес Джеймс, обнимая её за талию и значительно глядя на пекаря. — Это Ганс Гримм, мой старый друг. Ганс, это — Лили Эванс. Моя девушка.

...1975 год...

Пятый курс.

Ива у Озера.

“She loves you, yeah, yeah, yeah

She loves you, yeah, yeah, yeah

And with a love like that…

You know you should be gla-a-ad. ”

Джеймс бьет по струнам, завершая куплет и раздаются аплодисменты. Не хлопает только несколько человек. И Лили Эванс — одна из них. Но Джеймс знает, что Лили все равно слушает, как он поет, хотя и сидит к нему спиной. Ей ведь нравится эта песня. Он сам слышал, как она говорила об этом Вуд на прошлой неделе.

Джеймс поет, красноречиво глядя на неё — и все, кто в курсе, посмеивается, ожидая, чем все закончится на этот раз. Столкновения Хулигана и Отличницы — одно из любимых развлечений их курса. Джеймс видит, что ей очень хочется повернуться, но Эванс упрямая как сто гиппогрифов, к тому же за эти годы так хорошо отточила навык игнорирования Джеймса Поттера, что уже и сама не может ему сопротивляться. Так и сидит на своем пледе рядом с Нюниусом, черт подери, повязывает ему на запястье фенечку, эту чертову хрень, от которой балдеют все девчонки в школе. Она, что, действительно такая глупая, что верит в эти талисманы дружбы? Низзлам на смех! Но дело даже не в этом. Нюниус, эта гоблинова отрыжка, имеет право трогать её, пялится на её коленки и сиськи, сколько ему влезет и вообще, наверняка и целовать, а он, Джеймс Поттер, мечта любой нормальной школьницы, в пролете! Это, мать его, настолько не честно, что струны в руках Джеймса то и дело зло вздрагивают — всякий раз, когда Лили дотрагивается до Снейпа.

Не в силах больше терпеть то, как этот упырь наслаждается сливками на солнышке, Джеймс резко меняет песню и поет «Oh, Darling!», предварительно изменив «Дорогая» на «Лили». Это имя стонать куда приятнее, чем безличное «Дорогая».

В конце-концов, фишка ему удается — Эванс оборачивается и смотрит на него как на полного идиота. Но Джеймс видит, сколько усилия она вложила в этот презрительный взгляд, потому что щеки у неё пунцовые, поэтому немедленно хватается на предоставленную возможность. Бровь под небрежно упавшей на глаза челкой вздрагивает: «Эй, Эванс!», а губы, тронутые легкой усмешкой знают, что Лили Эванс совсем не против подарить им поцелуй.

Лили отворачивается — с поистине королевским достоинством.

А Нюниус, кажется, уже готов сожрать Джеймса вместе с его гитарой и деревом.

Джеймс снова меняет репертуар и поет разухабистую ирландскую песенку про гнома, которому очень нравится, когда его за шкирку выкидывают из огорода. Здесь игра имен получается ещё более красочной, а когда песенку подхватывают и парни, Нюниус так и вовсе заливается краской и вскакивает, но Лили в последний момент хватает его за руки. Её слова, которых Джеймс не слышит, работают. Снейп успокаивается и садится на место.