О смерти отца она узнала сразу после завтрака. Сова настигла её почти у самого выхода, когда она шла в больничное крыло на обычную практику. Марлин ещё смеялась над шуткой Фабиана, когда распечатывала конверт, но едва она развернула письмо, её рука вдруг взметнулась вверх, словно девушка хотела зацепиться за идущего впереди парня. А уже в следующий миг Марлин Маккиннон как-то странно обмякла, ноги её подкосились и она беззвучно опала на пол.
Кто-то закричал, поднялся переполох, все вскочили со своих мест. Преподаватели, которые уже были в курсе, благодаря утренним газетам, тут же бросились на помощь, кто-то побежал за мадам Помфри....
Остаток дня Марлин провела в крыле, чтобы к ней поменьше приставали с расспросами, а вечером, под взглядами всей гостиной она покинула башню в сопровождении профессора Макгонагалл. Фабиан шел позади и нес чемодан. Никто ни о чем не расспрашивал. Марлин отправляли к бабушке, которая жила в центре Лондона и теперь никто не знал, вернется ли назад «гриффиндорский одуванчик».
«... утром 17 декабря 1977 года Джон Маккиннон, Глава отдела Международного магического сотрудничества, один из авторов Манифеста о равноправии волшебников, был убит с помощью Непростительного заклятия, когда ехал в министерском Кортеже вместе со своей женой и младшим сыном на встречу с министром Магии Германии. Первый луч попал в лошадь, везущую сани, второе проклятие попало в самого Маккиннона...»
Левый носок Джеймса был зеленым, с рисунком из ёлочек. Правый — красным с рисунком из снитчей. Джеймс лежал, закинув ноги в потертых джинсах на спинку дивана и под головой у него были две самые удобные подушки в гостиной. Никто не решался взять хотя бы одну, поэтому Сохатый взял обе. Снитч в его руке то и дело густо вспыхивал золотом, когда на него падал свет камина. Джеймс отпускал от себя мячик всего на фут, а потом остервенело хватал. Снова и снова.И кое-кто мог бы отругать его за то, как он ведет себя в такой момент — если бы не видел при этом, что от злости у Сохатого даже слезы на глазах выступили, а губы сжались в нитку. Лили сидела в кресле, поджав ноги — в паре дюймов от лохматой головы Джеймса. Время от времени она вытирала щеку ладонью, но лицо её было мрачно и сосредоточенно. Ремус, Алиса и Питер сидели на ковре у столика, на котором лежали покинутые карты и разновкусовые бобы. Сириус как обычно где-то пропадал. Ремус почувствовал, что на него кто-то смотрит, оглянулся и увидел Мэри. Глаза у неё были красные. Ремус кивнул ей и Макдональд опустила ресницы, быстро вытерев лицо.
«...Мракоборческий центр бросил все силы на поиски неизвестного убийцы»
«...волшебное сообщество скорбит»
Неожиданно волна сбилась. Гриффиндорцы недовольно загудели. Ремус поспешил подкрутить ручку и динамик вдруг заговорил голосом Темного Лорда. В последнее время его пиратская волна завела привычку вползать прямо в эфир и забивать все остальные сигналы. Вот и сейчас, это было так неожиданно, что Ремус машинально отдернул руку, словно мог обжечься.
«... а сейчас обращаюсь к своим собратьям-волшебникам», — этот голос заполнил всю гостиную сразу — словно ледяная вода, через край хлынувшая в стакан. «Долгие годы мы терпели это унижение. А они называют это здравым смыслом. Все люди — братья, говорят они. Но разве сапог брат муравью? Разве маглы — такие же, как мы? Джон Маккиннон верил в то, что мы обязаны вручить им свои знания и наследие, дабы последние не пропали в вырождении. Тупое и примитивное племя. Разве может оно владеть нашими секретами? Племя, которое веками сжигало на кострах своего невежества все, чего не понимало и боялось. Так же оно поступит с нами, когда заполучат последнюю из наших тайн... — какое-то время в гостиной царила такая тишина, что можно было услышать, как снег опускается на крышу башни. «Но теперь эра терпения и смирения подошла к концу, — возвестил Темный Лорд.«Присоединяйтесь ко мне. Присоединяйтесь и мы обратим нашего врага в прах. Ибо мы — бра...
Радио вдруг опять захрипело и опять заговорило железным, строгим голосом премьер-министра:
«... я призываю вас сплотиться и не опускать руки! Смерть Джона Маккиннона ещё не означает смерть его убеждений! Мы должны бороться и пока мы боремся...»
— Ради Мерлина, кто-нибудь, выключите эту хрень! — неожиданно закричал Джеймс, резко схватив снитч. — Сил нет слушать эту старую перечницу!
Питер тут же боязливо прикрутил ручку, но никто не возмутился и не потребовал вернуть эфир. С Джеймсом никто никогда не спорил.
— Ты не согласен с тем, что она говорит? — спросил Ремус.
— Нет, я не согласен с тем, что она говорит, — резко ответил Джеймс. — Говорит, говорит и говорит, трындит без умолку, вместо того, чтобы сделать хоть что-нибудь! Если бы она была так же хороша в деле, как на трибуне, давно бы встретилась с Этим-Как-Его-Там один на один. Этот упырь только и делает, что бьет нас, а старуха только и делает, что болтает!
Живоглот очередной раз запутался в остролисте, когда пытался залезть в чей-то подарочный чулок. Лили встала, чтобы освободить его и по пути легонько провела рукой по макушке Джеймса. Тот гневно глянул ей вслед, но когда Лили вернулась в кресло, прижимая к груди котенка, Сохатый выглядел уже не таким сердитым.
— А что ещё ей остается, Джеймс? — Ремус принялся перетасовывать колоду карт под возобновившийся шумок гостиной. До радиоэфира он, Алиса и Питер играли в дурака. — Она — политик, а не мракоборец, она делает то, что должна — пытается поддержать людей, пока мракоборцы ищут Сам-Знаешь-Кого. Видимо это не так просто, он ведь не ходит по улицам и не раздает рождественские листовки.
Джеймс открыл было рот, но его перебила Алиса.
— Интересно, они вернутся?
Все поглядели на девушку и увидели, что Вуд скользит грустным взглядом по заполненной людьми гостиной.
— Скорее всего нет, — так же задумчиво ответила она на свой же вопрос и опустила взгляд в карты.
— Я вернусь даже если в этой школе останется всего три совы и Дамблдор, — заявил Джеймс, швыряя снитч в воздух.
— Он бы обрадовался, узнав, как ты его ценишь, — усмехнулся Ремус.
— Ты уезжаешь? — подал голос Питер. — Куда?
— В Ипсвич, конечно! — отозвался Джеймс, посмотрев на него как на идиота и перехватил снитч особенно эффектным броском. — А куда ещё?
— А ты, Лили?
— А Лили едет со мной, — встрял Джеймс, не дав ей и рта раскрыть. Лили только улыбнулась. — Хочу показать ей Ипсвич, — он ловко перекатил снитч на внешнюю сторону ладони, поймав его, едва тот расправил крылышки. — Так-то Лили только одну нашу гостиную и видела, а в нашем городе...
— Я думал ты захочешь повидать родителей на каникулах, — за шесть лет Ремус уже вдоволь наслушался о рождественских ярмарках Ипсвича и о том, как Джеймс сломал там однажды руку, катаясь на диком гиппогрифе.
— И не захочет повидать меня, договаривай, Лунатик.
— Сохатый, побойся Бога, Лили, как и все мы видит твою физиономию каждый день!
— Я люблю эту физиономию, — просто сказала Лили.
— Съел? — Джеймс самодовольно усмехнулся.
— Вообще-то я действительно собиралась навестить родителей на каникулах, — Лили поспешно перехватила Живоглота — криволапый мародер попытался влезть на быльце дивана, туда, где покоилась голова Поттера. Желтые глаза фанатично следили за снитчем. — Но папе пришлось вылететь на какой-то очень важный консилиум в Калифорнию... — встретив непонимающий взгляд друзей, Лили поспешно пояснила: — Это вроде как совет высших целителей. Случай редкий, так что папа взял с собой маму и Туни, чтобы они немного отдохнули от Англии и...
— Войны, — вставил Джеймс.
— Да. Так что Рождество они будут встречать без меня, — Лили немного погрустнела, но тут же улыбнулась. — Но мы все равно увидимся весной, на Па...
Её слова заглушил громкий стук.
Злой как черт, бледный и лохматый, с гитарой за плечом и сумкой, Сириус сбежал по ступеням и, ни на кого не глядя, зашагал к лестнице в спальни мальчиков.