Джеймс приподнялся, проницательно глянул на друга и медленно лег обратно, обменявшись говорящим взглядом с Лили.

— Эй, Бродяга? — осторожно позвал его Ремус. — Как дела?

— Блестяще! — рыкнул Сириус, не замедляя шаг и не оглядываясь. Через пару секунд наверху оглушительно хлопнула дверь.

Все переглянулись.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — Алиса отложила карты и потянулась, вытянув руки вдоль по столу, словно маленькая кошечка. — Завтра с утра поезд, надо успеть собрать чемодан. Мы с Фрэнком будем встречать Рождество с его мамой, так что мне надо будет перебрать все свои вещи. В прошлый раз Августа залезла в мою сумку и целый час распекала меня за то, что я ношу кружевное белье.

Она ушла, а следом за ней ушел и Питер. Ремус заметил, что Лили и Джеймс то и дело обмениваются быстрыми взглядами и понял, что ему тоже лучше ретироваться.

Сам он пока не собирался домой — отец вместе с другими охотниками ушел в ежегодный поход, осмотреть близлежащие леса на предмет волков. Поэтому можно было посвятить остаток вечера подготовке к ЖАБА. Он отправился за сумкой в комнату мальчиков, но перед тем как взбежать по лестнице, успел заметить, как Лили, улыбаясь пересела на диван к Джеймсу и он тут же притянул её к себе.

— ...а когда мы варим противоядие, то вместо трех унций имбиря кладем четыре — перечной мяты? Так просто? — Мэри возмущенно уставилась на довольного Ремуса. — Какая чушь! — Макдональд покачала головой, записывая рецепт. — И над этим я билась три вечера!

Ремус польщено улыбнулся и погладил Живоглота, который в этот момент вспрыгнул на их стол и деловито обнюхал книги.

В последнее время они с Мэри часто занимались вместе. Всё началось с того, что они случайно пересеклись в библиотеке, где Мэри сражалась с формулами противоядий для Слизнорта. Зельеварение никогда не было её сильной стороной и Ремус вызвался ей помочь. Они так заучились, что и не заметили, как стемнело. Когда мадам Пинс выставила их, Ремус, конечно же, вызвался проводить девушку. Он боялся, что всю дорогу они будут неловко молчать и мучительно искать тему для разговора, но в итоге они проговорили всю дорогу и ещё полчаса не могли расстаться, стоя у лестниц в спальни.

После они с Мэри ещё пару раз встретились в библиотеке и Ремусу показалось, что Мэри специально его ждала. С тех пор их занятия стали постоянными — Ремус помогал Мэри с зельями, она ему — с трансфигурацией.

В общем-то Мэри всегда ему нравилась.

Она была добрая, веселая и какая-то своя. Родная, привычная, как вытертое красное кресло у камина, как багряно-золотой шарф, как запах школьных тостов по утрам. Рядом с ней Ремус не задумывался о том, что он может быть недостаточно взрослый, что на его свитере заплат больше, чем свитера, и что лицо у него теперь расцарапано и, возможно, навсегда. Мэри славная и она плевала на все слухи о Ремусе.

«А ведь она и правда ничего», — подумал он, глядя, как Мэри записывает формулу. Волосы, котоые она обычно носила распущенными, сейчас были по-домашнему собраны на макушке и открывали вид на тонкую шею в облаке из золотящихся каштановых волосинок. И глаза у Мэри были большие и карие. Очень красивые глаза.

Почувствовав его взгляд, Мэри быстро глянула на него и улыбнулась. Ремус немного запоздало улыбнулся в ответ.

И ведь такая привязанность, пусть дружеская и теплая, все равно ведь куда лучше, чем эта непонятная одержимость взрослой женщиной, которой совершенно на него наплевать?

Ремус услышал какую-то возню и оглянулся. Джеймс и Лили всё ещё миловались на диване и обнимались так, что непонятно было, где чьи ноги. Но в тот момент, когда Ремус посмотрел на них, Лили выхватила у Сохатого снитч и попыталась сбежать с ним, но Джеймс её перехватил и попытался отнять мячик, а Эванс согнулась, смеясь от щекотки.

...они говорят, а потом Джекилл кладет ладони ей на плечи, сначала просто трогает их, а потом сжимает и притягивает маленькую, хрупкую Валери к себе.

И вот они уже целуются. Сначала просто прижимаются губами, а потом раскрывают рот, он прямо видит, как их языки сплетаются внутри, Джекилл обнимает её, так властно, как будто делал это уже десятки, сотни раз до этого...

Перо хрустнуло у него в руке.

— Она тебе нравится?

Ремус оглянулся. Оказывается, все это время Мэри внимательно за ним наблюдала.

— Кто? — не понял он.

— Лили. Она тебе нравится?

— Нет, — опешил Ремус и тут же поспешил исправиться. — То есть, Лили, конечно классная и все такое, но...

— Тогда Джеймс?

Ремус вытаращился на девушку.

Мэри пожала плечами.

— Просто ты так смотришь на них. Вот я и подумала...

— Да нет, просто это... — Ремус провел рукой по волосам.

...руки Валери скользят по его плечам.

Он встряхнул головой.

— ... притягивает взгляд, вот и всё. Понимаешь?

Мэри хмыкнула, листая книгу.

— Ещё как понимаю, — она быстро взглянула в сторону дивана, воровато тронула взглядом лохматую голову Сохатого.

Какое-то время они занимались молча. Ремус пялился в учебник по защите от Темных сил, но не видел ничего, кроме дворика, занесенного первым снегом.

Похоже он и правда становится одержимым.

— Но тебе кто-то нравится? — снова заговорила Мэри, наклонившись к нему. Ремус настороженно поднял взгляд. — Ты не бойся, я никому не скажу.

— Я и не боюсь, — проворчал Ремус, жалея, что вообще туда посмотрел. Мэри слишком болезненно реагировала на Джеймса, но он-то тут при чем?

— Она учится на нашем курсе? — Макдональд не отставала. — Как её зовут?

Забавно было бы сказать правду и посмотреть на её реакцию. Имя Валери так и крутилось у Ремуса на языке.

По правде говоря, оно крутилось там всегда.

Он вздохнул и уже хотел было соврать, придумав какое-нибудь имя, но тут случилось нечто совершенно непредвиденное — Мэри вдруг порывисто наклонилась к нему и поцеловала.

Это было так неожиданно, что Ремус совершенно растерялся. И хуже того, больное сознание шепнуло «Валери» и всё внутри сладко заныло...

Он поспешно отлепился.

Мэри уставилась на него, а он — на неё.

— Ох, Ремус, я... — она резко отодвинулась.

— Слушай, я не... всё в...

— Мерлин, как же глупо! — Мэри закрыла лицо руками и Ремус перепугался.

— Да нет, не глупо! Мне понравилось, правда...

— Я ужасный человек, — теперь она уже плакала. — Прости меня, Ремус, — она вытерла нос рукавом и Ремус тут же полез за платком. — Мне не следовало... это ужасно глупо и подло...— и она с такой острой тоской посмотрела на Джеймса, который в этот момент открыл для Лили портретный проем, что даже Ремусу стало больно.

— Брось, это ерунда, — Ремус ласково погладил её по руке, а уже в следующий миг Мэри проливала слезы у него на плече.

— Я х-хотела, чтобы он рев-ревновал! — причитала она. — А ему нап-плевать! А т-ты... ты такой д-добрый, а я...я ужасная, ужасная... теперь и ты со мной разговаривать не будешь, да? Не будешь ведь?

— Может быть и не буду, если ты все время будешь реветь. Всё хорошо, Эм, честное слово, — говорил Ремус, гладя её по спине, а сам про себя думал: вот тебе и привязанность, Люпин. И Валери, и Мэри ты нужен исключительно в качестве носового платка. Ну что же... бывает и хуже.

В одиннадцать Мэри, проикавшись и прорыдавшись, отправилась спать, а Ремус натянул мантию, прицепил значок и отправился на ночной обход школы. Живоглот, мурлыкнув, спрыгнул с кресла и потрусил следом. Когда Ремус пошел к выходу, кот тоже подбежал к портрету и величественно взмахнул хвостом. Ремус вежливо придержал для него портретный проем и уже потом вышел сам.

По коридору они шли вместе. Пока Ремус рассылал по комнатам надутых третьекурсников и выгонял из темных уголков парочки, котенок охотился на мышей.

В целом Ремусу нравилось быть старостой, но такие вот дежурства он просто ненавидел — многие ученики, особенно старшекурсники, не воспринимали его всерьез, когда он делал им замечания. Особо злостных нарушителей (Уоррингтон и Розье обкурились тентакулы и приставали к младшекурсникам в коридоре), приходилось записывать на специальный пергамент, который каждое утро отправлялся к Дамблдору. Это было не очень приятно, но уж лучше так, чем потом выслушивать, что какой-нибудь Эйвери поиздевался над каким-нибудь ребенком в каком-нибудь туалете.