— Отличная идея, Сохатый. Зачем ты вылил в его чай и вторую бутылку? Теперь он перебудит весь замок или сюда сбегутся мракоборцы со всей территории, — взволнованно говорил Ремус, на ходу перепрыгивая через корни, так что слова булькали в нем, словно пузырьки в котле.

— Я думаю, они уже привыкли, — отмахнулся Джеймс и увернулся от ветки, которая срикошетила от куртки Хагрида.

Тот обернулся.

— Где вы там, парни?! Ну-ка за мно-ой! И-ик! Я вам покажу, у меня тут недавно такие гиппогрифи...фя...ики народились, у-у-у!

— Нет, Хагрид, ты говорил...говорил про пауков! — напомнил Ремус.

— Пауки что-ли? — Хагрид резко развернулся и чуть не контузил фонарем Сириуса, который в последний момент успел превратиться в собаку. — Па-а-айдем к паукам! А потом я вам покажу мантикору, вон что! — и он начал ломиться в совершенно противоположную сторону.

Хвала Мерлину, Хагрид отключился до того, как возникла возможность лично познакомиться с каждым паучком в его ручной колонии. Великан устал и сел прикорнуть у одного из деревьев, а они оградили его защитными чарами и пошли дальше. Очень скоро храп крупными камнями покатился им вслед по ледяному ночному воздуху.

— Блеск! — проворчал Сириус, пока Ремус работал над «паутиной» — одной из тех хитроумных ловушек, которым учила их Валери. — Я просто мечтал провести свою единственную свободную ночь в лесу, в компании пьяного Хагрида и его зверушек, — он чихнул. — Напомните мне откупорить ещё одну бутылку виски, когда мы вернемся в замок. Я отпраздную, черт возьми.

— Не скули, Бродяга, это же не ты будешь изображать ужин, — Джеймс потер ладони. — Учтите, если меня сожрут из-за вас, я буду являться к вам по ночам и греметь це-це....пчхи!..пями... — он ещё раз потер руки, сцепил их в замок и подышал внутрь. — У-у-у, дичь, — он попрыгал на месте и растер себя руками. — Ну, кто заказывал мороженого оленя?

— До этого не дойдет, — уверенно заявил Ремус, поддев пальцем последнюю нитку чар. — Если всё правильно — он даже близко не успеет к тебе подойти. Ловушка его удержит. Всё, пора.

Джеймс горестно вздохнул и, не выдохнув до конца, обернулся оленем и с небывалой для обычного себя грацией, скакнул на место приманки.

— Прости, друг, — Сириус коротко резанул его по задней ноге своим перочинным ножом. Джеймс дрогнул всем телом и отшатнулся, но Бродяга уже спрятал нож за пазуху и вместе с Ремусом переместился в кустарник.

Всё затихло.

Где-то в отдалении выводил рулады великан, оставленный на попечение белок и лукотрусов.

Судя по тому, что говорил Хагрид (точнее, пытался говорить), колония располагалась метрах в двадцати отсюда. Едва ли был хотя бы единственный шанс, что паучки не соблазнятся свежей олениной. Пару раз где-то ломалась ветка. В ночной, абсолютной тишине этот звук был похож на выстрел и каждый раз Джеймс испуганно шарахался в сторону, а они с Сириусом выхватывали палочки.

Время шло, а никто не торопился бросаться на аппетитную добычу. Джеймс настороженно прядал ушами и то и дело оборачивался по кругу, готовый в любой момент рвануть прочь, один раз даже храбро опустил голову и сделал вид, что пасется. Но, видимо, местная трава была не очень вкусной, потому что он снова принялся топтаться.

— Это бессмысленно, — тоскливо протянул Бродяга после третьей ложной тревоги. — Может акромантулы не едят оленей?

— А что они тогда е...е....

Ремус оглушительно чихнул и их палочки, которую он все ещё держал в руке, вырвался сноп красных искр.

И тут-то это и случилось.

Акромантул упал сверху, из темноты, беззвучный, словно тополиный пух. Упал так быстро и легко, что ни Джеймс, ни Ремус,ни Сириус не успели отреагировать. Сначала не поняли, что за темень поглотила вдруг Сохатого, а потом мгновенно — вопли, треск кустарника, через который они перескочили, ветки, жгучая боль в царапинах, хлопки заклинаний, вспышки, обжигающие глаза, разноцветные пятна, из-за которых ни черта не видно. И слышно только, как Сириус бешено вопит, поливая акромантула чарами и как Джеймс, всё ещё живой, пытается не допустить щелкающие жевала паука до своего тела...

— Там целая паутина! — орал Джеймс. — Над головой! Вверх, вверх!

Они задрали головы. Ремуса прошиб холодный пот — у них над головами неторопливо и обстоятельно плелся гигантский кокон. Не меньше десяти пауков старательно выплетали сеть, судя по её размерам — они взялись за дело не меньше получаса назад. Страшно было представить, что случилось бы, если бы Ремус не чихнул и не сшиб случайно одного из пауков. Теперь же, после их атаки мастера взбесились и с угрожающим щелканьем принялись спускаться вниз.

— Бежим! — истошно заорал Джеймс, едва обрел свободу и они припустились в лес.

Пуки погнались следом. Один бросился Джеймсу на спину — видимо запах крови из распоротой штанины не давал им покоя. Сохатый обернулся прямо на бегу и подкинул паука рогами. Сириус зарычал ещё будучи человеком, его зубы вытянулись, он прыгнул, в прыжке обернулся собакой, врезался в акромантула и выдрал из него зубами кусок плоти, но едва они грохнулись на землю, на смену убитому пауку пришла целая армия мохнатых, щелкающих, шуршащих и им пришлось ускориться, вместо того, чтобы атаковать.

— Сюда! — крикнул Ремус, задыхаясь, и они рванули по тропе в сторону выхода из леса.

Но едва впереди забрезжило освобождение, их ждало новое потрясение — Джеймс и Сириус проскочили между деревьями, а Ремус врезался в воздух, словно в стену и отлетел назад, крепко ударившись спиной о мерзлую землю.

— Что за черт?! — крикнул Сохатый, помогая ему подняться.

— Один из капканов Валери, — пропыхтел Ремус. — Очень вовремя.

Они оглянулись.

Лес шуршал, надвигаясь на них.

— Что делать...

— Есть другая дорога! За мной! — Бродяга обернулся собакой и бросился вглубь леса, вынюхивая путь. Ремус и Джеймс — за ним, с тоской оставив позади вид на замок. По сторонам и вверх смотреть было страшно — казалось, что это сама земля выплевывает пауков в таком безумном количестве.

Впереди забрезжили огоньки замка — деревья стали реже, но едва они бросились в просвет — история с капканом повторилась. Снова им пришлось углубиться в лес, но там их сразу же взяли в кольцо.

— Спина к спине! — крикнул Джеймс.

Их палочки хлестали воздух, как плети. Пауки шипели, щелкали жевалами и шевелили лапами, но опасались подойти ближе.

— Есть ещё блестящие идеи?! — кричал Бродяга. Его плечо мокро блестело, лицо было вымазано паучьей кровью. — Самое время придумать какой-нибудь гениальный... Араниа Экземи! ...план, мать его!

— Импедимента! — Джеймс так мощно наподдал особенно наглому акромантулу, что тот с визгом вкатился в своих собратьев, сбивая их как кегли в кегельбане, и в этот миг из темноты леса вдруг раздался оглушительный рев.

Пауки всполошились, заверещали, зашевелили лапами в воздухе, словно фанаты на рок-концерте. Всего за несколько секунд кольцо, сомкнувшееся вокруг них, растянулось в разные стороны. Черное, мохнатое море, шипя и вспениваясь, с удивительной скоростью рассеялось, втянулось в темноту между деревьями и унесло в самое сердце леса отвратительный плотоядный писк.

— Что произошло? — озадаченно спросил Ремус, все ещё вертясь на месте и держа деревья на прицеле. — Что их испугало?

Внезапно рев повторился. Мощный, в два раза громче, чем рев Ремуса в его нелегкие дни, такой громкий, что, казалось, даже деревья затряслись в земле.

Они замерли.

— Кто это? — прошептал Ремус ужасно перепуганным голосом.

— Не знаю, — Бродяга слегка задыхался после боя. — Белки?

Где-то совсем рядом затрещали ветки, сминаясь под чьими-то очень тяжелыми шагами.

— Надо валить! — Джеймс помахал рукой, не сводя глаз с темноты, откуда доносился шум.— Я прикрою... быстро-быстро-быстро!

Они бросились в заросли.

И весьма вовремя, потому что едва ветки перестали шевелиться, на поляну вышло то, что прогнали колонию акромантулов.

В первую секунду он подумал, что это Хагрид... но существо было немного меньше ростом и лишь отдаленно напоминало человека. У него была отвратительно голая, цвета сырого мяса кожа, вся в голубоватых, вздувшихся венах, крошечная, как кокос голова, кривые мускулистые ноги и гигантские, толстые как стволы деревьев руки, в которых монстр нес окровавленную тушу лося.