...1977 год...
Лили глубоко вздохнула, глядя на снимок, но вместо аромата печенья и ромашки, который всегда сопровождал маму, услышала сладкий аромат клубничного шампуня. Она обернулась. Алиса бродила по спальне в розовом халатике и пушистых тапочках, читала письмо от Фрэнка и сушила мокрые волосы волшебной палочкой. Марлин сидела на своей постели в трусиках и старой футболке с логотипом «The Beatles», читала журнал и рассеяно помахивала палочкой — бутылочка лака и кисточка порхали вокруг её пальцев на ногах. Мэри все ещё была в ванной. Из-за закрытой двери раздавался шум воды.
— Фрэнк приглашает меня к себе на Рождество, — сообщила Алиса одновременно и ей и Марлин. — К его... к его маме. Блеск.
Марлин засмеялась.
— Алиса, я уверена, миссис Долгопупс всё же лучше, чем миссис Пруэтт. Ты представляешь, этим летом я гостила у них и случайно разбила её вазу...
Лили отвернулась.
К горлу вдруг подкатил ком.
Мама.
Она готова была сейчас отдать всё, что угодно за один разговор с ней. За один взгляд. За одно прикосновение.
Никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой. И от этого одиночества ломило пальцы...
«— С ними же все будет в порядке?
— Конечно, будет...»
Она прерывисто вздохнула, схватила расческу и принялась беспощадно чесать волосы.
В ту ночь они спали вместе в Выручай-комнате.
— Лили, а ты написала сочинение для Флитвика?
Лили вздрогнула, услышав её обращение, поспешно отвернулась и прижала руку к носу.
— Лили... — вздохнула Алиса.
— Всё в порядке! — отрезала Лили, отчаянно вытирая глаза.
Вуд оглянулась на Марлин и присела к Лили на край постели, поджав одну ногу. Лицо её было белым от крема.
— Лили...ну может быть ты всё-таки поговоришь с ним? Ты весь день молчишь, я уже не могу это выносить! Лили, он... он просто был пьян, он не понимал, что говорит, ты бы видела, сколько он...
— Алиса... я умоляю... — Лили запрокинула голову, чувствуя новый прилив слез. — Прошу, пожалуйста, не надо о Джеймсе!
Вуд жалобно свела брови и сжала её ладони вместе.
— Лили, я понимаю, как тебе больно и обидно, но...
— Алиса, я не буду с ним говорить! Я... он меня предал, он унизил меня при всех! И потом наговорил... такое! Он бросил меня! Мы расстались, понимаешь? Нечего тут больше исправлять!
Она оборвала себя и прижала к носу пальцы.
— Мы расстались... — повторила она шепотом и шмыгнула носом. — Он сам этого захотел. Если для нго это так важно, значит Сев был прав, и Поттеру от меня нужна была только дырка.
— Нет, Лили, нет! — Алиса погладила её по голове, забралась целиком на постель. — Он столько лет за тобой ходит, он любит тебя, по-настоящему! Он просто испугался, его огорошили... но если бы он узнал, как всё было...
— Нет! — Лили так и подпрыгнула, стремительно обернулась на постели и схватила Алису за руки, глядя ей в глаза. — Алиса, ты должна пообещать мне, что не станешь ничего ему говорить! Ты же поклялась, что никогда и никому об этом не расскажешь! Ты клялась мне, помнишь?
— Конечно, я помню... не волнуйся, Лили. Я ничего ему не скажу. Просто...
Дверь, ведущая в ванную вдруг распахнулась и в спальню, в облаке пара вплыла Мэри, обмотанная полотенцем, с «чалмой» на голове. Бросив на Лили несколько высокомерный взгляд, она пришла к своей постели, придерживая полотенце на груди.
Почему-то именно в эту минуту, когда она была такой растрепанной, вдруг показалась Лили неоправданно красивой. Может потому что это он выбрал именно её?
— Просто мне обидно за тебя, Лили, — снова зашептала Алиса. — Он, конечно, виноват, но...
— Слушай, Марли, а можно я на выходные возьму твое голубое платье? — громко спросила Мэри, переодеваясь в пижаму. — Меня пригласили на свидание, а мне надеть нечего. Ты не против?
Марлин пробормотала что-то, а когда Мэри отошла к себе, посмотрела на Лили и скорчила мордашку, мол, да не обращай внимания!
Алиса положила письмо Фрэнка под подушку.
Девочки потушили свет.
Лили молча задернула полог, отвернулась в темноте к стене, укрылась и прижала к себе оленя.
Живоглот, мурлыкнув, запрыгнул на неё, потоптался немного, понюхал её и улегся теплым клубочком у неё на бедре.
И тогда Лили заплакала.
Сириус оказался прав.
Хагрид ужасно им обрадовался: бросился накрывать чай, похвастался подросшим Клювокрылом (гиппогриф чуть не откусил Джеймсу палец, когда тот назвал его плодом любви пони и куропатки), затопил свой небольшой камин, грохнул на стол блюдо с пирожками и даже не отругал их за ночной вояж по территории, но едва услышал про их желание навестить колонию пауков — страшно переполошился, разнервничался и даже попытался прикинуться дурачком.
— О какой такой колонии вы говорите? — спрашивал он, в ужасе тараща свои черные глаза, когда они вчетвером сидели за круглым столом и уминали пирожки с яблоками. — Не знаю я никакой колонии...какая-такая...пауки что-ль? Ты сказал ак...ак...?
— Да ладно тебе, Хагрид, — улыбнулся Бродяга, почесывая за ушами Клыка. Щенок так расквасился у него на руках, что обслюнявил Блэку всю куртку и, кажется, готов был описаться от счастья. Надо сказать, по какой-то необъяснимой причине животные очень любили Сириуса. Например, кот Лили частенько пробирался в их спальню и спал на Бродяге, за что каждое утро принимал ледяную ванну. — Мы знаем, что ты таскаешь им кроликов каждые выходные.
Хагрид прямо подскочил.
— Откуда? — он схватился за вафельное полотенце в цветочек и принялся мять его в гигантских руках. — То есть... каких-таких кроликов?
— Видели, — твердо сказал Джеймс. — Слушай, Хагрид, мы просто хотим посмотреть, понимаешь? Ничего такого. Акромантулы все-таки, не шишуги! Нам интересно. И потом, мы же не собираемся отрывать им лапы и поджаривать их на костре. Честное слово.
Хагрид насупился. Похоже, не поверил.
— И мы не будем кормить их драконьим перцем, — добавил Сириус. — Кстати, если хочешь, мы возместим тебе тех саламандр!
— Нет! — Хагрид затряс косматой головой, исподтишка и по-очереди бросая на них осторожные взгляды. — Нет. Мракоборцы вишь, по лесу шныряют с вечера, да и поздно уже...так что... нет...н-нет. И не просите.
— Ты же знаешь, мы можем быть незаметными! И потом, мы правда никому не скажем, — Сириус перемигнулся с ним, потом с Ремусом. — Так же мы никому не скажем, что ты хранил у себя яйцо химеры в прошлом году.
— ...да и про твои эксперименты с мантикорами мы тоже не слышали, — подхватил Джеймс.
— ...и про то, что ты проиграл в карты школьную каре...
— Вы мне это бросьте, негодники! — Хагрид стукнул кулаком по столу так, что чашки дружно подпрыгнули. — Шантажировать меня вздумали? Аль забыли, кто вас спрятал, когда вы, болваны... — он взмахнул рукой, изображая их первое, экспериментальное превращение в животных. -...обернулись прям во дворе? Вот позору было бы!
— Конечно, старик, ты нас здорово выручил, — вкрадчиво молвил Джеймс. — Ты же наш самый большой друг! Ты всегда нас защищаешь! Мы знаем, что ты нас очень любишь.
— Вот ещё! Нужны вы мне больно! — Хагрид надулся и порозовел от удовольствия.
— Нам как никогда нужна твоя помощь.
— Буквально вопрос жизни и смерти, — Джеймс поправил очки указательным пальцем.
— Да и мы не сделаем им больно! — заверил его Ремус.
— Разве что самую малость, — вкрадчиво добавил Сириус, но так, что кроме Клыка его никто не услышал.
Хагрид раздумывал наверное целую минуту.
— Нет, — он снова затряс головой. — Даже не упрашивайте. Нет.
— Пья-а-а-аный Роджер, старый толстый гоблин!..
Увёз-мой-ром-в-своем-котле в далекий мрачный...Дублин!...пха-ха-ха...ик...
Хагрид шел, шатаясь из стороны в сторону, так что фонарь в его руке бешено раскачивался и время от времени ударялся о стволы деревьев. Колючие заросли шиповника и молодые деревца сминались под могучей, но нетвердой поступью, словно сорная трава, а Джеймсу, Ремусу и Сириусу оставалось только бежать следом и не отставать.
