Постель Сириуса была чище. Он сидел на ней в одних брюках и чистил свои остроносые туфли.
— На твоей, придурок. Но Лили...
— Что Лили? — ревниво окрысился Джеймс.
— Ничего. Стоящая девчонка. Я тебе даже больше скажу. Любой другой отдал бы что угодно ради возможности быть с ней, а ты этой возможностью подтираешься. К тому же, она любит тебя. Черт, Сохатый, чего тебе ещё надо? Я бы на такой вообще женился.
Этого Джеймс уже снести не мог.
Он расхохотался.
— Ты, Бродяга?
— По своей воле или нет, рано или поздно всем приходится это делать.
— А я ушам своим не верю.
Повисла небольшая пауза.
Сириус всё так же помахивал палочкой, щетка все так же поскрипывала, начищая драконью кожу до блеска.
— Любит меня, — проворчал Джеймс, а потом вдруг вскочил и заходил туда-сюда по комнате. Прихватив с тумбочки бутылку магловского пива, заблаговременно перелитого в бутылку из-под сливочного. — Любит? Если бы любила, то наверное не водила бы меня за ручку как паршивого первокурсника, верно? Почему со мной — нет (хотя она меня любит), а с этим паршивым ушлепком Боунсом — пожалуйста, сколько угодно? — он сделал несколько крупных глотков. — Почему она выбрала этого ублюдка?! У неё совсем мозгов нет? Или это все девчонки такие дуры?
Сириус пожал плечами.
— Выходит, что и она тоже. Выходит, что я в ней ошибался? И всё, что мне... нравилось в ней — липа. Она — липа!
— И этот кретин — мой лучший друг... — задумчиво пробормотал Сириус, закуривая.
— Любит меня... любила — не стала бы врать! Почему нельзя было сразу сказать?
Сириус выдохнул облачко дыма и заговорил тоненьким голосом:
— «Ой, Джеймс, ну так, между прочим — ты будешь у меня не первый. Ты же не против, что до тебя меня трахал душка-Эд?»
Джеймс, который в этот момент стоял, опираясь на прикроватный столбик, дернулся так, что несчастный столбик хрустнул и надломился.
— Слушай, Бродяга. А вот ты... ты смог бы делить свою девушку с этим дерьмом?
— Я об этом не думал, — признался честный Бродяга.
— Хорошо. Но если бы ты узнал, что он был первым у Марли?
— Сохатый.
— Хорошо. У Малфой! — Джеймс понимал, что это — удар ниже пояса, но ему сейчас трудно было обуздать обиду. — Что бы ты делал, если бы узнал, что Малфой спала с Боунсом?
— Справился бы о его душевном здоровье. Или о том, жив ли он вообще.
— А если серьезно?
— Ржал бы. Очень долго.
— А если совсем серьезно?
— Если совсем... — он затянулся, выдохнул дым и прищурился. — Скажу так: слишком много чести — переживать из-за этого дерьма, друг.
— А я брезгую, понятно? Мне противно! И хватит об этом! — он резко оборвал беседу, которую сам же и начал. — Всё! Всё кончено. Мы расстались. И судя по всему...
Ремус закрутил кран и вытер руки. Он и так старался не вслушиваться в разговор, воду специально включил посильнее, но уши ведь не заткнешь? Он вернулся в спальню мальчиков. Джеймс, в темных джинсах, клетчатой рубашке, торчащей из-под перекошенной вязаной кофты и куртке, сидел на постели с ногами и сердито зашнуровывал кроссовок. Полог его кровати свисал несколько криво. Сириус, как раз в тот момент, когда Ремус открыл дверь, вынырнул из ворота черного свитера с горлом и стал удивительно похож на высокого и худого пони.
— ...она совсем не против.
— Говори ещё громче, Сохатый, а то тебя плохо слышно в соседней комнате, — проворчал он, вешая полотенце на спинку кровати.
«Пони» засмеялся, тщетно пытаясь отлепить от лица наэлектризованные волосы.
— Слушай, Лунатик, — Джеймс влез на сбившуюся постель прямо в грязных кроссовках, сунул руки в карманы джинсов и деловито уставился на Ремуса сверху-вниз. — Вообще-то мы всегда очень рады лишний раз прогуляться в лес или навестить Хагрида, особенно Бродяга...
Сириус громко фыркнул. Челка взлетела, показав его красноречивый взгляд и снова сладострастно припала к лицу.
— ...но хотелось бы все-таки узнать, какого лысого гиппогрифа мы там забыли? И почему именно ночью? — он попрыгал немного на пружинящем матрасе.
— Да, вот это мне тоже интересно, — Сириус пробормотал заклинание, электричество вышло из его волос, они вздулись и Бродяга на миг стал похож на молодого Элвиса. — Лично я бы с большим удовольствием провел эту ночь с хорошенькой блондинкой. Или брюнеткой. Или с обеими, — он сел на постель и провел ладонью по волосам. — Во имя чего я приношу жертву?
— Это важно, — Ремус снял школьную форму и аккуратно сложил её в стопку на кровати. — Во время обеда у нас было срочное собрание старост — скоро полнолуние, деканы ужесточают дежурства. Теперь у меня есть официальное разрешение бродить по школе всю ночь. Но кроме того, я говорил с Лили...
— Вы говорили обо мне? — Джеймс перестал улыбаться.
— Нет, Сохатый, — терпеливо ответил Ремус, натягивая магловские брюки. — Мы говорили не о тебе. Она хотела поговорить со мной о том зелье, которое может облегчить мою трансформацию. Прости меня за этот вопиющий эгоизм.
Тут Ремус немного лукавил. На самом деле он подошел к Лили, потому что хотел узнать причину ссоры, но Лили наотрез отказалась говорить о Джеймсе и перевела разговор на другую тему. Она не плакала и не куксилась, как другие девчонки и вообще, надо сказать, удивительно стойко держалась, учитывая, каким болваном себя показывал Джеймс с этим его ледяным равнодушием.
— Лили сказала, что приступила к готовке сегодня утром и решила как-то переделать рецепт, чтобы зелье стало более эффективным и чтобы поспеть вовремя, — он накинул рубашку и схватился за пуговицы. — Не знаю, почему, но она заменила растопырник полынью и...
— Ближе к делу, Лунатик, — нетерпеливо бросил Джеймс.
— ...если сегодня она добавит процеженный яд Акромантула, то зелье можно будет ждать уже через неделю, а не через месяц, — выпалил он и прерывисто вздохнул. На губах сама собой задрожала улыбка. — Вы понимаете? Это значит, что в следующее полнолуние...
Джеймс и Сириус переглянулись. Да, они прекрасно понимали, что это значит.
Свобода от боли, свобода от страха, свобода от всех возможных переживаний, отсутствие новых и новых ран, а главное — возможность для Ремуса прожить лишний десяток лет.
— Эй, Люпин, — Джеймс спрыгнул с кровати и шагнул вперед. Глаза его за стеклами очков загорались всё больше и больше. — Это же...это...
— Да, да, я знаю, — Ремус слегка задыхался. — Больше никакой боли... я... я смогу остаться собой! — громко выпалил он и вдруг Джеймс торжествующе рассмеялся, схватил его в сокрушительные объятия и пустился с ним в дурашливый пляс по комнате.
— Да-да, всё это замечательно, только есть только одна проблема, — Сириус наблюдал за ними без улыбки. Взгляд его отражал сосредоточенную мыслительную работу. — Хагрид ни за что в жизни не покажет нам дорогу в колонию после того, что мы сделали с его саламандрой, Сохатый.
Они остановились и переглянулись.
Джеймс щелкнул пальцами, словно поймал в этот миг какую-то особенно важную мысль и полез под кровать. Через секунду оттуда полетели вещи: парочка учебников, сломанная пластинка, банка сушеных докси, средство для ухода за метлами...
— Но мы же не собираемся у...убивать их, — запротестовал Ремус и оглянулся на Джеймса, когда тот загремел поломанными половицами.
— Я сомневаюсь, что Акромантул, эта гигантская волосатая сучка, позволит нам просто взять и подоить себя, понимаешь? — Сириус достал из-под подушки карту — убедиться, что Филч не поймает их за первым же поворотом. — Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость.
Джеймс вытащил из-под кровати большой чёрный ящик, обклеенный этикетками от сливочного пива, билетами на концерты и квиддичные матчи.
— Что за черт? — он вытащил из скопища склянок ополовиненную бутылку «Огдена». — Куда подевалось наше золото?
— Ты решил пропустить стаканчик на ночь? — рассеяно спросил Сириус, шурша картой в погоне за неуемной черной точкой.
