Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Как пишет Мелани Кимболл: «Девочки – сироты обычно преодолевают препятствия благодаря добродетельному поведению. Они “хорошие девочки”»[80]. Все же, для того чтобы навсегда избавиться от жизненных невзгод, Саре, как и Мэри, нужна помощь. И снова, словно в традиционной народной сказке, в самый ответственный момент откуда ни возьмись появляется волшебный помощник, и с этого мгновения все идет как по маслу. Индийский джентльмен, друг отца, возникает рядом в тяжелую минуту – без его поддержки героине никак не справиться. Все заканчивается к всеобщему удовольствию, даже девочка – нищенка (тоже сирота), с которой Сара поделилась хлебом, обретает дом – ее берет к себе хозяйка булочной; Анна тоже «хорошая девочка» и не гнушается никакой работы. И словно такого счастливого конца недостаточно, американские экранизации «Маленькой принцессы» на этом не останавливаются. В старом фильме с Ширли Темпл (1939) Сара (не без помощи самой английской королевы – волшебный помощник высшего сорта) находит отца в госпитале для раненых, а в более современном фильме (1995) живущий в соседнем доме джентльмен оказывается потерявшим память отцом девочки и Сара вновь обретает не только богатство, но и семью. (Впрочем, американские экранизации всегда отличает пара лишних ложек сахара.)

Глава 6

На континенте: мальчики и девочки

С глупых лет брожу я сиротою.
Александр Пушкин. Уродился я, бедный недоносок…

По словам Филипа Нела, «литературные сироты позволяют заглянуть в замочную скважину и увидеть будущие радости и тревоги взрослой жизни вне родительского дома»[81]. Вопрос только в том, когда именно начинается эта взрослая жизнь. Долгое детство нынешних детей не характерно для предыдущих исторических эпох, в которые, согласно Филиппу Арьесу, ребенок оказывался в мире взрослых, едва научившись ходить и говорить. По Арьесу, продолжительность детства определяется продолжительностью обучения (в первую очередь школьного, а не обучения ремеслу). Семья и школа, предполагает Арьес, защищают ребенка от слишком раннего вхождения во взрослую жизнь. Но кого заботит обучение и воспитание сироты? Ему не достается и того детства, которое отпущено в данной исторической эпохе ребенку, растущему в семье. Взросление сироты часто происходит весьма стремительно и преждевременно.

Потеряв не только отца, но и мать, Дэвид Копперфилд, герой в значительной степени автобиографического романа Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1849), начинает работать в возрасте десяти лет, поскольку его отчим больше не желает платить за его обучение. То же самое происходит и по другую сторону Ла – Манша (он же Английский канал, в зависимости от того, с какой стороны мы на него смотрим). В романе французского писателя Гектора Мало «Без семьи» (1878) Реми покидает добрую кормилицу и в восьмилетнем возрасте начинает сам зарабатывать себе на жизнь. В целом сюжет романа ближе к истории Оливера Твиста: незаконный, но взрослый потенциальный наследник пытается избавиться от законного малолетнего наследника, чем обрекает его на жизнь подкидыша.

Младенцем Реми украли у родителей в Лондоне и оставили на улице в Париже. Лишившись впоследствии и семьи кормилицы, он переходит из рук в руки – попадает к бродячему музыканту и дрессировщику, потом надолго задерживается у доброго садовника. Однако ни одно из этих мест не становится постоянным пристанищем: очередное несчастье – смерть наставника или град, побивший все цветы, – заставляет мальчика двигаться дальше по жизненному пути сироты. Все происходит помимо его воли и помимо его стараний. Ему остается, как и Оливеру, всего лишь быть «хорошим мальчиком» и помнить благодеяния, оказанные ему другими. Награда (в виде родной и весьма богатой семьи) в конце концов найдет его сама. Впрочем, нет, от него ожидается и толика активной доброты – он помогает другому, еще более обездоленному мальчику Маттиа, покупает корову своей бывшей кормилице.

И Дэвида, и Оливера, и Реми, в терминологии Проппа, можно причислить к истинным героям; ближайшей аналогией их историй в мире волшебной сказки будет «добрая девочка» из дихотомии «добрые девочки – злые девочки»[82]. В данном случае пол героя не так уж важен, дело скорее в принципиально пассивном отношении к миру. Объясняя этот тип сюжета, Виктория Сомофф пишет: «Злая девочка ожидает получения даров… Добрая девочка, наоборот, получает дары именно потому, что она к ним не стремится, и совершает свои поступки, не думая о том, что получит вознаграждение»[83]. Как не вспомнить тут снова сказку «Морозко» и терпеливую падчерицу, стойко переносящую суровую русскую зиму.

Так, после того как он впервые попросил и не получил добавки овсянки, Оливер уже не ждет никакой помощи от мира, но помощь все равно приходит в виде коллективного волшебного помощника. В случае Оливера это – мистер Браунлоу, миссис Мэйли, ее племянница Роз и другие, менее важные герои, которым противопоставлены злые силы, подобные злым демонам волшебных сказок, – Монкс, Феджин, Сайкс. Джим, «маленький оборвыш», тоже оказывается центром притяжения злых и добрых сил, но, в отличие от Оливера, ему приходится «работать над собой», поскольку в какой – то момент ему нравится его «преступная» жизнь. В разговоре о героинях – англичанках мы уже обсуждали это стремление быть хорошей более подробно.

Каждому из помощников Реми противопоставлен антагонист – вредитель. Как и в волшебной сказке, «антагонист пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом»[84]. В данном случае идет речь об овладении имуществом в самом прямом смысле. Кормилица – помощник матушка Барбарен противопоставляется антагонисту – своему мужу, который фактически продает мальчика Реми в рабство. Другая пара – добрый Виталис и злой Гарафоли, которому все же не удается его коварный план. Однако главный антагонист, как и в истории Оливера Твиста, – ближайший родственник, который стремится отобрать у героя наследство (у Реми – дядя, у Оливера – старший брат). Но, как и в сказке, где «антагонист никогда не спасается безнаказанно»[85], Джеймс Миллиган, дядя Реми, изгнан с позором из семьи, а Монкс вынужден покинуть Англию.

Конечно, во всех этих романах о мальчиках – сиротах есть и многое другое: социальные вопросы, бедность, страдание, воровство, проституция[86], но главное, что привлекает ребенка, – победа слабого над сильными, маленького над большими. В сказках счастливый конец всегда чудесен, в каком – то смысле чудесен он и в романе девятнадцатого века. «Представление о чуде как о существенной структурной характеристике сказочного повествования… приводит к лучшему пониманию специфики развития сказочного жанра и с географической, и с временной точки зрения»[87]. Это же утверждение, по моему мнению, применимо и к роману о сироте, выжившему, победившему, обретшему семью и/или новый, подобающий ему социальный статус воистину чудом.

Сказочность повествования заметнее в историях девочек, где реальный мир отступает еще дальше. Впрочем, в прозе Виктора Гюго реальность, хотя и романтизированная, присутствует всегда. Гюго писал свои романы не для детей; но в контексте «русского чтения» извлеченная из романа «Отверженные» (1862) история Козетты стала фактом детской литературы[88]. Жан Вальжан, как хороший волшебный помощник, посвящает свою жизнь тому, чтобы воспитать сироту Козетту и оградить ее от вся— кого зла. Однако именно он, в сущности, герой этого произведения, а Козетта – невинно страдающее дитя – скорее просто статический фон, оттеняющий (вернее, осветляющий) динамическое развитие характера Жана Вальжана[89]. Козетта становится главной героиней исключительно в детском варианте, который появился еще в советское время. «Бедная сирота, которую угнетает хозяйка (мачеха) и обижают мачехины дочки; появление доброго волшебного покровителя, утешающего бедняжку и наделяющего ее невозможными по щедрости дарами; счастливое преображение замарашки, связанное с переодеванием в новую одежду («многие не узнавали Козетту – на ней больше не было ее лохмотьев»), – разве не проступает через все это сюжет сказки про Золушку?»[90]

вернуться

80

 Kimball. Assembling Orphan Tales.

вернуться

81

 Цит. по: Donahue D. Orphans in Literature Empower Children // USA Today. July 2, 2003. (www.usatoday.com)

вернуться

82

 Аарне – Томпсон 480. Ссылки на нумерацию по классификации Аарне – Томпсона даются по изданию: Thompson S. The Types of the Folktale. Helsinki: Suomalainen tiedeakatemia, 1973.

вернуться

83

 Somoff V. On the Metahistorical Roots of the Fairytale // Western Folklore. Vol. 61. № 3/4. Autumn 2002. P. 289.

вернуться

84

 Пропп. Морфология. С. 25.

вернуться

85

 Там же. С. 106.

вернуться

86

 Wolff L. «The Boys are Pickpockets, and the Girl is a Prostitute»: Gender and Juvenile Criminality in Early Victorian England from Oliver Twist to London Labour // New Literary History. V. 27. № 2. 1996. P. 227–249. Современный исследователь готов вычитывать в Диккенсе все что угодно, включая педерастию, как со стороны «отрицательных», так и со стороны «положительных» героев.

вернуться

87

 Somoff. On the Metahistorical Roots of the Fairytale. P. 290.

вернуться

88

 Существуют отдельные издания «Козетты», см., например: Гюго В. Козетта. М.: Дрофа Плюс, 2012.

вернуться

89

 «Отверженные», как и «Оливер Твист», превратились в бродвейский мюзикл, а недавно и в фильм (2012). Американцы любовно сокращают это бессмертное, но скучноватое произведение до «Les Mis» (от фр. «Les Miserables») – что сразу превращает львиную громаду повествования Гюго в домашнего котенка. Так оно и вправду легче переваривается.

вернуться

90

 Аромштам М. Жизнь Козетты вчера и сегодня // Папмамбук (интернет – сайт). 12 октября 2012. (www.papmambook.ru)

9
{"b":"569954","o":1}