Вновь картинка померкла. На сей раз я была в холле Хогвартса, у лестниц. Эд и Бетти сидели и миловались на ступеньках, не обращая внимания на проходящих мимо студентов. В следующий миг — холл пуст, дрожащая от ярости Бетти всхлипывает и захлёбывается слезами. Эд пытается ей втолковать:
— Бетти, не люблю я тебя, извини. Пойми, всё кончено. Не обижайся только, но не могу я больше с тобой быть.
— Закрой, пожалуйста, — попросил настоящий Эд. Оказалось, он подошёл ко мне сзади и наблюдал за разворачивающимися сценами. Я покорно захлопнула створку и обернулась. Глаза парня были печальны. — Я надеялся, что если сумею с ней пробыть достаточно долго, то смогу её полюбить. Она-то меня, видимо, любила.
— Ты не виноват, — повторила я. — Нельзя заставить себя любить кого-то.
— Я тешил её и себя надеждами на лучшее.
— Кажется, я начинаю понимать, где мы, — пробормотала я. — И так ясно, без других дверей. Эд, в том, что происходило нет твоей вины. Даже если ты строил какие-то там воздушные замки и «тешил надеждами» кого-то, это не делает тебя злодеем. Перестань кормить совесть, иначе ты совсем зачахнешь.
— Легко тебе сказать, Марс, — тихо сказал Эд.
— Можно подумать, я ни на что не надеюсь, — фыркнула я. — У меня этих дверей должно быть в десяток раз больше. То, что мы что-то строим вокруг себя и надеемся на что-то — вполне нормально. Воздушные замки это даже неплохо. Можно в них спрятаться.
— Из-за этого я сделал слишком много промашек. А из-за промашек пострадали люди!
— Это уже в прошлом.
— А кто сказал, что не будет в будущем?
— Никто не говорил. Да вот только ты с ума сойдёшь, если не будешь строить свои замки и запирать в них совесть. Иногда полезно. Если ты начнёшь испытывать чувство вины за каждый пролитый стакан сока, легче никому не станет, Эд.
— Что ты предлагаешь? Разрушить всё и возвести заново?
Я обвела взглядом помещение.
— Нет. Нет, оставь всё, как есть. Нам полезно помнить о промахах, чтобы не совершать их потом. И полезно иметь воздушные замки, чтобы надеяться на лучшее. Вот и всё.
Эд устремил на меня долгий взгляд.
— Кажется, мы с тобой поменялись ролями, — усмехнулся он. — Теперь ты стала мудрой до невозможности.
— Кто-то же должен, — пожала я плечами.
Раздался тихий шорох. Вместо одного из окон появилась ещё одна дверь. На сей раз без гобелена.
— А вот и выход, — улыбнулась я. — Ну, идём? Могучий герой.
Комментарий к Часть 43. (Книги наших снов. Первая книга: Воздух)
Объявляем новый цикл “потусторонних” глав открытым.
Простите, господа, но мы слишком уж полюбили эту тему, да и в голове Эда покопаться захотелось.
А так же мы внесли ряд изменений в условия в предыдущей главе (ибо Муза взбунтовалась), советуем ознакомиться.
Где предисловие? Сгорело!
В главе обыгрывается английское название стрекозы - dragonfly.
========== Часть 43. (Книги наших снов. Вторая книга: Лёд) ==========
Глава первая: Побег по тонкому льду
Не успели мы покинуть облачную крепость, как порывистый шквал ветра едва не сбил нас с Эдом с ног. Мы вновь очутились посреди бескрайней белесой облачной пустоши. Ночное небо распахнуло гостеприимные крылья над нашими головами. Чернильная синева сияла многочисленными алмазными крапинками звёзд, Млечный путь раскалывал небосвод надвое. Чуть кривящаяся сияющая дорога брала начало у наших ног, убегая неизвестно куда. Облака клубились по обе стороны дорожки, не решаясь пустить к ней свои призрачные белесые щупальца.
Пригибаясь под порывами ледяного ветра, мы гуськом брели по тропинке. Складывалось впечатление, что по обе стороны этой дорожки ничего нет. Только бездна И стоит лишь оступиться, чтобы сгинуть навеки в бесконечной пропасти.
Я передёрнула плечами и подняла глаза на шагавшего впереди Эда. Лафнегл шагал легко и непринуждённо, осторожно ступая по призрачной дорожке. Ветер трепал его волосы, но парню словно было плевать на ветер. Смотреть на затылок Эда было не так уж интересно, так что я перевела взгляд на звёзды.
— Не узнаю ни одного созвездия, — пробормотала я. — Проклятье, Лафнегл, почему у тебя в сознании так холодно?
— Холодно? — Он изумлённо обернулся. — О чём ты?
— О ветре, — стуча зубами, ответила я. — Неужели ты не чувствуешь?
— Нет, — протянул Эд, почёсывая затылок. — Может, дело в тебе?
— Утешил.
Эд чуть нахмурился, после чего обратил взор в пространство.
— А можно ветер как-то выключить? — громко спросил он небо, сложив руки у рта рупором.
Голос его далёким эхом пробежал по пустоши, заставляя облака вздрогнуть. Самое удивительное, это сработало. Я с облегчением вздохнула и выпрямилась. Эд стоял, высоко задрав голову и изучая звёзды.
— Знаешь, однажды Бетти мне изложила собственную теорию о звёздах.
— Ого! — воскликнула я, безуспешно пытаясь пальцами расчесать волосы. — Ну-ка, ну-ка, поведай, что этот философ думает? Что это стразы? Или что это слёзки, пролитые отверженными влюблёнными девицами? — Мой голос стал нарочито-драматичным, хотя я и старалась не расхохотаться.
— О, нет, тут всё страшнее. — Эд закатил глаза и запищал, копируя манеру Бетти говорить, смягчая согласные звуки. Попутно он бурно жестикулировал руками, картинно заламывая их и воздевая к небесам. — На самом деле, звёзды это вовсе не бездушные пустые камни, плывущие в космосе! Это души! Души наших родственников! Каждую ночь они зажигают яркие фонарики, а то и «Люмосы», чтобы мы о них помнили!
После слов о «Люмосе» я не выдержала и расхохоталась в голос. Да что там, я ржала, как конь. Глядя на меня, Эд тоже тихонько посмеивался. А вот я даже остановиться не могла, я хохотала и хохотала, держась за Эда. Щёки сводило от смеха, а я продолжала смеяться.
— О, Мордред! Ой, не могу! — Простонала я, отсмеявшись. — О, Бетти! Услышь это профессор Синистра, она бы скинула её с Астрономической башни.
Эд рассмеялся.
— Ну, а что, не самая глупая идея, — с нарочитой серьёзностью произнёс он.
— О да, не самая! — Икнула я. — Ведь тут есть даже своеобразная изюминка. Фирменная изюминка глупости Бетти! А ведь и логика есть! Смотри, тогда созвездия — это семьи! Они сбиваются в кучки, чтобы мы легко могли найти друг друга!
— Ага! А когда звезда гаснет, значит, какой-то рыжеусый дядя Рудольф сказал: «А к чёрту всё, Нокс!» и ушёл спать раньше!
— Точно! — восхищённо вскричала я, воодушевившись этой дурной теорией. — А когда звезда падает, значит, родственники в таком шоке от наших поступков, что валится в обморок!
— А что тогда такое метеоритный дождь? Массовое самоубийство?
— Или массовый обморок. Ой, всё, не смеши меня больше, у меня уже живот болит смеяться, — простонала я, продолжая икать от смеха.
Неожиданно прямо перед нашими носами из облачного марева, клубившегося по обе стороны дороги, с отчаянным криком вынырнула белая чайка. Описав дугу, она вновь нырнула в облако. От неожиданности я отшатнулась, потеряла равновесие и с ужасом почувствовала, как нога соскользнула с дорожки. Я не успела даже вскрикнуть, как нога со звоном столкнулась с твёрдой поверхностью. Облака рассеялись в этом месте. Моему взору открылась сияющая голубоватым светом ледяная, словно хрустальная, поверхность, таящаяся под облачной пеленой. В месте, где мой каблук с силой стукнулся о лёд, пошла тонкая сеть трещинок. Я поспешно убрала ногу и склонилась над этим колодцем, отгоняя руками норовящие сомкнуться облака.
— Эд, смотри… — заворожённо прошептала я. Эд подошёл ко мне и наклонился рядом.
Нашему взору предстала невероятных размеров река раскалённой лавы, медленно несущая свой жаркий поток во многих милях под хрустально-ледяной поверхностью небосвода. Изгибаясь огненно-рыжей змеёй, она протянулась так далеко, насколько хватало глаз. Хвост её не был виден, тогда как голова змеи стекала в глубокое ущелье, находящееся далеко впереди, до краёв наполняя его своим огненным содержимым.
