Он понял, что отвергал её попытки быть рядом с ним, потому что ему было невыносимо. Но не понимал, насколько невыносимо ей. Он знал, что она пытается поддержать его, тогда как она сама нуждалась в поддержке. Ей было больнее, он знал… Эд любил Лину, но не так, как любила её Марисса. Вот что шевельнулось в его сознании, когда он смотрел на фото. Он знал, что ей хуже, потому что она видела, как Лина погибла. Её глаза были широко распахнуты и видели то, что она не могла предотвратить, беспомощно наблюдая за гибелью подруги.

И тогда, когда он нужен был ей больше всего, Эд отвернулся от неё. Он сетовал Судьбе на то, что он одинок, тогда как собственноручно оттолкнул от себя любимую девушку. Ту, которая две недели старательно вытаскивала его из бездны, когда погибла его мать. Ту, которая всегда была рядом, которая всегда придавала ему сил, делала всё, чтобы защитить его, заставить чувствовать, что всё будет хорошо. И сейчас он чувствовал, как он теряет её.

Чувствуя себя последним уродом, он осторожно толкнул дверь в тёмную комнату. Погружённая во мрак спальня была непривычно пустой. В комнате Марисса осталась одна после отъезда Джины и Анджелы. Пустые заправленные кровати, освещённые луной, выглядели ужасно подавляющими. Только на кровати Лины лежал Инсендио. Когда Эд вошёл, тихонько затворив дверь, кот поднял голову. Во тьме укоризненно сверкнули зелёные глаза.

Марисса лежала на кровати напротив двери. Чёрные волосы разметались по подушке, в которую она прятала лицо, содрогаясь от рыданий. Эд тихонько подошёл к ней. С каждым шагом он чувствовал, как-то мрачное и тёмное, что грызло его душу, хлопьями слетает с него, что не остаётся ничего, кроме сосущего чувства вины и сожаления. Он физически ощущал необходимость быть рядом с этой девушкой.

Тихонько подойдя к кровати, он опустился на колени перед ней и осторожно коснулся её плеча. Вздрогнув, Марисса вскинула голову. Полные слёз, покрасневшие, чуть опухшие глаза с недоумением и испугом смотрели на него из-под спутанных чёрных волос.

— Эд? — хрипло позвала она, узнав его во мраке. — Что ты…

— Марисса, прости меня, — горячо зашептал он. — Я знаю, я свинья, мне нет прощения, но я умоляю тебя, прости. Я не могу без тебя, я идиот, я ошибся, оттолкнув тебя. Мне ненавистна без тебя жизнь. Я люблю тебя, люблю, люблю, я не могу… умоляю, прости меня. Я идиот, я хочу быть рядом с тобой. Ты нужна мне, нужна… Прости, прости. Я всё отдам, я мир переверну, чтобы ты меня простила. Я не хочу жить, не хочу дышать, зная, что причинил тебе такую боль. Прости, прости, прости. Умоляю тебя. Я люблю тебя.

Захлебнувшись словами и запутавшись в них окончательно, Эд умолк. Он продолжал стоять у её кровати, понурив голову. Она молчала, и молчание это разрывало Эду сердце. Он отдал бы всё, чтобы услышать её голос, чтобы узнать свой приговор. Он чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. А Марисса всё молчала. Она встала с кровати и подошла к нему. Эд изумлённо поднял голову. В белой ночной рубашке, с распущенными чёрными волосами и бледным тонким лицом она больше обычного походила на призрака. Эд ожидал потока ярости, ожидал пощёчины, что она вытолкнет его из комнаты или выскажет ему всё, чего он заслуживал. Эд испуганно зажмурился, ожидая хоть чего-нибудь. Но он никак не ожидал, что она опустится рядом с ним на колени и обнимет его. Эд ошалел от такой неожиданности.

— В одном ты прав, Лафнегл, — тихо пробормотала она, уткнувшись в его плечо. — Ты свинья и идиот. Ты меня бросил, хотя обещал никогда не оставлять.

От облегчения Эд готов был помереть прямо на месте. Он обнял девушку, прижав её к себе. Его распирало от нахлынувшего счастья. Прижимая её хрупкое, тёплое, трепещущее тело к себе, он, наконец, в полной мере осознал, как он в ней нуждался.

Ту ночь они провели вместе. Напуганная перспективой остаться в одиночестве, Марисса упросила Эда переночевать с ней. Эд не возражал, напротив, он был только рад. Он лёг на кровать Лины, притянул к себе Инсендио. Марисса лежала на соседней кровати, не сводя с него своих изумительных синих глаз. Некоторое время они разговаривали о чём-то, пока девушка не погрузилась в сон. Да и Эда уже одолевала дремота. Столь желанная за последние полтора месяца. И впервые за это время ему не снились кошмары.

Комментарий к Часть 40. (Comatose)

В названии - песня группы Skillet - Comatose

Очень рассчитываем на вашу поддержку

========== Часть 41, 1/2. (Соперники) ==========

- Рада, что ты пришёл, - улыбнулась я, откладывая в сторону книгу.

Ремус опустился на стул напротив меня. Сегодня в «Трёх мётлах» яблоку было негде упасть – плохая погода всех загнала в тепло трактира. Однако наш любимый столик в уголке, в тени стойки для мётел, был свободен. Рем потёр ладони друг о друга, согревая их, пока я наливала чай, потянулся к горячей чашке, сделал глоток и блаженно улыбнулся.

- Как же иначе? – промурлыкал он, млея от чая. Я с улыбкой потянулась к своей чашке.

Прошедшие полтора месяца были худшими в моей жизни. Отчаяние, горечь и чувство вины высасывали из меня жизнь, подобно дементору. Медленно, но верно я погружалась в апатию, пытаясь цепляться хоть за что-то, оставшееся у меня в этом мире. Я пыталась найти себе дело, пыталась быть поближе к Эду, понимая, как ему тяжело. Однако его жестокие слова подкосили меня окончательно. Откровенно говоря, я толком не помню, что было со мной в это время. Словно колпаком накрыла тьма, управление телом любезно взял на себя автопилот. Но даже он не спасал от тупой боли, что грызла моё сердце, впиваясь ледяными клыками в самые потаённые уголки сознания.

Единственными днями, когда появлялся просвет в этой мешанине тоски и депрессии, были выходные. После происшествия с «Хогвартс-Экспрессом», Мародёры старались меня навещать, дабы поддержать. Обычно они апарировали в выходные в «Три Метлы», где проводили со мной вечер, стараясь, по возможности, отвлечь или поддержать. Получалось у них не ахти как, но мне становилось несколько легче, когда рядом был кто-то. Джим и Питер приходили раз или два, Сириус с Ремом бывали со мной гораздо чаще. Однако нападения Пожирателей по всей Англии заметно участились, так что у ребят было всё меньше и меньше возможности нянькаться со мной. Сириус и вовсе перестал появляться.

Однако Ремус приходил. Всегда, что бы ни случилось в мире, какая бы погода ни была, он приходил ко мне в «Три Метлы», садился за наш столик и старательно выцарапывал меня из лап депрессии. Ей-богу, я не сошла с ума за последние недели исключительно благодаря ему. Я существовала от выходных до выходных, тогда как в трактире в обществе Люпина во мне проклёвывалось что-то, заставлявшее цепляться за жизнь.

Но даже Рем не спасал от пресловутой боли. Она была всегда рядом, извечный спутник, пронизывающий каждое моё движение, сквозящий в каждом моём слове. Боль от потери Лины, боль от предательства Эда, боль от чувства вины и ощущения неизбежного конца. Она лишь притуплялась, когда я проводила вечера с Ремом, но никуда не исчезала.

Мне нужен был Эд. Я почти физически чувствовала, как сильно в нём нуждаюсь. Я чувствовала, что он продолжает винить меня в смерти Лины, от того чувство вины становилось ещё гуще, тяжелее, плотнее. И оттого он нужен был мне ещё сильнее.Но каждая случайная встреча, каждое случайное слово, даже голос были мне как ножом по сердцу. Наверное, оттого я и искала поддержки у Рема. Наверное, оттого я чувствовала себя гораздо лучше в обществе этого потрясающего парня. Его карие глаза словно говорили: «Ничего, всё обойдётся. Всё будет хорошо. Я с тобой». И мне становилось легче, правда. Не знаю, как выжила бы без этих встреч. Сбросилась бы с Астрономической башни, не иначе.

- Ты снова улыбаешься, - сказал мне Ремус, поставив чашку на место. – Хороший знак.

- Да, наверное, - усмехнулась я. – Полтора месяца прошло, как-никак… пора, наверное, собраться.

- И правильно. А Эд…