Он остался один. Один. Потерянный в бесконечном белом свете одинокий ребёнок, съёжившийся перед ликом смерти, перед огромной и непостижимой силой, что забирала дорогих ему людей одного за другим. Отец. Мать. Теперь сестра… их лица Эд видит перед внутренним взором.

Адский звон будильника размывает лица родных и вырывает Эда из сна. Открыв глаза, он видит синий полог кровати, освещённый серыми утренними лучами. Отодвинув полотно полога и выключив будильник, Лафнегл поднимается с постели. Бросил взгляд на календарь. Пятнадцатое октября. Полтора месяца минуло. Но легче не стало за это время.

Первые недели были просто чудовищны. Эд бездумно ходил по замку, заживо сгрызаемый скорбью и чувством вины. Он старался не думать, старался отвлечься хоть на что-то, но ничто не спасало, с каждым часом он проваливался в бездну, что развернулась в его душе. Первое время там не было ничего, только отчаяние и боль. Потом появилась ненависть. Такая сладкая, тяжёлая, как гнилое яблоко. И чёрная глубокая меланхолия, отдававшая прохладой и отчуждённостью.

Он прекратил общение с Мариссой практически с первого дня. По началу, девушка всегда была рядом с ним, пыталась что-то говорить, но Эд ничего не отвечал, не реагируя на её слова или прикосновения. Он не мог заставить себя даже посмотреть на неё, всегда отводя взгляд при случайной встрече.

Как-то утром, в Большом Зале за завтраком, куда его притащил Арти, на его плечо опустилась лёгкая ладонь Мариссы.

— Эд, я понимаю тебя, правда. Но нужно как-то продолжать жить, не так ли? — с какой-то мольбой в голосе спросила она.

— Тебе надо, ты и живи, — отрывисто бросил Эд, глядя в пустую тарелку. — Оставь меня в покое. Я в тебе и твоих советах не нуждаюсь.

Вздрогнув, рука исчезла с его плеча. Мгновение девушка колебалась, после чего раздались торопливые шаги. Осуждающий взгляд Арти Эд подчёркнуто не замечал.

«Она во всём виновата. Если бы она не отправила Лину в хвостовой вагон, если бы не бросила её, когда он начал падать, если бы смогла удержать вагон от падения… Она, она во всём виновата!»

Весь следующий день он её не видел в замке. Пусть. С глаз долой — из сердца вон. Правда такая обстановка до крайности радовала Бетти Дарлинг, которая несколько раз за минувшие месяцы предпринимала попытки вновь завязать отношения с Эдом, после чего была послана не самыми вежливыми и ласковыми словами.

Легче стало после начала тренировок. Отошедший от горя Арти взвалил на свои плечи бремя капитана команды Рейвенкло по квиддичу. Влезая на метлу, Эд чувствовал, что ему становится заметно легче, когда он в воздухе. Копившийся негатив и ярость он выплёскивал, гоняясь за бладжерами. В каждом ударе по тяжёлым мячам он находил отдушину для злобы. С силой, со злобой он вновь и вновь заносил биту, с коротким грудным рыком отбивал бладжер в мишень. Он продолжал бы так ещё долго, если бы на одной тренировке не сломал биту. После этого он умерил пыл. Однако после каждой тренировки он чувствовал себя легче: уставшим и опустошённым.

Раз или два он видел на трибунах Мариссу. Она часто бродила по замку и окрестным территориям с потерянным видом, порой забредая на поле для квиддича. Эд видел, как она иногда прижимала руку к груди, когда он совершал какой-то опасный манёвр. Но каждый раз, когда он видел её, в крови, помимо адреналина, вскипала злоба.

«Она! Она во всём виновата, она!»

С трудом подавляя желание вновь отправить бладжер в её сторону, Эд продолжал полёт, держась как можно дальше от той трибуны, где она сидела. Ему было гадко, противно, он не мог заставить себя на неё взглянуть лишний раз, каждое случайное прикосновение или встреча были больнее любой раны.

И каждую чёртову ночь, когда он, истерзанный мукой, злобой и скорбью, ложился спать, его преследовал один и тот же кошмар. Порой он не хотел засыпать, так как сны не приносили облегчения.

Эд повёл плечами, стряхивая воспоминания. Арти, Коул и Патрик уже ушли на завтрак, а он, как дурак, ещё только в рубашке и брюках разгуливает по спальне. Обувшись, Эд случайно бросил взгляд в зеркало. На долю секунды он ужаснулся, увидев своё отражение. Серые, полные злобы глаза взирали на него с побледневшего, чуть осунувшегося лица. Брови, сдвинутые к переносице, бросали тень на и без того потемневшие от ненависти глаза. Светлые волосы отросли, закрывая лоб и уши. Щёки чуть впали, подчёркивая скулы. Эд напоминал вампира в худшем из его проявлений.

Парень тряхнул головой. Да что же это… Нельзя же так себя запускать…

Словно ища помощи, он обвёл взглядом круглую комнату. Взгляд упал на фотографию, стоящую на тумбочке в рамке. Эд подошёл к кровати, сел на неё и потянулся к фотографии. С глянцевой бумаги на него с улыбкой взирали Лина и Лиди. Такие похожие. Навсегда ушедшие. Лина обнимала за плечи смеющуюся Мариссу. Синие глаза были полны тёплого и уютного счастья.

Вздохнув, Эд отставил фотографию. В пропитанной чёрной меланхолией душе что-то треснуло, что-то шевельнулось впервые за минувшие полтора месяца. Что-то неопределённое, что-то из прежней жизни, до крушения вагона.

Он вновь почувствовал себя до ужаса одиноким. Он чувствовал, что нуждается в ком-то. В ком угодно. Но, как назло, комната была пуста.

«В Хогсмид, что ли, Арти сводить?» — думал он, накидывая мантию.

На лестнице он столкнулся с выходящей из спальни девушкой. Впервые за последние недели он видел её так близко. Глаза её были опущены, лицо посерело, сильно осунулось. Аккуратные розовые губы опущены, в самом их уголке что-то словно подрагивает. Девушка сильно похудела и как будто… выцвела. Словно привидение. Однако, к своему изумлению, Эд вновь ощутил лёгкое шевеление в душе.

— Марисса?

Девушка вздрогнула, остановилась и подняла на него глаза. Впервые за полтора месяца он заглянул в них. На Эда обрушился целый поток нестерпимой муки, плескавшийся в её синих глазах. Два озера боли на бледном лице. Эта же боль подрагивала в уголках её губ. Ужасающий поток эмоций смывал с него всю тьму, всю скверну, скопившуюся за месяцы, обнажая его растрёпанную, разбитую душу. Задыхаясь от изумления, Лафнегл не нашёл сил выдавить из себя ни словечка. Так и не дождавшись последующих реплик, Марисса вновь опустила глаза, отвернулась и продолжила спуск по лестнице. Оторопевший Эд продолжал стоять, глядя ей вслед.

Но что-то в его душе ещё оставалось тёмное, мрачное, что удерживало его от того, чтобы подойти к ней. Что-то, что настойчиво не желало даже думать о ней. Но вновь и вновь он возвращался мыслями к девушке, к её глазам. Он стал замечать то, чего не видел раньше. Он видел её боль. Каждое её движение, каждый взгляд был пронизан мукой. Он помнил, как по вечерам она забивалась в свой угол, тихо сидя у окошка, как она поспешно убегала в свою комнату и запиралась там. Он видел её потерянный взгляд, которым она обводила окружающих, словно ища что-то.

Весь день Эд провёл, раздираемый противоречиями. Какая-то мысль птицей билась в его сознании, но он никак не мог её поймать, всё было сокрыто мрачными переживаниями, оставившими серьёзный осадок в его душе.

Он вспоминал, как они вместе просыпались, когда Марисса жила с ними в Оттери-Сент-Кэчпоул. Он помнил её мягкое, тёплое тело, горячее дыхание и неизменно холодные пальцы. Он помнил, как она была рядом, что бы ни произошло. Он скучал по её прикосновению.

Только вечером ему удалось осознать всё в полной мере. Только поднимаясь к себе в комнату, он услышал тихое всхлипывание. В недоумении он остановился на полпути, вслушиваясь. Тихо. Когда Эд уже, было, подумал, что ему показалось, он услышал тихий надрывный плач, доносящийся из комнаты девушек. Дверь в спальню была приоткрыта.

Шквал эмоций накатил на Эда с головой. Он оторопело замер на лестнице, вслушиваясь в тихий плач.

«Господи… какой же я идиот…»

Идиот! Идиот! Он всё видел! Всё чувствовал! Но из упрямства он не желал даже обращать внимания! Эд понимал, насколько глупы его обвинения Мариссы. Господи, да в чём она виновата?! В том, что исполняла долг старосты? Что не смогла удержать огромный тяжёлый вагон? Идиот!