Подумав немного, я пихнула в карман волшебную палочку, написала коротенькую записку на случай, если меня кто-то будет искать, заперла дверь и ушла из дома. Какое-то время я блуждала по улочкам Оттери-Сент-Кэчпоул, пока не вышла на окраину города. Отсюда начинались холмистые изумрудные поля, тянущиеся до узкой полоски леса, чёрной ленточкой опоясавшей горизонт.

Ласково припекало солнышко, барашки облаков, принимая чудные очертания, проплывали над полем. Сладкий запах клевера наполнял душу звенящим ощущением тихой радости. Пушистые шмели, натужно жужжа, кружили над цветами, лёгкие бабочки порхали яркими пятнышками среди зелени. Там и сям нелепыми низкорослыми часовыми выглядывали небольшие деревца.

Упиваясь блаженным покоем, я неторопливо спустилась с холма и брела среди диких трав, изредка касаясь высоких лиловых цветов кончиками пальцев. В голове было восхитительно пусто, на душе царило восхитительное умиротворение. Даже не верилось, что в мире может быть всё настолько ужасно, как это было лишь три дня назад. Не верилось, нет. И не хотела верить. Даже думать о дурном не хотелось.

«Я могла всё потерять. За один лишь день потерять всех: жениха, друзей, ребёнка… себя».

Не без содрогания я вспоминала миг обретения Силы. Восхитительный и ужасающий одновременно. Неведомо, как мне удалось сохранить себя, не утонуть в том потоке и не утратить рассудок. Однако теперь я хорошо понимала Ищейку и Клариссу. О… Игра определённо стоила свеч, если приз в этой игре — такое могущество. Но это только если закрыть глаза на то, что с ней так просто потерять себя.

«Зато теперь понятно, почему так много людей посходило с ума, пытаясь заполучить в свои загребущие лапы источник Силы. Грустно. Без подобных побрякушек мир, наверное, был бы лучше. И без дураков. Без дураков — особенно».

— Марс! Марисса! Вот вам нате! Ну, ответь же, Марс!

Я вздрогнула, услышав откуда-то снизу голос Ремуса. Где-то через минуту я осознала, что голос доносится из кармана рубашки. Я поспешно достала зеркало из кармана. В нём отразилось лицо Люпина.

— Только я решил прийти на чашку чая, как натыкаюсь на запертую дверь, — деланно обиделся он, помахав в отражении запиской, что я оставила на двери. — Где ты?

— Я? Здесь где-то, — неопределённо ответила я, обводя взглядом пустошь. — Хочешь, приходи ко мне, поболтаем.

— Только если укажешь своё местоположение.

— А. Да, точно, — я рассеянно похлопала себя по карманам и достала палочку. — Перикулум!

В небе над моей головой расцвёл сноп красных искр. Какое-то время я смотрела на него, задрав голову. Как-то я чересчур рассеянна в последние дни… нельзя так.

Рядом со мной появился Ремус. Честно сказать, я была рада, что он пришёл. До смерти хотелось с кем-то поговорить, и, желательно, не с Уизли.

— Что ты тут делаешь? Я думала, Сириус созвал всех на попойку, — сказала я.

— Ну, я пить не люблю и не умею, — усмехнулся Ремус, извлекая из кармана носовой платок и трансфигурируя его в плед. — Зато подумал, что тебе, возможно, понадобится компания.

Я кивнула и села на плед. Ремус опустился рядом, задумчиво обводя взглядом поле. Я машинально срывала растущие рядом цветы и травы и плела венок, рассказывая о какой-то сущей ерунде.

— Марс. Что произошло тогда в подвале? — Оборвал он меня на полуслове.

Я вздрогнула.

— А что ты видел? — Вопросом на вопрос ответила я, не поднимая глаз от венка.

— Нечто… странное. Когда Волдеморт пригрозил нам, ты… как бы сказать точнее?.. Загорелась? Нет… Ты стала пламенем. Как тогда им стала Кларисса, когда вновь обрела Силу. Да. Ты была сгустком яркого синего пламени. Ничего чудовищнее этого я в жизни не видел.

— Чудовищнее?

— Я перепугался, — пожал плечами Рем. — Мне казалось… Ну, я же помню всю ту свистопляску с Талисманом, что была на протяжении последних лет пяти. И я испугался, что ты можешь… ну, знаешь, стать такой же, как и Кларисса.

— Одержимой?

Тяжёлое слово кануло в воцарившемся молчании.

— Да, — со вздохом сказал Ремус. — Одержимой. Как в Воющей Хижине.

— Ты не забыл?

— Нет, конечно. Трудно забыть момент, когда тебе почти что вскрывают глотку, безумно хохоча.

Руки свело знакомой судорогой. Я зажмурилась и тряхнула головой.

— Замолчи. Это ужасно. И это была не я, ты же знаешь…

Рем ничего не ответил. Я открыла глаза и посмотрела на него. Наши взгляды встретились. Невыносимо было сидеть под этим испытующим взглядом карих проницательных глаз. Я чувствовала себя мухой под микроскопом. Но ничего не могла поделать — я смотрела в его глаза, как заворожённая.

— Знаю, — наконец, ответил он. — А ещё я знаю, что боюсь за тебя. Однажды ты почти сошла с ума, а мы тебя почти потеряли. Три дня назад ты была близка к тому, чтобы всё повторилось. И всё по твоей собственной глупости. Зачем ты с нами пошла?

— Я хотела помочь, — прошептала я, чувствуя, как наворачиваются на глаза слёзы. — И я же… я всех нас спасла, разве нет?

— Да. Марс, да, ты спасла нас, и за это мы тебе благодарны, но… Какую цену ты могла за это уплатить, ты хоть осознаёшь? — Я помотала головой. — Слушай, я не буду говорить тебе, что ты должна постараться не умереть ради Эда, себя, вашего ребёнка, Сириуса и прочих. Ты умная девушка, ты и сама это должна теперь понимать. Но просто осознай, что случись что с тобой, никто из нас этого попросту себе не простит. Марс, — он заставил меня вновь посмотреть себе в глаза, — я себе этого не прощу. Я не переживу, если с тобой что-то случится, понимаешь? Да, я говорю, как эгоист, но вдруг я хоть так достучусь до тебя? Да, я не переживу. Не переживёт и Сириус, не переживут Лили, Джим и остальные. Про Эда я вообще молчу: ты — единственный дорогой ему человек, кто ещё остался в живых. Ради него, ради Сириуса, ради остальных… ради меня. Никогда — слышишь? — никогда больше не смей так рисковать собой, поняла? Не знаю, что насчёт остальных, а я твоей смерти себе не прощу.

Я всхлипнула. Слёзы ручьём лились из глаз. Сдавленный плаксивый стон вырвался из груди, и я сама не заметила, как прижимаюсь к Рему и рыдаю в его плечо. От стыда, от страха, от чего-то ещё, что грызло меня всю дорогу. На мой затылок опустилась его рука, успокаивающе поглаживая меня по волосам. Только сейчас, задним числом, понимаю, что когда-то давно уже случалось нечто подобное. Но тогда мне было всё равно. Как маленький напуганный ребёнок я прижималась к нему, содрогаясь от рыданий и ужаса.

— Мы все тебя любим, Марс, — тихо говорил он. — И мы все за тебя горой. Но ты всю жизнь нас пыталась защитить. Позволь теперь нам тебя защищать. Хотя бы немного. Пожалуйста.

Я машинально кивала, не в силах вымолвить ни слова. Когда слёз не осталось, а на смену всхлипываниям пришла икота, Ремус чуть отстранил меня от себя и с улыбкой посмотрел в глаза.

— Ну вот, довёл тебя до слёз, негодяй я эдакий, — добродушно засмеялся он. — Я бы дал тебе платок, да только мы на нём сидим. — Я покачала головой, что-то невнятно проблеяв. Рем снова засмеялся. — Ну, чудо ты в перьях, не плачь. Я же не со зла тебя так отчитываю. Вот, держи.

Ремус запустил руку в карман и протянул мне плитку шоколада. Признательно икнув, я отломила кусочек и отправила в рот. Рем тем временем развернул шоколадку полностью и разломил её на несколько аккуратных квадратиков. Солнышко игриво блеснуло на фольге, отбросив на лицо оборотня пару солнечных зайчиков. Я жевала шоколад, смотрела на него и улыбалась. Сама не знаю, чему. Просто улыбалась.

— Ну вот, зачем венок-то бросила? Почти доплела, — с наигранной укоризной покачал головой Люпин, подбирая творение моих рук, которое я машинально мяла, пока Рем меня отчитывал. — Смотри, только скрепить осталось.

Он шустро завязал тугой стебелёк травы, скрепляя края венка, после чего нацепил это сооружение себе на голову.

Мы просидели так до самого вечера, пока по полям не протянулись загребущие щупальца холодного ветра. Ремус галантно проводил меня до дома, пообещал в среду явиться на чашку чая, на которую рассчитывал сегодня, и был таков. Оставшись наедине с собой дома, я снова погрузилась в омут раздумий.