- Он – не человек. Если бы был, а тем более если был чекистом, я бы давно лежал рядом с этим пациентом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он медленно поднял «Маузер» и прицелился мне в грудь. Я глупо пошарил о полу в поисках чего-нибудь. О, чудо – пальцы нащупали рифлёнуюрукоять пистолета. Схватившись за него, я выпалил перед собой, не целясь. Чекист заорал от злости или от боли: пуля достигла цели. Я выставил «Маузер» перед собой, держа обеими руками: уродливая голова с небрежно одетым на ней противогазом была в прорези прицела. Я выстрелил, и мужчина грохнулся на землю, рядом с трупом своего товарища.

Я с трудом выбрался из-под тел, крепко сжимая «Маузер». Кроме меня здесь никто не шевелился: все четверо пациентов и двое чекистов были убиты. Склонившись над телом чекиста, которого я только застрелил, я достал из-под его тела второй «Маузер» и взвесил пистолет на своей руке. Сверху раздался звон разбитого стекла.

- Чёрт побери, да откуда вы все берётесь?

Времени на раздумья не было. Я бросился вперёд, в вестибюль. Обезумевшая медсестра перевалилась через стойку и бросилась на меня. Я вскинул «Маузер» в правой руке и выстрелил. Одна пуля врезалась в стойку, а две других попали медсестре в грудь, выбив фонтанчик крови из ранений. Это остановило мёртвую женщину, и она упала перед стойкой. Я бросился прочь из больницы. Осенний ветер трепал моё горячее лицо. Перед самыми воротами я увидел автомобиль ГАЗ М 20 «Победа», и бросился к нему. Дрожащими руками засунул оба пистолета за пояс, открыл ключами дверь и залез в салон.

Из бокового зеркала я увидел извивающиеся в безумной пляске тела, которые выскочили вслед за мной. Их было, по крайней мере, около дюжины, и все, расталкивая друг друга, мчались к машине.

- Главное, чтобы завелась…

Вставив ключ в зажигание, я повернул его. Машина не завелась с первого раза. В это время пациенты атаковали машину. Двое неуклюже толкались у водительской двери, пытаясь открыть её. Трое прыгнули на крышу. Машина заходила ходуном. Продолжая поворачивать ключ зажигания правой рукой, левой я достал из-за спины один из «Маузеров». В случае чего, стоит использовать его. Главное, оставить один патрон – для себя. Это я помнил ещё с войны.

- Ну, давай же! Заводись!

Рёв заработавшего мотора был для меня спасительной песней. Эти дикари неистово трясли машину, пытаясь достать меня. Один из них догадался, что надо разбить стекло, и попытался локтем, плотно прилегающим к своему телу смирительной рубашкой, выдавить стекло. Но тут я тронулся с места, и пациенты упали с крыши. Один свалился прямо под колёса «Победы» и я почувствовал, как колёса машины размазывают его изломанное тело по асфальту. Вывернув руль вправо, я помчался к воротам. Они были закрыты на замок, но меня это не волновало. Главное, вырваться из ужасной больницы.

- Не останавливаться!

Протаранив ворота, «Победа» понеслась по сельской узкой дороге, оставляя за собой страшную больницу и её пациентов, в нелепом беге пытающихся догнать меня.

Машина мчалась вперёд, подпрыгивая на ухабах. Дорога впереди казалась бесконечной. Вцепившись в руль, я постепенно успокаивался. В голову стали лезть вопросы, на которые здравый смысл не находил ответов.

- Кто были эти люди? Да и люди ли это? Что происходит? Надо добраться до города, а там уж пусть Горсовет и МГБ уже решают.

Я проносился мимо каких-то полей. Сельская местность будто вымерла, ни одной живой души. Урожай пшеницы никто не убирал, осенний ветер нещадно трепал перезревшие колосья.

- Может война с западной коалицией? Что же случилось здесь?

Дорога привела меня мимо большого колхоза, а потом вела под железнодорожный мост. Когда я подъезжал к мосту, я услышал протяжный гудок паровоза и глянул на мост. Паровоз на всём ходу мчался по мосту – прямо на стоящий в конце моста состав.

- Ёлки зелёные, что он делает?

Ужасный скрежет и грохот удара, от которого задрожала земля, заставил меня вывернуть руль вправо. На моих глазах опоры моста не выдержали и рухнули под тяжестью завалившегося на бок локомотива. Дорога была завалена.

«Победа» медленно набирала скорость. Слева промелькнул небольшой монумент. Колхоз назывался «Ударник». Я прекрасно знал, что это один из самых крупных колхозов в области после войны. Ранее, самым крупным был «Ленин», но он был уничтожен после фашистской бомбёжки. Колхоз дал кров и работу многимкрестьянам, а в годы третьей пятилетки собрал самый большой урожай за всю историю его существования.

Я остановился перед небольшим шлагбаумом, перекрывающим путь машине. Из сторожки выбрался старик с длинной всклоченной бородой, одетыйв засаленный ватник и шапку-ушанку. В руках он держал охотничью «берданку».

Прежде чем я успел сообразить, что что-то со сторожем не так, как кусочки лобового стекла, выбитого ударом дроби, полетели ко мне в лицо.

- А ну, иди сюда! – услышал я безумный бас сторожа, и нащупав рычаг на двери, потянул его и выпал из «Победы» наружу. Сжимая в руках «Маузер», я кое-как поднялся на ноги и едва успел укрыться за корпусом машины, как очередной заряд дроби оглушительно загрохотал по капоту. Я выскочил из укрытия и открыл огонь по противнику. Первая пуля вошла сторожу прямо в грудь, вторая угодила в голову, сбив шапку и обнажив лысину. Я стрелял до тех пор, пока затвор не встал в заднее положение: патроны закончились. Встав с грязной гущи и отряхнувшись, я приблизился к мёртвому сторожу. Тотвзирал на серое небо огромными остекленевшими глазами. Бросив «Маузер», я подобрал с тела старика его берданку. Разломив стволы, я убедился, что внутри заложены два заряда. Маловато, но для меня хватит. Плюс, за пояс заткнут второй пистолет. Зайдя за шлагбаум, я вошёл на территорию колхоза.

Колхоз выглядел заброшенным. Впереди стояли загоны для скота: грязные, с кучами навоза у стен. Видимо, никто не убирал эти кучи очень долгое время.Чуть поодаль стоял старый грузовик «ЗИЛ» без задних колёс,в кузове его лежали какие-то грязные холщовые мешки. Пройдя мимо всего этого, я услышал помехи радиопередачи и посмотрел вверх. На деревянном столбе был установлен старый ржавый репродуктор. Прокашлявшись, он выдал оглушительно-хрипловатый весёлый мотив известной советской песни: «Эх, хорошо в стране советской жить!» Но, по-видимому, сил у него на большее не хватило, и он, громко затрещав напоследок, замолчал.

- Всё выглядит опустевшим. А где остальные люди? Эвакуировались?

Войдя на просторную площадку, я увидел небольшой загончик, в котором паслись несколько свиней. Подойдя поближе, я увидел, что и милых хавроний постигла странная метаморфоза: неестественно вытянутые рыльца, похожие на хоботы, устрашающие клыки и недобрый взгляд кровавых глаз.

- Ёлки, а они могут быть опасными!

Отойдя от загона, я направился дальше. В центре пустыря стояла массивная водонапорная башня, обеспечивающая воду всем животным колхоза. В нескольких шагах от башни я заметил ешё одно живое существо.

Эта женщина сидела ко мне спиной и что-то собирала. Спутанные тёмные волосы, неестественная худоба, грязная, неопрятная одежда. Она не внушала доброжелательности.

- Надо бы привлечь её внимание? Или…

Сверху, с водонапорной башни раздался громкий вопль, а затем грохнул выстрел. Нацелив ружьё на башню, я увидел на ней ещё одного чекиста в противогазе, который был настроен убить меня. Медлить нельзя было ни секунды: я спустил один курок, и заряд дроби пронзил деревянные балки под чекистом насквозь. Взвыв, противник свалился с водонапорной башни совсем рядом со мной. Это и привлекло женщину. Она обернулась на звук.

- Дело плохо!

Большие, кошачьи жёлтые глаза с ненавистью уставились на меня. Мой выстрел, похоже, прошумел на весь колхоз. Из сарая, рядом с женщиной с треском повалилась одна из стен, и оттуда выбрались ещё двое: мужчина в серой кепке, старом бушлате и грязных брюках. Толстый слой грязи обозначился на его худом лице, скулы были до того худыми, что казалось, что сейчас они лопнут и наружу проступят зубы. В руке он держал большой гаечный ключ. Второй был похож на первого, только он был не в кепке, и лицо его было более упитанным. Большие светлые усы, свисающие, словно у моржа, и всё такой же, как и у всех, злой кошачий взгляд. Он же был вооружён вилами.Из помещения напротив сарая, также вышли люди. Одну я опознал как доярку: полная, толстая женщина в грязном платке. Необъятная грудь вывалилась из разорванного платья. Это уж точно не человек: у женщины отсутствовала нижняя челюсть. Сзади неё тяжёлой поступью шёл плюгавый мужичонка с залысинами, одетый, как рабочий колхоза. В руке он держал внушительный молоток. Когда он поравнялся к сидевшей женщине, та встала, и я увидел в её худой, почти бесплотной руке ржавый серп, который она скрестила с молотком рабочего.