— Я не могу! — слабо сказал Маэдрос.

Но он посмотрел на Фингона, и в выражении его лица появилось что-то от старого упрямства. Плечи его расправились, челюсть напряглась.

— Я должен, — сказал он.

— Мы же можем немного подождать, — сказал Фингон. Он умоляюще взглянул на Эстэ. — Ведь можем?

Эстэ лишь подняла брови и ничего не ответила. Если они станут ждать, подумал Фингон, легче не станет. Может быть, будет и тяжелее.

— Я же сказал, я буду отважным, — сказал Маэдрос. Он перекосился. — Только я не понял, что начать надо будет сразу же. Но легче не станет, Фингон. Ты хотя бы будешь со мной?

— Конечно, я буду с тобой! — сказал Фингон.

— Тогда нам лучше пойти.

Они оба поклонились Эстэ, которая подняла руку в торжественном прощании. Рука об руку они пошли к просвету в деревьях, который вёл их прочь от рощи. Но когда Фингон увидел мельком вдали изгиб белоснежного моста — туда вёл их путь, — Эстэ воскликнула у них за спиной:

— Погодите!

Фингон и Маэдрос остановились и обернулись. Целительница стояла под деревьями, улыбаясь. Когда они посмотрели на неё, её улыбка перетекла в нежный смех, напоминавший звон текущей воды.

— Ну хорошо же! — сказала она. — А почему бы и нет? Но осторожно с моими деревьями!

Маэдрос недоуменно посмотрел на Фингона. Фингон покачал головой — он был точно так же ошарашен.

И внезапно они услышали дикий, яростный зов у себя над головами. Это был тот же гордый, свирепый зов Орла, который когда-то, давным-давно, дал Фингону повод надеяться — когда ему уже казалось, что надежды нет совсем. Затем послышался звук хлопающих огромных крыльев, и мгновение спустя могучий Орёл прорвался через свод листьев в потоке сверкающих перьев и в вихре зелёных листьев.

— Я же говорила — осторожно с моими деревьями! — сказала Эстэ.

Орёл сложил крылья. Вид у него был застенчивый — насколько это было вообще возможно для него, такого исполинского повелителя высоких ветров. Затем он склонил голову и один из его блестящих золотых глаз остановился сначала на Фингоне, потом — на Маэдросе. Он ничего не сказал, но было совершенно очевидно, что они должны были сделать.

Оба они взобрались на широкую спину Орла. Он был не таким великаном, как Торондор, но всё-таки был во много-много раз больше любой обычной птицы. Точно так же как тогда, давным-давно, Фингон убедился, что Маэдрос сидит перед ним, чтобы он, Фингон, мог за него держаться.

— Сейчас уже гораздо меньше вероятности, что я упаду! — сказал Маэдрос через плечо.

— Просто порадуй меня, — сказал Фингон.

Орёл испустил крик и сделал, казалось бы, невозможный прыжок в воздух. Его крылья широко раскинулись, но на сей раз он не разбросал кругом листья. Он плавно, кругами поднимался над Лориэном, а затем повернул на восток; холодный ветер от быстрого полёта сдувал волосы Фингона с лица.

Фингон почувствовал, что на самом деле это огромная радость — быть под Солнцем, лететь на этих широких крыльях, обнимая Маэдроса за талию. А если он закрывал глаза и прижимался лицом к плечу Маэдроса… ну, Маэдрос, уже знал, что он чувствует, а Орёл вряд ли бы рассказал кому-нибудь об этом.

******

Орёл перенёс их через землю и море и опустил на вершине низкого холма на восточном берегу Тол Эрессеа. Фингон был очень благодарен ему. В глубине души он ожидал, что их отвезут к самому трону Манвэ и ему прикажут немедленно объясниться, и по выражению лица Маэдроса было очевидно, что тот думал так же. Однако Орёл просто оставил их тут, не говоря ни слова, и опять взлетел. Очень скоро даже для эльфийских глаз он превратился лишь в тёмную точку в светлом небе.

Фингон оглянулся в лёгком недоумении. Никого не было видно. Прошло несколько мгновений, прежде, чем он осознал, где находится. Но вот — ряд мощных елей, которые эльфы посадили для защиты от ветра; теперь они уже выросли высокими и мощными; и здесь была белая каменная тропка, которая вилась вниз, к прибрежной дороге; а вот и ворота сада. А вот и сад под зелёным холмом, прекрасно распланированный, сад, за которым заботливо ухаживали. Здесь цвели гиацинты, и золотые нарциссы уже начинали открывать свои венчики. Вокруг них была прекрасная зелёная поросль, обещавшая дивное цветение в течение всего года, и то тут, то там вырастали мощные юные стебли; а в дальнем конце сада была скамья, которая загибалась уголком — чтобы с неё по вечерам можно было уловить последние лучи идущего на Запад солнца. Ближе, у подножия холма лежал огородик. Здесь и только здесь всё было рассажено прямыми рядами и росло согласно садоводческим традициям, принятым у хоббитов — они ведь всегда мыслили практично. Хоббиты полагают, что лучше, если ваш картофель, и ваша морковь, и ваша фасоль, и горох, и салат будут там, где вы сможете быстро их собрать, когда они вам понадобятся: посему они предпочитают растить свои овощи и травы аккуратными рядочками — лучше всего рядом с дверью на кухню.

Это был садик Сэма — ну, на самом деле Сэма и Фродо, но, как подозревал Фингон, в основном Сэма. Фингон и Маэдрос стояли на вершине низкого холма с видом на Восток и Запад, а хоббичья нора была прямо у них под ногами. Сюда Фингон уж никак не ожидал попасть, но увидев всё это, он улыбнулся. Это было такое домашнее место!

— Пойдём, — сказал он Маэдросу. — Ты должен познакомиться с полуросликами. Без их советов я бы никогда тебя не нашёл.

— Очень хорошо, — сказал Маэдрос, — хотя мне совсем не кажется, что я похож на гостя, которого хоть кто-нибудь захочет видеть у себя в доме.

— Они не будут против, — сказал Фингон. — Пойдём же.

Они пошли вниз по холму вместе и нашли круглую входную дверь открытой. Фингон постучал и позвал хозяев, но никто ему не ответил.

— А чем это пахнет? — сказал Маэдрос.

Фингон глубоко втянул воздух.

— Ветчиной!

Он опять постучал, теперь уже не ожидая немедленного ответа. Во время еды хоббитов было не так уж легко отвлечь.

— Лучше нам подождать, — сказал Маэдрос.

— Дверь же открыта! — сказал Фингон. — Обещаю, что они на нас не обидятся.

— Могут и обидеться!

— Ты же их не знаешь. Они дружелюбный народ. — Помимо всего прочего, Фингон слышал, как у Маэдроса заурчало в желудке при упоминании о ветчине, а от запаха и ему самому захотелось есть. Ему пришлось склонить голову, чтобы пройти в дверь, но Фингон и Тургон спланировали дом с достаточно высокими потолками, чтобы гости-эльфы могли тут поместиться. Маэдрос неправильно оценил высоту дверного проёма и воскликнул: «Ой!», но как только оказался внутри, то сразу смог выпрямиться. В конце концов, Тургон же был выше его.

— Сюда, — сказал Фингон, и заговорил чуть громче. — Фродо? — позвал он. — Сэм?

Но всё-таки так никто и не ответил. Фингон повёл Маэдроса дальше по холлу и заглянул в дверь — в тёплую и весёлую кухню.

Там перед ним предстало радостное зрелище: стол, ломившийся от прекрасной еды, приготовленной на ширский манер, один седой и розовощёкий старый хоббит, сидевший за завтраком — и другой, с серебристыми волосами и прямой спиной, занятый приготовлением чая. Кипевший чайник так стучал, что ни Фродо, ни Сэм не услышали, как они зашли. Фингон вежливо постучал по двери.

— Привет! — сказал он на вестроне, стараясь перекричать шум чайника. — Нам очень жаль, что мы прервали ваш завтрак: но мы можем зайти?

Сэм и Фродо оба подняли глаза; Сэм испустил удивлённый возглас, а Фродо чуть не уронил чайник с кипящей водой: это, конечно, могло бы очень плохо кончиться, но он как раз вовремя пришёл в себя и осторожно повесил его снова на крюк над огнём. Затем он обернулся к Фингону с радостным восклицанием.

— Я так рад вас видеть! — сказал он. — Мы уж думали… думали, что… ох, да надо же!

Он только что увидел Маэдроса, который нервно маялся за спиной у Фингона. Глаза у него расширились. Но он немедленно переключился на квенья; конечно, ведь Маэдрос не провёл последние несколько веков, развлекаясь изучением странных языков (как это временами делали большинство эльфов), и ни слова на вестроне он не знал.