А потом все стали пить чай с лимоном. Саша вдруг вспомнила:

— А ещё я умею варить суп из пакетов. У нас дома есть, я принесу. Мы в походе ели, очень вкусно.

— Не надо, — твёрдо отказалась Лидия Петровна, и все засмеялись. Воронин спросил:

— Саша, дашь на велосипеде прокатиться?

— И мне, — сказала Клюква.

— А умеешь? — спросил Воронин.

— А ты меня покатаешь, — нахально заявила Клюква.

— Ещё чего. — Воронин легко мог поставить на место эту Клюкву, но его сковывало присутствие учительницы. Лидия Петровна деликатно отвернулась. Она понимала, что смущает бедного Женьку: одно дело — в школе, там он быстро приводит Клюкву в порядок; совсем другое дело — в гостях у Лидии Петровны. Женька впервые в гостях в доме учительницы, и, как себя ведут в таких случаях, ему совершенно неизвестно.

Вдруг Клюква говорит нарочно тягучим голосом:

— Лидия Петровна, а он кулак показывает. Скажите ему.

Тут приходит Игорь Михайлович.

— О! Не слишком ли вас тут много? — спрашивает он.

— Так веселее, — отзывается Саша Лагутина.

— Да? — с интересом спрашивает он и насмешливо глядит на Сашу. — Веселее? Кому именно?

Она его поняла. Когда человеку скоро одиннадцать, он очень многое понимает. Лидия Петровна больна, и её нельзя утомлять. И надо думать не только о себе.

— Игорь, то есть Игорь Михайлович, — сказала учительница, — пусть побудут. Мне так хорошо с ними. Саша, налей нам всем ещё чайку.

— В другой раз, — настойчиво сказал Игорь Михайлович. — Мне надо с вами посоветоваться, Лидия Петровна, по профессиональным делам. А ребята, если я правильно понял, к вам завтра придут. Кто придёт завтра?

— Я, — быстрее всех сказала Саша Лагутина.

— Нечестно! Без очереди! — завопил Женька.

Игорь Михайлович выпроводил их из квартиры.

…Во дворе было прохладно и тихо. Всем почему-то захотелось помолчать. Саша вела свой велосипед, он послушно шёл рядом, новый, складной, оранжевый.

— Вон Большая Медведица, — сказал Сашенька. — А вон созвездие Близнецов, во-он две яркие звезды рядом.

— А ты откуда знаешь? — спросил Воронин.

— У моей бабушки есть атлас звёздного неба. Там даже Южный крест есть. И созвездие Кассиопея. Красиво, правда, Саша?

— Ага, красиво.

— Ха! По атласу! По атласу каждый дурак может. Ты так определи, — сказал Женька.

— Я пойду, — спохватилась Клюква, — поздно уже. Мама будет ругать.

— «Мама», — заворчал Воронин, — как маленькая ты, Клюква. — И потащился за ней.

Сашенька, подняв голову, смотрел на звёзды. Их было так много. Почему мы грустим, глядя на звёзды? Ведь они прекрасны. Что мешает нам радоваться их красоте? Может быть, нам грустно оттого, что звёзды так далеко? Саша стоит рядом и тоже смотрит на небо. Вот сейчас она улетит на своём велосипеде. И он останется. Сашенька уже привык, что Саша улетает, а он остаётся. Но она не уезжает, и велосипед стоит спокойно рядом с ней. Саша повернула голову. Куда это она смотрит? Сашенька тоже обернулся. По двору шагает человек.

Толстая, будто воздухом надутая куртка. Брюки с белыми лампасами. Модная чемпионская сумка через плечо. И уверенная походка. Курбатов Константин!

— Привет. Чего это вы в нашем дворе делаете? А, велосипед! Прокатимся.

Курбатов потянул велосипед к себе. Он не сомневается в своих правах. Хочет прокатиться, и прокатится. А Саша? Что она скажет? Хочет Саша, чтобы он катался на её велосипеде, новом, оранжевом, складном? А может быть, не хочет? Сашенька напряжённо ждёт. Саша не выпускает руль, она держит свой велосипед. И говорит:

— Нет, Курбатов. Это мой велосипед, не хватай. Ишь, хватает!

А Курбатов?

Он смеётся и тянет велосипед к себе.

— Брось ты. Дико себя ведёшь. То бегает за мной, проходу от неё нет. То велосипед ей жалко. Прокачусь кружок и отдам. Что ты в него вцепилась? — И дёрнул к себе.

А Саша?

Она кинулась на Курбатова! Она стала его лупить и кричала:

— Врёшь! Врёшь! Никогда я за тобой не бегала! Нужен ты мне!

Она налетала снова и снова. Курбатов, наверное, растерялся — этого он никак не ожидал. Тем более, от Саши, от девчонки, да ещё маленькой — ей всего одиннадцать лет, а ему скоро тринадцать. И он только повторял:

— Ты что? Дура, что ли? Сбесилась, что ли?

А Сашенька? Неужели так и будет стоять в стороне? Не раздумывай, Сашенька. В такие моменты раздумывать нельзя! Только действовать! Сразу!

И он бросается в бой! На кого — на самого Курбатова Константина! Первая драка в жизни. Сашенька лупит пижона и нахала. Яростный боксёрский удар сбоку — апперкот. Так, теперь хитрый приём самбо. Теперь каратэ. Дзюдо.

Так в пылу драки представляется самому Сашеньке.

А на самом деле, если честно, то Сашенька получает несколько крепких подзатыльников, потом Курбатов дёргает его за ухо. Но на стороне Сашеньки борьба за справедливость. Он защищает Сашу Лагутину! А это может сделать Сашеньку Черенкова сильнее Курбатова Константина. На время.

— Саша, отойди! — кричит Сашенька. — Я сам с ним справлюсь!

И Курбатов уступает! Да, да. Он подхватывает с газона свою роскошную сумку и бежит. Ну, не бежит, ладно. А уходит. Но — довольно быстрым шагом, это правда. Испугался. А может быть, просто торопится.

Издали он крикнул:

— Совсем двинутые! Из-за какого-то велосипеда!

— Проваливай, пижон, пока цел! — сказал Сашенька. Довольно громко сказал. Вполне возможно, что Курбатов слышал.

Саша смотрела на Сашеньку! Это была награда за всё.

Потом они отряхнули друг друга.

— В драке всегда пальто пылится, — сказала Саша со знанием дела.

— Да, — ответил Сашенька. — Всегда пылится почему-то.

— А ты молодец, Черенков. — Саша внимательно его разглядывала. Узенькое лицо, плотно сжатые губы, решительный взгляд. У него характер, у этого Сашеньки. — А это что? Твоё, Сашенька?

Под фонарём белел аккуратно сложенный листок. Саша подняла, развернула, подошла к фонарю и стала разглядывать.

— Это моё, — быстро сказал Сашенька. — Отдай, пожалуйста. Ну отдай! — Он протянул руку к листочку.

— Подожди ты! Это не твоё! Здесь написано: «Лагутиной Саше». Значит, моё.

Она развернула листок. «Твой голос звенит под звездою созвездия Гончих Псов. Твой голос всегда со мною в потоке других голосов. Но ты никогда не узнаешь, о чём я мечтал в тишине. Ты мимо всегда пролетаешь, не думаешь обо мне». Ровные узкие буквы почти без наклона.

— Ой! Сашенька! Значит, это ты! Черенков Сашенька! Всё равно я узнала! А то скрывает, молчит. Да если бы я стихи сочиняла, я бы знаешь что? Всем бы сказала! Слушай, Сашенька! Вот это да!

А Сашеньки нет. Он убежал. Застеснялся и сбежал. Такой он человек, Сашенька.

А Саша подняла с земли свой велосипед, быстро вскочила в седло и помчалась догонять Сашеньку. Когда убегают, всегда хочется догнать. Такой уж человек Саша Лагутина.

Велосипедист всегда догонит пешехода. Это очень простая задачка, тут и гадать нечего. В какой точке, вот вопрос. На этот раз — у самого подъезда. Он нёсся на большой скорости, но она преградила ему дорогу.

— Стой, Сашенька. Я знаю, это ты сочиняешь стихи. Я просто чуть с ума не сошла — кто, кто? А это ты! Я теперь догадалась! Ну, чего молчишь?

А он глядит в землю и молчит. Ну что сказать? Как сказать? Он водит пальцем по раме Сашиного велосипеда. Он хотел всё сказать ей в стихах и насочинял целую тетрадку. Иногда стихи получались корявые, иногда не очень. Некоторые были похожи на какие-то чужие, давно сочинённые стихи. Сашенька пытался в стихах выразить свои чувства. Поняла это Саша? Или нет?

А Саша?

Решительная и смелая Саша тоже притихла. Она тоже водит пальцем по своему велосипеду. То по рулю проведёт, то по крылу. О чём говорить? Вот стоит мальчик. Они учатся в одном классе вот уже пятый год. И она привыкла считать его размазнёй, и лапшой, и киселём. А он вдруг оказался и не лапшой, и не размазнёй, и не киселём. Он, оказывается, ничего, этот Сашенька. И вдобавок, он умеет сочинять стихи.