К дому я прискакал за пятнадцать минут и уже у Максимкиной двери понял, что забыл купить мороженое. Назад бежать было поздно, и я просто стал звонить в дверь как бешеный. Звонил долго, минуты три.

Макс не открывал, и я принялся стучать в дверь кулаками.

Дверь оставалась всё такой же неподвижной, и я приник к ней ухом, вслушиваясь, но шаги различить не удалось.

Посидел немного на ступеньках, размышляя, и снова принялся колотить в дверь, но безо всякого успеха.

Тогда я устроился на ступеньках и стал ждать.

Ну, если подумать, с чего я вообще решил, что он дома? Могли у Максима быть какие-то дела помимо меня? Да наверняка могли. Вон хоть бы и журналы свои о гонках пошёл покупать.

Я посмотрел в маленькое окошечко между лестничными пролётами.

На улице давно стемнело. И если он на самом деле попёрся куда-то за журналами, то какие-нибудь уёбки в лёгкую могли поймать его и… Что - я и знать не хотел. Ну нельзя было его бить, просто нельзя. Меня можно и Пашку можно, мы хоть в ответ врезать можем. И любого слабака в школе можно, а его – ну никак нельзя.

Сидел я долго. Даже не подумал подняться к отцу и предупредить, что я тут застрял – боялся упустить момент, когда Максим будет заходить в квартиру.

Мысль о том, что он попросту не хочет меня видеть, тоже приходила мне в голову. Я прокручивал наш короткий дневной разговор и всё думал, был ли я прав.

В голове так и звучал голос моего мудрого папаши: «Долбоёб ты, Витька. И когда уже вся дурь из тебя выйдет, не дождусь никак».

Всё. Походу вышла. По крайней мере, так мне казалось в тот момент.

Вспоминалась его улыбка, медленно и неловко расцветавшая на бледных губах и быстро гаснущая – как звёздочка на рассвете. Как изменилось его лицо за эти несколько секунд – вот только что передо мной стояло моё солнышко, к которому я так привык, а уже через несколько секунд – малознакомый серый парнишка.

Я не заметил, как уснул, прислонившись виском к грязной стене, и проснулся от того, что в глаз мне светил тусклый солнечный лучик, ползущий по лестничной клетке.

Хотел было встать и пойти опять наяривать ему в звонок, да ноги так затекли, что я еле поднялся. Хорошо, что мороженое не взял, а то сидел бы сейчас как дурак с коробкой талого молока.

Кое-как поднявшись, я потянулся и шагнул к двери, и тут же она со скрипом отодвинулась, а Максим, только что собиравшийся выскочить мне навстречу, чертыхнулся и подался назад.

Я с реакцией, выработанной годами тренировок, просунул ботинок в щель между дверью и стеной и тут же больно получил металлическим полотном по щиколотке.

- Уй, бля… - выдохнул я.

- Не матерись, - машинально выдал Максим. Он вообще не любил, когда матерятся. Я прямо-таки поражался иногда его капризности, при том, что сам он мог в случае чего спокойно запилить тот ещё словесный оборот.

Я добавил к ноге ещё и локоть. Макс покосился на непрошенную преграду, вздохнул и отпустил дверь.

- Я шарф принес, - сказал я тихо и достал из-за пазухи белый свёрток.

Макс поколебался пару секунд, но шарф всё-таки взял.

- Макс, прости.

Он скрестил руки на груди, прижимая ими шарф, и сам опёрся плечом о дверной косяк. Смотрел так на меня какое-то время, и я явно видел, что он дуется. Никогда раньше я такой внимательностью, кстати, не отличался.

- Да нормально всё, - сказал он со вздохом и отвёл взгляд.

- Ма-акс… - позвал я.

- Вить, ну ясно всё, они твои друзья, а я… Ты меня и не знаешь совсем.

Теперь уже вздохнул я.

- Макс, да мне кажется, знаю. Просто я не думал, что это так важно для тебя. Я же их прогнал…

Макс поджал губы.

- Я этого две недели ждал. Честно, как дурак. Всё думал, каждый раз, как меня тащили, вот придёшь ты…

Макс закусил губу.

- Дурак я. Не обращай внимания. Ты ж не бэтмен.

Мне вдруг стало очень стыдно за то, что я не бэтмен. А потом до меня вдруг дошёл полный смысл его слов.

- Подожди, так они что тебя… каждый день? – спросил я.

- Ну, не каждый… Иногда я вообще в школу не хожу.

- А почему ты ничего не говоришь? – спросил я всё так же ошалело.

Максим поморщился.

- А что я говорить должен? И кому?

- Ну… мне.

- И что?

Он отлепился от стены и посмотрел на меня в упор. И правда, что?

- Не знаю, - признался я честно.

- Ладно, пошли, - сказал он вдруг. – Или боишься со спидозным засветиться?

- Куда? Не, не боюсь, - торопливо добавил я, хотя никакой уверенности не испытывал.

- Не в школу. Не дёргайся. Покажу сейчас.

Мы спустились вниз, и я с удивлением увидел, как он опускается на корточки почти у самой двери подъезда.

- Смотри там, чтобы нас дверью не пришибли, - бросил он через плечо.

Я только кивнул и расправил плечи, демонстрируя, что ни одна железная дверь на свете мне не страшна.

- Кс-кс, - тихо позвал Максим, и я увидел, как из-под куста опасливо выбирается рыженький котёнок с огромными зелёными глазами. – Басик, не бойся, это Витька. Он долбоёб, но не очень опасный. Витька, это Басик. Пс-пс.

Я не понял, к кому были адресованы последние слова, но на всякий случай присел на корточки рядом с ним. Максим достал из кармана какой-то пакетик и принялся насыпать Басику еду.

- А чего ты его домой не заберёшь? – спросил я удивлённо.

- Он боится, - сказал Максим шёпотом, - в руки не идёт. Но если его всё время кормить, думаю, он привыкнет, и можно будет забрать.

Я навсегда запомнил его профиль в ту секунду, когда я повернулся к нему лицом. Всё небо за его спиной было залито солнечным светом, и я видел только его контуры – точёный, чуть вздёрнутый нос, редкие пушистые ресницы и прядь волос, выбившаяся из узла и упавшая ему на лоб.

Я не удержался и, протянув руку, коснулся его где-то в районе спины. Он не вздрогнул, как я ожидал, хотя это было первое прикосновение между нами за всё время, что я его знал.

- А ты привыкнешь? – спросил я и, пользуясь тем, что он не отталкивает мою руку, погладил его вдоль спины.

Он серьёзно посмотрел на меня.

- А я уже привык, - сказал он, - только знаешь, Вить, если берёшь котёнка к себе – хотя бы на месяц – потом он уже не приживётся на улице. Его съедят.

Я не ответил, так и не поняв тогда, что он имел в виду. Ему пришлось потом ещё долго втолковывать мне в голову эту простую вещь.

А тогда он просто встал и пошёл к дому, напоследок припечатав меня фразой, от которой я не мог отойти весь остаток дня:

- Никого нельзя предавать. Даже котят. И не только потому, что из них могут вырасти злые коты.

Весь день мне было как-то паршиво – так паршиво, как никогда не было до встречи с ним, – а вечером я не выдержал и вывалил это всё отцу. Конечно, не так напрямую, ведь стучать так же плохо, как предавать.

- Бать, вот почему бывает так, что человека бьют, а он не сопротивляется?

- Потому что он слабее, - отец пожал плечами.

- Ну, меня же не бьют.

Отец покосился на меня.

- Ну так тебе попробуй дай по мозгам, потом свои не соберёшь.

- Ну вот и я про то. Почему он не отвечает?

Отец пожал плечами.

- А кто бьёт-то?

Я засопел.

- Ну, предположим, мои друзья.

Отец, до тех пор сосредоточенно жаривший картошку, повернулся ко мне.

- Вить, значит, хреновые у тебя друзья.

Продолжать разговор мне не хотелось, и я встал было, чтобы уйти в комнату, но всё-таки остановился.

- Ну, а делать-то что?

Отец пожал плечами, и на пару секунд я испугался, что у него может не быть ответа, но потом он всё-таки заговорил.

- Поищи в интернете про правила общежития в волчьей стае.

- Типа мы стая? – усмехнулся я довольно.

- Это вам комплемент, - отрезал он, - со стороны такие, как вы, больше походят на стадо баранов.

Я не обиделся. Батька всё же умный. Не даром он у меня – программист.

***

Он отбросил окурок и потянулся к пачке сигарет, но та оказалась пуста.