- Пожалуйста. Дайте нам минуту. Я знаю, что не положено.

Таможенники переглянулись. Один из них пожал плечами, и оба, отпустив Руслана, отошли на пару шагов назад.

Руслан глядел на меня зло. Если бы нас не пасли ребята из охраны, он, наверное, пришпилил бы меня к стене не только взглядом - и был бы абсолютно прав.

- Привет, - сказал я.

- Здравствуй.

Он хотел добавить что-то ещё, но покосился на охрану и только спросил:

- Зачем?

- Рус, прости… Я думал, что смогу.

- Зачем деньги, Макс?

Я молчал.

- Для него?

Я вздрогнул.

- Откуда ты… ты знаешь?

- Я смотрю ТВ.

- Да… Понятно. Рус… Я не могу остаться с тобой. Но если ты поможешь, я всё верну.

По лицу Руслана пробежала смутная тень.

- Если бы нужны были тебе – я бы дал. Просто так. А он – пусть сдохнет.

Руслан развернулся и, не дожидаясь ответа, которого у меня не было, пошёл обратно к сканерам.

Мне будто обручем сдавило грудь. Мне казалось, что вот он, уходит мой последний шанс спасти Витю. Шаг за шагом, и я вижу его широкую, нарочито прямую спину. Но если бы я и передумал – теперь было поздно.

Я проболтался по аэропорту около часа, раздумывая, что теперь делать. Звонил даже Иришке, но, конечно же, рисунки никого не интересовали.

Умаявшись в конец, заказал билеты через интернет и, не выходя наружу, стал ждать обратного рейса в Германию. Окно получилось длиной в два часа, и назад я должен был прилететь уже вечером.

Дорога в больницу из Берлинского аэропорта заняла ещё час. К концу её я вымотался так, что уже не понимал толком, что вообще происходит. Мне самому было стыдно, но, кажется, я начинал свыкаться с мыслью, что ничего не изменить.

Так глупо, когда медицина может помочь, но ты сам ничего не можешь сделать. И совсем не хотелось понимать врача, который не мог всё своё время тратить на одного моего Витю.

У меня оставалась только одна мысль – упросить персонал всё-таки пустить меня к нему.

С этой мыслью я поднимался на этаж. С этой мыслью шёл по коридору.

С этой мыслью замер, увидев, как из палаты Виктора выходит мужчина, которого я видел всего пару раз в жизни и, встретив на улице, вряд ли смог бы узнать.

А вот он узнал меня – хотя я, наверное, мало походил на себя самого с запавшими глазницами и трясущимися руками.

- Максим? – мужчина остановился, глядя на меня.

- Да, - я помешкал, - Ян?

- Да, - Ян подошёл ко мне и остановился. – Где вы были?

Мне показалось, в его голосе звучал упрёк.

Я облизнул губы.

- Деньги искал. У… старых знакомых.

В его взгляде промелькнуло понимание, будто он отлично знал, что, кроме Руслана, мне не у кого просить денег. А может и знал – чёрт его разберёт, что наговорил ему Витёк.

Ян долго молчал, разглядывая меня, и вдруг спросил, резко переходя на ты:

- Ты тоже не спал?

Я покачал головой.

- Я всю ночь пытался выяснить, что там на самом деле произошло. Дозвонился до Кристиана только к семи утра, а до европейцев уже к десяти. Они заявили, что весь бюджет Витька исчерпал – уроды, что сказать.

Ян опустил лицо и потёр глаза.

- Слушай, может, кофе?

Я покосился на дверь.

- Он не придёт в себя. Ему только что вкололи снотворное. Операция через час, за это время ничего не изменится.

- Операция? – я явно отупел за день перелётов.

Ян, наверное, тоже, потому что смотрел на меня так же непонимающе.

- А деньги? – спросил я.

Лицо Яна из удивлённого стало просто усталым.

- Забей. Я был ему должен.

На секунду мне показалось, что я рухну в обморок от переутомления прямо там. И Ян явно не собирался мне помогать.

- Ты как хочешь, я за кофе, - твёрдо сказал он и направился к лестнице.

И я пошёл с ним, потому что ещё одной ночи в пустом коридоре точно бы не перенёс.

Мы спустились в круглосуточное кафе на первом этаже и первые несколько минут молча поглощали пончики и кофе. Я вдруг обнаружил, что не ел ничего почти два дня - и Ян, видимо, немногим меньше.

Потом, когда первый голод прошёл, я стал спрашивать, что происходило в больнице без меня.

Ян ответил, что ничего. Он прилетел около трёх – как раз, когда я общался с Русланом, выяснил все подробности и оплатил операции. Ещё добавил, что может понадобиться переливание крови, и если у меня есть знакомые со второй группой – это будет очень кстати. У меня не было, и я вообще начинал понимать, что абсолютно лишний здесь. Все мои порывы были ни к чему – Витька до моего второго появления в его жизни был в абсолютно надёжных и крепких руках. Я даже посмотрел при этой мысли на узкие и какие-то плоские запястья Яна, на его аккуратные пальцы, сжимавшие пластиковый стакан с кофе.

Ян попросил меня в ответ рассказать, чем занимался весь день я. Попросил как-то так спокойно и без претензии – и я не выдержал, стал говорить слово за слово, уходя всё дальше в собственные мысли и забывая постепенно, что говорю с бывшим парнем того, кого люблю я сам.

С Яном оказалось удивительно легко говорить – и удивительно легко выбалтывать то, что ему знать не следовало. Он внимательно слушал, кивал где нужно, иногда задавал вопросы, никогда не вызывавшие напряжение, и всё время его лицо и мягкий взгляд оставляли ощущение, что он не осуждает, а, напротив, готов понять и принять. Я с ужасом понимал, что сам никогда не смогу дать Вите такого участия.

Мы допили кофе и стали подниматься наверх – и уже у самой палаты меня вдруг осенило:

- Ян… - окликнул я его.

Ян, стоявший у окна и смотревший на ночной Берлин, обернулся.

- Не надо говорить ему, куда я летал.

Ян вскинул бровь.

- Вот как?

Меня пробрала дрожь. Только тут я начал понимать, что действительно выболтал всё человеку, который, быть может, сам ещё рассчитывал вернуть расположение Вити. Конечно, прошло семь лет… Но ни меня, ни Витю, ни, как оказалось, Руслана, этот срок не изменил.

Я молча смотрел на него. Ян спрятал руки в карманы джинсов и подошёл ко мне.

- Во-первых, он уже знает, что тебя здесь не было сегодня.

Я похолодел.

- Он приходил в себя днём. Я же тебе сказал – только что вкололи успокоительное.

- И ты сказал…

- А почему нет? Он звал тебя. Я должен был соврать, что ты отошёл в туалет? Я вообще не знал, здесь ты или сбежал с концами.

Я сжал кулаки. И ведь трудно было спорить. В сущности, именно это я и собирался сделать в тот момент.

- Во-вторых, - продолжил Ян, не особо-то дожидаясь ответа, - я могу не говорить больше ничего. Но при одном условии.

- Каком? – я невольно сглотнул, ожидая что-то вроде: «Если ты уедешь отсюда нахрен и больше не появишься в его жизни никогда».

- Если ты скажешь сам.

Я молчал. Облегчение было мимолётным и не слишком сильным.

Я усмехнулся.

- И что это поменяет?

- Или ты, или я. Выбирай. Потому что, если ты не в состоянии быть с ним честным, то тебе нечего делать рядом с ним. Ты только замучаешь его до смерти – уже почти замучил.

Я сжал зубы.

- Отлично. Тоже решил, что можешь судить?

- Я никого не сужу.

- Тогда почему меня обвиняешь во всём?

- Я никого не обвиняю.

- Тогда почему говоришь это мне, а не ему?

- Потому что он болен. И я не о пробитом черепе. Я верю, что от аварии он оправится. Он болен тобой - и так было всегда. И если кто-то и сможет его вылечить, то только ты. Если, конечно, тебе самому это нужно. Но если ты просто наслаждаешься тем, что он принадлежит тебе целиком – то тут я тебе не помощник.

Он замолчал, внимательно глядя на меня, а я молчал. Слишком устал уже от всего.

- Как видишь, у меня беспроигрышная позиция, - добавил он тогда. – Но и у тебя есть выбор. Изменить что-то между вами или уничтожить то, что есть, до конца.

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

- Отлично. Повёлся на сладкий голосок как идиот. Одного не могу понять, зачем тебе лезть в это? Хочешь добить нас – просто скажи ему, и всё.