- И что ты предлагаешь?

- Ну… Я бы тебя нарисовал.

Я покраснел. В первый раз в жизни, наверное.

- Да что тут рисовать, - пробормотал я и отвернулся.

Макс закусил губу.

- Не будешь смеяться? – спросил он.

Я пообещал, что не буду, и он извлёк из стола уже знакомый мне блокнот, а затем пролистал и, открыв на одной из страниц, протянул мне.

Я тогда едва не разинул рот от удивления, потому что с рисунка на меня смотрел…я. Или не я? У этого «Я» так же топорщились волосы на макушке, зато лицо было не в пример умнее, чем я привык видеть в зеркале. И в глазах было что-то такое, что у меня у самого сердце замирало, а затем пускалось вскачь.

- Круто, - выдохнул я, - а где ты так… Ну, наловчился?

Максим коротко улыбнулся и снова стал серьёзным.

- Так я же в художке учился. До девятого класса. А потом ну… в общем вышло так. Это отец всё хотел, чтобы я рисовал, а мамке было в общем пофик, и она дальше платить не стала.

Я покачал головой в очередной раз, подумав о том, какая странная у него семья.

- А мать вернётся к новому году, да? – спросил я вдруг.

Он отвернулся.

- Я надеюсь.

Видимо, поймав мой удивлённый взгляд, Максим продолжил.

- Ну… Она часто задерживается там, у себя… заграницей. Но обещала, что на праздники прилетит.

Что-то в его истории не клеилось, но ясно было одно: ни откуда она не прилетит. Хотя говорить об этом Максимке почему-то не хотелось.

- Она деньги присылает постоянно, - добавил он, будто пытаясь оправдаться или кого-то оправдать, - и шмотки. Вон, из Парижа.

Я хмыкнул.

«Что это за работа такая в Париже?» - хотел я спросить, но вовремя прикусил язык.

- Наверно, тоскливо вот так… одному? – спросил я всё же. Я представить себе не мог, что однажды вечером лягу спать один, в пустой квартире. Многие об этом мечтают, а я вот уже тогда понимал, сколько батька на самом деле мне даёт.

- Да нет, - фыркнул он, - всё нормально. Я вот Басика скоро домой заберу.

Он улыбнулся. Басик в самом деле последнее время выныривал почти что без всякого страха и иногда даже лизал Максиму пальцы, хотя в руки себя взять по прежнему не давал.

- Слушай, не съезжай с темы. Рисовать будем или что?

Я улыбнулся и кивнул.

- Ну рисуй. А мне что, так неподвижно и сидеть?

- Ну, сядь вон за комп, поковыряйся там. Как раз лицо сосредоточенное будет. Мне такие нра… - он запнулся, - садись, короче. Я за карандашами схожу.

Он действительно исчез и вернулся с карандашами, и рисовал меня пару часов. Сеансы такие у нас бывали примерно раз в неделю, а остальное время мы проводили как раньше.

Ближе к середине ноября Пашка всё-таки вспомнил о моем существовании. Поймал он меня после тренировки, вспотевшего и уставшего, когда я готовился со всех ног рвануть к своему Максимке.

- Витёк, разговор есть.

Я с тоской оглянулся на дверь.

- Да покурим щас, не дёргайся. Пошли, там и поговорим.

Стараясь не показать разочарования от внезапной задержки, я поплёлся за ним.

- Слышал, что вчера на перекрёстке было?

Я не слышал ничего, но на всякий случай кивнул.

- Белобрысому теперь месяц с гипсом ходить. Вот уроды, да?

Я промолчал. До меня начинало доходить.

- Кто? – спросил я.

- Да долбоёбы из тридцатой.

Я кивнул.

- И когда?

- Ну… хотели сегодня. Ближе к девяти.

Я вздохнул.

- Не, ну если ты не можешь, то мы ещё не назначили.

Я задумался. В сущности, мне было всё равно. Завтра я точно так же собирался идти к Максиму и точно так же не хотел тратить вечер на разборки, так что я кивнул и согласился.

- Позвонить только дашь? – спросил я и тут же осёкся, поняв, как глупо будет выглядеть, если я отпечатаю на мобильном у Пашки номер Максима. Он уже хотел согласиться и полез за мобилой, но я торопливо добавил, - а хотя не надо. Так догадаются.

- Вот это точно, - Пашка хохотнул. – Ну чё, по пивасику и пошли?

Я поморщился. Перед драками я тем более не пил.

- Пошли, - согласился я вслух.

К девяти все были основательно хорошие и, пошатываясь и подвывая нестройно «Районы, кварталы…», направились к перекрёстку. Место было хорошее – мне оттуда домой добираться минут пять. Хоть что-то в этом вечере шло как надо.

Пацанов из тридцатой оказалось двенадцать на восемь наших. При чём вот тут-то я и начал задумываться о том, что же такое «друзья», потому что как только удача повернулась к нам задом, Ванька и Серый рванули наутёк проулками.

Я так не умел, так что приходилось вовсю нарушать основные заповеди восточных единоборств, выворачивая чужие руки и ломая колени в этой свалке.

Подходили ко мне, впрочем, неохотно. И всё же уличный бой - это не поединок в спортзале, и через полминуты после того, как Пашка окончательно осел на землю где-то на краю видимости, мелькнуло зелёное стекло, и затылок мне распорола злая боль. Как я понял уже лёжа на земле, остальные давно либо свалили, либо валялись так же как мы, а нас теперь сосредоточенно допинывали берцами.

Не знаю сколько времени прошло, прежде чем взвыла сирена и вдалеке показались красно-синие огни милицейских автомобилей, победители принялись стремительно рассасываться по подворотням.

Тут уже и я понял, что надо делать ноги, потому что ментам пофик, кто начал, кто закончил и, не обращая внимания на оставшегося валяться на поле боя Пашку, пополз к тёмному промежутку между домами, то и дело безуспешно пытаясь встать на ноги.

В конце концов я всё-таки поднялся, только голова кружилась неимоверно и ни одной мысли в мозгу не осталось. Всё болело, но попытавшись сосредоточиться, я стал вспоминать, что же собирался делать после разборки.

«Макс», - проплыло в голове вялой, то и дело гаснущей бегущей строкой, и, пригибаясь и стараясь не попасться на глаза снующим тут и там ментам, я побрёл к нашему дому. Заполз на третий этаж, позвонил в дверь и привалился к стене.

Максим открыл почти сразу же. Он, наверное, выглядел обиженным – уж по крайней мере точно не был мне рад – но, едва заметив моё состояние, выругался, подставил плечо и потащил в прихожую.

- Свет… - выдавил я. Яркий свет действительно неприятно резал по глазам.

- Вот долбоёб, - пробормотал он удивлённо, усаживая меня на стул на кухне, - терпи теперь, чё.

Макс потянулся к шкафчику и достал зелёнку, а затем вернулся ко мне и брезгливо потянул носом.

- Я не пил, - я попытался мотнуть головой для пущей убедительности, но от этого стол и стулья окончательно затанцевали ламбаду у меня в голове.

- Ври больше.

Я обиделся, потому что на самом деле не пил, но промолчал.

Максим стал что-то там шевелить у меня в волосах, от чего голова взорвалась новой болью.

- Витька, чёрт… - он уселся на корточки напротив, - слушай, тут врача надо. Я могу залить, но шрам останется. Ты не дури…

Дурить я особо не собирался.

- Я вызову сейчас, ты тут посиди?

Я попытался кивнуть и тут же об этом пожалел.

Когда он уже выходил в коридор, я поймал его за руку и вяло попросил:

- Отцу позвони…

Я ещё успел подумать, что у него, наверное, нет моего телефона, но сказать ничего не успел. На этом мой вечер закончился, потому что стол устал танцевать и провалился в туман.

Очнулся я в больнице. Головой вертеть всё ещё было трудновато, но кое-как обшарив взглядом палату, я увидел на стуле у кровати невыспавшегося отца.

- Пап… привет.

Папка подпрыгнул на стуле и посмотрел на меня.

- Очнулся, сволочь, - пробормотал он.

Я улыбнулся. Ругает, значит любит.

- Не будь у тебя шва на макушке, я б тебе сам так врезал, что на скорой пришлось бы увозить, - припечатал он меня.

Я вздохнул и прикрыл глаза. Голос его наждаком резал слух, но я терпел это, как неизбежную расплату.

- Тебя, блядь, для того по секциям таскали, чтобы ты чужим пацанам мозги выбивал? Или чтоб ты свои об асфальт вытряс? А? Отвечай?

Ответа он ждать, впрочем, не стал.