Так что, ну, наверное, простительно было, что Джастин немного обалдел.
- Джастин.
Сказано это было тихо, но твердо, и Джастин тут же вынырнул из своих размышлений. А потом он оказался у Брайана в объятиях, и все пошло как-то само собой. Поцелуй получился сладкий и влажный – как ему нравилось. Теплые, нежные, податливые губы, трущиеся друг о друга носы, сплетающиеся языки. И каждый выдох, что успевал вырваться изо рта, прежде чем его снова коснутся губы, словно вмещал в себя все то, чем они были - вместе и по отдельности.
Все было медленно и основательно, как это происходило всегда, когда Брайан старался вложить в секс определенный смысл. Или когда позволял себе зайти достаточно далеко, никакого смысла не вкладывая. «Я люблю это» - в каждом прикосновении цепляющихся за лопатки пальцев, «Я умру за это» - в каждом движении тесно обхвативших бедра ног, «Это ты и я, и мы вместе» - в глазах, смотревших прямо ему в глаза, пока от накатившего блаженства зрачки в них не расширились и не потеряли фокус.
Через несколько секунд Джастин вышел из Брайана. Сам он любил, когда член еще долго оставался внутри, но Брайан – нет. Тело его после оргазма становилось слишком чувствительным, а потому он сразу скрещивал ноги и прятал свое недосягаемое отверстие еще на месяц (а то и два или три).
Однако же эта самая чувствительность, равно как и вымотанность, нисколько не помешали Брайану притянуть Джастина к себе на грудь и упереться подбородком ему в макушку.
И тогда Джастин понял, что он гребанный идиот. Тешащий себя иллюзиями осел.
Приятели по койке! Ага, конечно…
Брайан говорил, что любит его – руками, губами, языком, зубами, ладонями, сжимавшими Джастиновы бедра, когда тот входил в него все глубже и глубже.
И все же Джастин не был уверен, что теперь ему этого достаточно. Пытаться понять истинные мысли Брайана по его поступкам, по тому, что он говорит и чего не говорит, а также когда, кому и при каких обстоятельствах он это говорит, было все равно, что бесконечно путешествовать по перекрестным ссылкам, пытаясь по крупицам собрать информацию и прийти к единственно верному выводу. Это был какой-то особый язык, язык Кинни, и чтобы понимать его в совершенстве, необходимо было научиться пользоваться перекрестными ссылками.
Через несколько минут Брайан издал слабый стон и откашлялся. Тела их все еще соприкасались – они лежали бок о бок, привалившись друг к другу. На протяжении последних десяти минут Джастин пытался выдумать вежливый способ подняться и направиться к двери. Он никак не мог остаться здесь на ночь. Брайан же, похоже, не настроен был двигаться вовсе.
Однако в конце концов он все же обернулся к нему и пробормотал:
- Господи. Я завтра, наверное, стоять не смогу.
Голос у него был такой хриплый, будто последние сорок пять минут он орал благим матом. На самом же деле секс с Брайаном (особенно, когда тот бывал снизу) всегда был на удивление тихим. Хриплые вскрики – ну, пожалуй, редкие стоны – не исключено. Ну, допустим, еще парочка всхлипов и тихий выдох в конце. Но и только.
- Да прекрати драматизировать. Ты меня трижды в день трахаешь, и я не жалуюсь.
- Видимо, когда делаешь это только пару раз в год, как-то теряешь навык.
После этой реплики Брайан многозначительно замолчал. Джастин тщетно пытался понять, что должна означать эта пауза.
- Пожалуй, даже реже, - продолжил Брайан. – Когда там был последний раз? В прошлом августе?
- А что ты меня-то спрашиваешь? Мне откуда знать?
- Ну, потому что ты участвовал в процессе. Я думал, ты мысленно ведешь счет, - он усмехнулся и перекатил Джастина на себя. – Предаешься воспоминаниям – и внутри у тебя все сразу делается сладким и воздушным, как маршмеллоу.
А. Ну да, теперь понятно.
Джастин скатился с постели и принялся искать свою одежду.
- Что ты делаешь?
Он едва не ответил Брайану его же словами – только не говори мне, что так давно этого не делал. Но все же сдержался и бросил коротко:
- Ухожу домой, пока не срубился.
Брайан как-то задумчиво посмотрел на него.
- Срубайся тут.
- Не могу. Мне завтра рано вставать.
- Завтра же воскресенье.
- Мне нужно закончить проект.
- Ты всю неделю говорил, что завтра тебе рано вставать.
В устах любого другого человека это прозвучало бы как жалоба, может, даже как просьба. Но в случае с Брайаном это был вызов: Не ври мне, Солнышко. Отвечай честно, если только яиц хватит.
Что ему было сказать? Какие слова не прозвучали бы глупо? Я не могу здесь оставаться? Не могу здесь спать? Не могу позволить себе снова к тебе привыкнуть, поверить, что я опять стал частью твоей жизни? Я не могу сделать этого сейчас и, может быть, не смогу уже никогда?
А потом Брайан произнес то, за что десять месяцев назад он, наверное, мог бы убить:
- Джастин, останься.
Глаза его невольно закрылись, и несколько долгих секунд он не мог заставить себя разлепить веки. Что-то внутри него жадно впитало в себя эту фразу, образно выражаясь, стиснуло ее в кулаке.
Он выдавил из себя некий намек на улыбку.
Мне столько всего нужно тебе сказать… Нам столько всего нужно друг другу сказать, прежде чем появится хоть какой-то шанс… Но лично я адски боюсь даже начинать…
Он каждый день вел с Брайаном эти разговоры.
У себя в голове.
- Пока, увидимся завтра.
***
Конечно, были в его жизни и другие вещи. Брайаном она не ограничивалась.
Он ходил на занятия. Отбывал свою скучную повинность в библиотеке, утешая себя тем, что таким образом, по крайней мере, сможет оплатить учебу. Обедал с Дафни, каждый раз сообщая ей, что нового на Брайановском фронте. Раз в неделю встречался с мамой (честно говоря, он очень опасался, что если не объявится чуть дольше, та выполнит свою угрозу). Много времени проводил с Молли. Очень странно было осознать, что его мелкая сестрица внезапно стала настоящей личностью со своим собственным мнением, своими собственными взглядами и друзьями. Последние годы он был слишком занят собой и не заметил, как она успела так вырасти. И теперь, когда он узнавал ее заново, это было… ну… вау! Молли оказалась забавной, остроумной, своевольной и… Черт, в общем, он от души сочувствовал маме. Не похоже было, что ее пубертат принесет ей меньше проблем.
Он по-прежнему старался как можно чаще брать смены в кафе – это ведь были его единственные средства к существованию. Временами там случались жутковатые вещи. Например, недавно в мусорном контейнере на задворках было найдено мертвое тело. Установить личность убитого парня полиция не смогла. Все это было очень печально и наводило на мысли о том, что людям стоит быть осторожнее и больше ценить собственные жизни.
Временами он пересекался с Майклом. Ему недоставало их прежних почти братских отношений, но Джастин сомневался, что когда-нибудь все забудется настолько, что их можно будет восстановить. Теперь, встречаясь, они приветствовали друг друга, как едва знакомые люди, какими-нибудь привычными формулами вежливости. Рейдж же навсегда остался для них обоих некой так и не законченной историей.
Как-то раз ему позвонил отец и оставил сообщение на автоответчике. Оказалось, он узнал, что Джастин больше не живет с Брайаном, и теперь вроде как был настроен попытаться понять своего сына, предлагал встретиться и поговорить. Джастин не понимал, как ему поступить. Вернее, не мог понять, чего же он хочет. Мама сказала, что решение тут принимать только ему. Что отец навсегда останется его отцом, человеком, который семнадцать лет дарил ему свою безусловную любовь, пока не столкнулся с условием, которого принять не смог. Человеком, который выгнал из дома своего давнего друга, не оценившего рисунков Джастина: «У моего сына талант, который я, разумеется, намерен поощрять. И если у тебя с этим какие-то проблемы, убирайся вон, потому что я никому не позволю проявлять неуважение ко мне и моей семье в моем собственном доме». Человеком, который всегда учил его задавать себе самую высокую планку. И однажды все проебал, отвернувшись от него.