– Значит, берем их чай с закусками [1].
Бдительность Шерлока понемногу становилась менее тревожной. Он продолжал осматривать комнату, и Джон уже даже определил последовательность: дверь, кухня, окна, посетители, снова дверь; но плечи его уже не выглядели такими напряженными. Шерлоку пришлось собрать свои бумаги, чтобы освободить место для закусок, и Джон увидел, что тот работал на нотной бумаге.
– Ой, а ты что, сочиняешь музыку?
Брови Шерлока взлетели вверх.
- Это часть моей работы. Майкрофт же рассказал тебе, чем я тут занимаюсь?
- В конце концов рассказал-таки. После того, как привел меня в чувство с помощью нюхательных солей и ведра воды. Ему потребовалось целых пять минут, чтобы признаться, что ты на самом деле не планируешь постричься в монахи.
Шерлок закатил глаза.
- Нет тут никаких монахов. Аббатство уже четыреста лет как не является действующим монастырем. Это центр религиозного уединения [2].
Его тон подразумевал, что от монастыря это далеко не ушло.
- Ну а ты разве не часть этой общины?
- Я – состоящий при ней композитор, Джон, оттуда и сочинение музыки. - Шерлок поднял тяжелый чайник, чтобы налить им чаю, поддерживая его левой рукой, и Джон вздрогнул, посмотрев на его пальцы. Но Шерлок, похоже, этого не заметил, и продолжил: – Не то, чтобы им стоило большого труда утвердить меня на эту работу. Возможно и саму должность учредил им Майкрофт. Там еще есть минимум один поэт и, я полагаю, несколько писателей, но мне удается избегать с ними общения.
Джон фыркнул.
- Это им повезло. Ну, и над чем ты работаешь?
- О, - Шерлок явно был недоволен, - Заказ. Часть работы. Боюсь, Майкрофт сделал это условием, когда учреждал должность, чтобы у меня было поменьше свободного времени. Нужно написать работу для церкви в Бридлингтоне.
- А, - Джон явно запутался. Все, что ему было известно - что Шерлок писал музыку для собственного исполнения. - Это вещь для скрипки?
Шерлок криво усмехнулся.
- Рождественское произведение для детского хора, если хочешь знать. Я никогда раньше не сочинял музыку для хора, но это интересная задачка, в особенности после того, как мне сказали, что дети не способны петь гармонию…
Джон смотрел на Шерлока, не отрываясь, с полуоткрытым ртом, забыв о сэндвиче, который держал в этот момент в руке. А Шерлок радостно продолжил:
- К счастью, мне пришла в голову идея григорианского хорала. Прецедент уже был – многие из учебных программ и рождественских песнопений используют песнь «Создатель звезд в ночи…»
- Ты пишешь Рождественскую песнь? – выпалил Джон.
- Конечно же, нет, - ответил Шерлок, явно глубоко оскорбленный подобным предположением. – Я использую стихотворение про зимнее солнцестояние. И, конечно же, не я его написал.
- И слава Богу, - с облегчением ответил выдохнул Джон. Шерлок неодобрительно взглянул на него, и вдруг они одновременно начали хохотать. Джон даже несколько сильнее, чем ситуация того заслуживала. Глубокий смех Шерлока звучал так, будто он давно этого не делал. Когда Джон перевел дыхание, то в результате смог произнести:
- Пожалуйста, не говори мне, что они настаивают на том, чтобы ты общался с детьми.
- Бог мой, нет. Никто этого не хочет, – ответил ему Шерлок, и это спровоцировало новый взрыв хихикания.
- Так, - сказал Джон, вытирая мокрые от смеха глаза, когда, в конце концов, их смешки сошли на нет. – Ну и как она продвигается, эта твоя Рождественская песнь? Расскажешь мне о ней?
Шерлок редко говорил про свои сочинения, по крайней мере, с Джоном. Но к этому моменту он все же немного расслабился и даже рассеянно откусил пару раз от скона.
- Мммм, - Шерлок проглотил кусочек и отодвинул тарелку в сторону, чтобы достать бумаги из сумки. – Вот тут несколько отрывков из григорианского канона, которые я изучал, вот тут и тут… Возможно, тебе это не очень понятно, ноты записаны в средневековой манере…
Джону вообще ничего из этого не было понятно, но это было неважно. Вот теперь какая у него работа, подумал он, глядя на светящееся радостью лицо Шерлока, пока тот продолжил рассказывать о каком-то композиторе из шестнадцатого века, имя которого Джон впервые услышал. Это была совсем не та жизнь, которую он мог предположить для Шерлока в те времена, когда они жили вместе, но новое дело явно его занимало, и он был способен эту работу выполнять. Как минимум какое-то время, подумал Джон в приступе упрямого оптимизма. Прогресс Шерлока был очевиден: он выбрался в кафе – ну да, сидел в углу, спиной к стене. Да, он несколько раз вздрагивал и терял мысль, когда что-нибудь падало в подсобке или глухой старик о чем-то громко говорил своей жене. Но он был способен восстановиться. Да, он был еще слишком худым, и круги вокруг глаз у него были слишком заметны, и он напрягся, когда официантка склонилась над ним, но он мог работать, мог смеяться и мог быть сейчас здесь, с Джоном, хотя бы некоторое время.
Джон вдруг сообразил, что Шерлок прекратил говорить и смотрит на него, сосредоточившись взглядом на лице Джона в своей до боли знакомой манере.
– Что такое? – спросил Джон.
Взгляд Шерлока оставался неподвижен.
– Ты не злишься.
Джон поморгал.
– И почему же, скажи на милость, я должен злиться?
И тут Шерлок отвернулся.
– Все время с моего возвращения – прошлого возвращения – ты был зол. Ну да. У тебя был повод. А потом случилось все остальное. Он печально улыбнулся, - Не всему был причиной именно я, но это не помогло.
Джон тоже на секунду отвернулся, задумавшись. Он так давно отпустил свою злость, что почти забыл, каково это – постоянно носить в себе эту горькую тяжесть. Он вспомнил ту самую ночь, когда это прошло – когда Майкрофт показал ему полученный от ЦРУ файл. Ту ночь, когда Джон перестал быть пешкой в чужой игре и принял самостоятельное решение.
Он снова взглянул на украдкой наблюдавшего за ним Шерлока.
– Нет, - ответил он, - Я не сержусь. Уже нет.
Шерлок улыбнулся, и на мгновение Джон почувствовал, будто бы все стало как прежде: они широко улыбаются друг другу посреди окружающего их безумного мира, точно так же как в их самый первый совместный вечер. Вдруг хлопнула дверь, и в нее вошли девочка и мама, отчитывающая ее за какой-то проступок. Шерлок вздрогнул и выронил ложку.
- Упс, - сказал Джон, поймав ложку на полпути к полу.
- Отличная реакция, - сказал ему Шерлок. Он снова побелел и напрягся, ему удалось говорить нормально. И Джон просто пожал плечами, возвращая Шерлоку пойманный столовый прибор.
- Так, и что это за стихотворение, которое ты намерен использовать? - напомнил он о теме разговора, и Шерлок с явным облегчением продолжил с того места, где был прерван.
Джон слушал, время от времени что-то потихоньку жевал, иногда задавал, как он надеялся, не совсем дурацкие вопросы, подливал им обоим чай, и искренне удивился, когда обнаружил, что их чайник опустел, и прошло почти два часа.
– Не забудь позаботиться о том, чтобы кто-нибудь из счастливых родителей прислал тебе запись исполнения, - заметил он. Шерлок нахмурился.
– Ни за что. А вдруг они плохо споют? – Он слизнул джем с ложки и засунул бумаги назад в сумку. Когда он выпрямился, его лицо было серьезным. – Я должен был сказать это раньше. Я очень сожалею. По поводу твоей потери – жены и дочери.
Значит, Майкрофт ему сказал. Джон кивнул.
– Спасибо.
- Я рад… - поколебавшись, сказал Шерлок, глядя в сторону, - Я рад, что ты не поехал с ними. Я имею в виду - в той самой машине.
Джон совершенно точно знал, что тот на самом деле имел в виду.
- У меня была причина остаться.
Шерлок посмотрел куда-то вниз. Уголки рта опустились.
– Сейчас уже причины нет.
Когда Джон представлял себе этот разговор до возвращения Шерлока - а он представлял, тысячу раз представлял долгими одинокими ночами – то всегда думал, что в этот момент будет держать Шерлока за руку, а вот сейчас не решился.
Он заколебался в поисках правильного ответа, а Шерлок продолжил все с той же грустной улыбкой: