Поздоровавшись с персоналом, Лора направилась к длинному рабочему столу Дафне, стратегически мудро расположенному в конце большой комнаты, чтобы наблюдать за перемещением сотрудников. Она уже приготовилась положить ей руку на плечо, но в этот момент ответственный секретарь резко обернулась: затуманенный взгляд, подбородок опущен, губы плотно сжаты.

– Жюльен Вильдье… умер… сегодня утром.

Лора застыла. Кажется, она не поняла, не осознавала то, что услышала. Неловко опустившись на подлокотник кресла, она, сдвинув брови, повторила слова Дафне, надеясь вникнуть в их смысл. Жюльен умер сегодня утром, тот, кто еще позавчера смеялся! Нет, так не умирают, настолько внезапно, ведь он словно был создан для улыбок, для радостей жизни! Разве мог он умереть, вот так, быстро, без малейшей причины! Мертв, он, Жюльен? Кто угодно, только не Жюльен, у него попросту не было бы на это времени, слишком много имелось у него планов, слишком много сил, слишком много таланта. Вгрызаться в жизнь – в этом был весь Жюльен, насыщаться ей в полной мере, лишь обостряя аппетит с каждым новым глотком. Смерть – это потом, для других, для тех, кто не знает, что такое – жить по-настоящему.

– Я услышала по радио, – уточнила Дафне. – Его убили…

– Убили, Жюльена? – пробормотала Лора, медленно приподнимаясь, растерянная, словно случайно оказавшаяся в этой комнате, в своей одежде, в своих мыслях, с которыми ей никак не удавалось собраться.

Она пошла к себе в кабинет, машинально, почти не соображая. Замерла на пороге, словно утратила способность двигаться, не спуская глаз с выключенной лампочки. Сколько она так простояла? Десять минут, двадцать, полчаса? Она не знала. Жюльена Вильдье больше не существовало, отныне приходилось с этим жить. Надо было принять мир без него, думать о его жене и детях в этом мире без него, о ресторане Жюльена, пустоте его и безмолвии, леденящей стуже без красок и запахов, серой бесцветной стуже.

Вздрогнув всем телом, Лора надела куртку, обмоталась шарфом, снова размотала его, опять вздрогнула, принялась тереть щеки и широко раскрыла большие зеленые глаза от удивления, когда в кабинет без стука вошла Дафне. Остановившись в проеме, она протянула листок, глубоко вздохнув, словно ей трудно было заговорить:

– Депеша АФП[3]! «Красный гид Мишлен» только что обнародовал последний рейтинг… Жюльен наконец получил третью звезду.

Анонс очередного номера пришлось немного отсрочить. Подборку по главной теме апрельского выпуска следовало переверстать в соответствии с изменением содержания статей, а в остальном Лора Гренадье полностью полагалась на Дафне, которая была ее правой рукой, – ей она могла смело доверить руководство в случае непредвиденных обстоятельств. Ответственный секретарь, честолюбивая и целеустремленная, очень дорожившая независимостью, частенько брала в свои руки бразды правления, если ее начальница с головой погружалась в репортажи, требующие долгосрочных командировок, или в написание передовиц. Дафне нравилсь исполнять обязанности шефа, ибо она получала полную свободу действий. Самым главным для нее было обеспечить бесперебойную, согласно жесткому графику, сдачу материалов каждым звеном, дабы не допустить аврала у верстальщиков. Как ни странно, Лора не относилась к числу самых пунктуальных сотрудников и частенько безропотно выслушивала нарекания своей подчиненной, если возникала угроза «обратному планированию»[4] ответственного секретаря.

Несмотря на чудовищное известие, которое буквально потрясло редакцию, работа возобновилась. Без воодушевления, с чувством горечи, но тем не менее с прежним упорством. Пересматривались подборки, чтобы исключить статьи, которые можно было отложить на потом, добавляли недостающие, устраняли повторы. Десятки заметок были перегруппированы и классифицированы в соответствии с новым макетом номера.

Дафне Фромантен собрала свои иссиня-черные волосы в пучок и воткнула туда вместо шпильки блестящий розовый карандаш. Она сделала несколько звонков, напоминая о сроках сдачи наборщикам и внештатникам отдела хроники, а также рекламодателям, не спешившим вовремя представить свой материал, затем отправилась к верстальщикам, чтобы уточнить кое-какие особенности верстки, уладить детали размещения материала, просмотреть и оценить с экрана выбранные стили.

В это время Пако составлял список парижских рынков, на которых ему предстояло фотографировать, и в самое короткое время, выбирал наиболее рациональные маршруты в метро, чтобы сделать сразу несколько репортажей, не тратя времени на переписку. Лора Гренадье находилась в своем кабинете. Приоткрытая дверь позволяла ей одновременно и слышать то, что происходит в редакции, и не слишком страдать от постороннего шума. Почти прижавшись головой к левому плечу, она чертила органиграмму[5] в оранжевом блокноте на спиральке, то и дело бросая взгляд на экран компьютера. Новости в режиме нон-стоп одного из телеканалов вносили некоторое разнообразие в ее рутинную работу. Звук был настолько тихим, что она почти ничего не слышала. Каждые пять минут перед Лорой мелькали одни и те же кадры: полицейские машины, испуганные лица людей, вывеска ресторана «У Вильдье» крупным планом, местные жители, комментирующие происшествие, их тревожно-возбужденные взгляды. Внизу экрана ползла лента, информирующая ледяным начальственным тоном о смерти шеф-повара ресторана и совпавшим с ней присуждением ему третьей звезды.

Стукнув по двери, чтобы оповестить шефа о своем приходе, Дафне в сопровождении Пако вошла в кабинет, опустив на стол большую папку-классификатор.

– Мне кажется, стоит посвятить отдельный разворот истории Центрального рынка… В стиле ретро, дать хронологию, свидетельства современников, упомянуть разрушение павильонов Бальтара[6]… Однако тон не должен быть уж слишком ностальгическим, вроде того, что «раньше было лучше», нет, нужно выбрать что-то такое, что сможет погрузить нас в атмосферу прошлого…

– Да уж, пожалуйста, ничего шаблонного, – проговорила Лора, не отрывая глаз от экрана.

– А все же раньше действительно было лучше, – заметил Пако.

– Это – не наша забота. Оставим эти вопросы журналам по архитектуре и градостроительству, – отрезала главный редактор.

Дафне закрыла папку с архивными документами и воинственно скрестила руки на груди.

– Когда я вижу то, во что превратился квартал сегодня, не могу избавиться от мысли, что кое-кого из архитекторов стоило бы отдать под суд за причинение ущерба городскому ансамблю и культурному наследию!

– Отдать под суд и… подвесить за яйца на городской площади! – пошел еще дальше Пако.

Лора Гренадье вздохнула и грустно улыбнулась.

– Сдаюсь… Включишь то, что сочтешь нужным. Когда будешь писать шапку статьи, царапайся, но не кусайся… Во многом вы оба правы, но попробуем остаться позитивными. Мы ориентируемся на будущее, а значит, сделаем упор на тех, кто что-то делает, чтобы изменить положение вещей к лучшему.

Ответственный секретарь открыла вторую папку, менее толстую, где было всего несколько листов с напечатанным текстом.

– Почему бы нам не сделать чудную подборку из описаний Золя в «Чреве Парижа»? Энергия просто бьет ключом, то, что надо, настоящее словесное пиршество! Ты только послушай:

Были тут и так называемые каменные барвены с нежным мясом, расписанные красные карпы, ящики мерланов с опаловым отливом, корзины корюшки… А вот еще:

Розовые и серые, мягких тонов, креветки в лукошках блестели чуть заметными агатовыми бисеринками тысяч своих глазок; а лангусты, усеянные колючками, и омары с черным тигровым рисунком, еще живые, с шуршаньем и хрустеньем копошились на изломанных клешнях. [7]