— Иди сюда, в дедову столярку, — позвал Колька. — Как здорово пахнет сотами и медом! А сколько здесь всякого столярного инструмента! Чего хочешь можно сделать.

Дмитрий Карпович вышел по делам. Лида стояла близко, смотрела на Кольку, его радостную улыбку.

— Мне здесь тоже нравится.

Неожиданно для обоих он обнял Лиду и поцеловал в губы. Она вздрогнула, отстранилась:

— Ты что, спятил?

— Лид, не удержался, — смутился парень.

— Пообещай, больше не будешь позволять себе.

— Могу, но все равно не сдержу слова.

— Фу, какой ты. Пойдем отсюда. Покажу Панику.

— А пчелы не покусают?

— Они нападают на боязливых. Иди и не обращай на ульи внимания.

Вышли к мостику. Зелеными стояли талы. Но на поверхности воды — тихо: ни жучков, ни паучков. Осень! На противоположном берегу в саду у самого берега повзрослевший телок пощипывает траву. Увидев молодых людей, поднял курносую мордочку, издал протяжное му-у…

— С нами здоровается, — сказала Лида, — ответь.

— Му-у… — промычал Колька.

— А он и вправду!.. — фыркнула шутница.

— Я же верю тебе…

— Не обижайся, — взяла она парня за руку.

Преодолевая слабое сопротивление подружки, Колька обнял ее и еще раз поцеловал.

— Чего разошелся? Увидят же.

— А ты не уезжай надолго!

Уселись ужинать засветло. Бабушка нажарила картошки, принесла из погреба соленых лоснящихся помидоров, дедушка достал початую бутылку водки. Димка капризничал, Зина не знала, как его успокоить, разламывалась голова на части, пропало настроение.

— Давай его мне, — сказала Лида, — мы с ним общий язык быстро находим.

Она подбросила пацаненка на вытянутых руках. Тот от удовольствия раскрыл глаза. Нянька поводила по его губам соской, Димка половил ее беззубым ртом, поймал и с удовольствием зачмокал.

Дмитрий Карпович разлил водку по маленьким рюмочкам. Поставил перед всеми. Лида отказалась. Завозражала и Зина.

— Голове лучше станет, — сказал он гостье.

Зина пробовала разведенный спирт, когда работала в госпитале. Ни вкус, ни запах тогда не понравились. Отказать в просьбе дедушке не хотелось. Решилась! Выпила без эмоций. Закусила вкусным бочковым помидором. Почувствовала, как покраснели щеки, стали горячими уши. Без дополнительного приглашения поела жареной картошки. И правда боль в голове поутихла, поднялось настроение, она охотно отвечала на вопросы о своей жизни в Михайловке, пожаловалась на головные боли и слабость в теле.

Зажгли лампу под потолком. Разговор продолжился.

— Вся моя долгая жизнь, — говорила бабушка, — борьба с болезнями. Но то ли они к нам приходят не опасные, то ли мы научились справляться с ними, но в семье нашей тяжелых болезней не бывает. Поживешь у нас, смотришь, и тебя подлечим.

— У бабушки травы всякие в сараях пучками поразвешены, — поддержала Лида. — Она знает, как они называются, что ими лечат.

— Нет таких болезней, чтобы не было от них лечебных трав. Так еще говорила моя бабушка, — ответила Феодосия Ивановна.

— Я тоже так считаю.

— Ежели еще пропустить перед приемом рюмочку водки, так никакая зараза не выдержит.

— С медом лучше, — не поддержала бабушка дедову идею.

— Когда нет мочи, я всегда выпью маленькую, — приподнял вверх пустую рюмку Дмитрий Карпович, — смотришь, полегчает.

Зина с удивлением отметила: с незнакомыми еще вчера людьми ей приятно вести разговор. Милые, сердечные старики, Сережкин и Димкин фундамент.

Неожиданно с улицы послышались мужские голоса. Потом по коридору протопали ноги, и на пороге появился Иван Дмитриевич — старший сын. Шумный, большой, он сразу заполнил половину комнаты. Поздоровался, расцеловался со всеми.

— Приехал познакомиться с женой Сергея, моего любимого племянника, с его сыном. — Он поднял Зину за руку, оглядел с ног до головы, — Хороша пара! — Поцеловал. Взял Димку одной рукой, заглянул в личико.

— Похож, похож! Тяжелый! Богатырь!

Вынул две бутылки водки, передал отцу.

— Это на лечение. Ну, все. Мне пора. Забежал на минутку. Дела! — развел он руками. — Рад, что повидался с родными.

— Поешь, — сказала Феодосия Ивановна.

— Некогда, мама. Чуть посвободнее будет на работе, приеду, посидим, потолкуем.

Иван Дмитриевич еще раз всех поцеловал и так же быстро исчез, как и появился.

— Председатель райисполкома! Ни дня, ни ночи свободных.

— Дед покачал головой. — Мы с индивидуальным хозяйством тоже работали от зари до зари, но не в такой бестолковщине. Бесконечные собрания и совещания, а каждые высидеть — хуже, чем за плугом ходить.

На стене в большой раме под стеклом выставлены фотографии здравствующих и ушедших из жизни людей. Зина с Димкой на руках всматривалась в лица Сережиных родственников.

Пояснения давала бабушка. Гостья впервые увидела маленьких Сережу и Вадима, Лиду на руках у матери, бравого Дмитрия Карповича в казачьей одежде, Николая Дмитриевича в военной гимнастерке. Теперь все эти люди — ближайшие родственники сына, а значит, и ее самой. С сожалением отметила: нет фотографии Сережи в военной форме, а как бы хотелось посмотреть!

Вскоре Лида взяла племянника.

— Нам пора ужинать и спать.

Она дала Димке небольшую булочку с молочком, привычно положила ребенка на левую руку.

Зина осталась с дедами.

— Знаешь, внучка, — сказала Феодосия Ивановна, — ожидаючи твоего приезда, наготовила лекарств от головной боли. У меня тоже иногда случается, два-три дня попью отвар из подорожника, череды и тысячелистника, да ложку свежего меда натощак утром и вечером, как рукой снимает. Думаем и тебя этим зельем попоить. Должно помочь. Посмотришь, как я готовлю отвар, наберешь трав с собой, дома еще подлечишься. Помаленьку оклемаешься.

Зина с Лидой вышли на улицу перед сном. Очертания холмистой местности с западной стороны хутора расплылись в закате, появились яркие звезды на небе.

— Вот они будут всегда нам светить, — сказала Лида, глядя ввысь. — Когда нас не было, они так же сияли.

— Жизнь так устроена.

— Я не знаю, что такое жизнь. Не понимаю, почему я есть, а потом вдруг меня не станет. В чем смысл? Эти звезды существуют, пока я их вижу, а закрою глаза — и нет их.

— Не бери в голову. Это не главное. От таких дум она болеть начинает.

— А что, по-твоему, главное в нашем существовании?

— Не делать глупостей, которые омрачают жизнь не только тебе, но и близким людям, — ответила Зина.

— Это слишком просто.

— Не скажи. Не всегда человек может справиться с собою, если даже будет очень стараться.

— О том, что совершена глупость, станет ясно потом. А как ее распознать заранее?

— Если дело кажется простым и думать о последствиях не хочется, беда не замедлит приключиться.

— Ты работала в военном госпитале, видела смерть, и не одну. Что это такое?

— Видела, как тухнут глаза, кажется, только что был человек, он еще здесь, но его уже нет. Не дано нам это понять. Смерть для человека — крушение вселенной, в центре которой он находился. Для других — просто не стало его — и все, а мир каким был, таким и остался. Как это понять?

Они стояли и смотрели на небо, слушали вечерние звуки Горшовки. Залаяла где-то собака, Шарик ответил, не удержалась соседняя. Потом послышались звуки балалайки, девичий громкий смех, тут же нестройные ребячьи голоса подхватили песню:

— Что за песня? — спросила Зина.

— Так, ерунда на постном масле. Ее только мальчишки эдак залихватски поют. Горшовская «улица» начинает собираться.

— Интересно там?

— Даже очень. Беззаботное веселье, ничего не значащие разговоры.

— Ходишь?

— С Димкой на крылечке слушаем.