Можно предположить, что, потрясенные происшедшим, Романовы больше не претендовали на политическую роль, этим объясняется их молчание. Очевидно, некоторые из них приняли монашество и изменили имя, тем более история Династии знает нечто подобное. Император Александр I Благословленный после мнимой смерти своей избрал зрак уничижения и просиял в подвиге поста и молитвы. Его Царственная супруга Императрица Елисавета Алексеевна, согласно легенде, умерла позже, чем гласит официальная дата, и под именем молчальницы Веры погребена в Новгородском Сырковом монастыре.
Расследовавший дело цареубийства следователь И. А. Соколов в 1922 г. обмолвился, что «вопрос о жизни и смерти членов дома Романовых был, конечно, решен задолго до смерти тех, кто погиб на территории России»[52]. В этом же году Вел. кн. Кирилл Владимирович издал манифест, в котором объявил себя «блюстителем Русского Престола вплоть до выяснения судьбы Николая II»[53]. В этих словах проскальзывает слабая надежда, что непоправимого, может быть, не произощло. Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, эмигрировавшая в Данию, отказалась признать смерть сына и внуков: и не верила этому до конца дней своих[54].
Тем не менее военный атташе Франции, единственный представитель этой страны, заявил: «Мы будем поддерживать версию большевиков». А версия была неутешительна: Венценосное Семейство с челядью и приближенными бесследно стерто с лица земли.
Православная Россия во главе с Помазанником Божиим — великое препятствие Антихристу. Ее надо бы уничтожить, заменив благословенную Богом власть самозванцами, ввергающими души подданных в преисподнюю уже при жизни. Восстановление Правящего Дома было бы победой светлых сил, поэтому людям всячески внушалась мысль о невозможности этого.
Попытка очернить Романовых, убить память о них и была тем страшным бескровным цареубийством, за которое Отечество расплачивается до сих пор. Лезвие оказалось обоюдоострым и насмерть поразило души предателей и потомства их, которое стало бесплодным для домостроительства, мертвым для благодати. Если отрекшийся от Христа человек делается добычей диавола, то потерявший гражданскую сопричастность к Православному Царю — песчинкой в вихрях общественных неразберих.
Новым правителям было выгодно представлять Царя и Семью убитыми. Им казалось, так идея монархического правления будет похоронена в умах людей. К счастью, все семь десятилетий блуждания по пустыне в народных недрах теплилась неугасимая лампада — почитание Царственных Мучеников, как их с любовью называли верные.
До революции тропарь Честному Кресту звучал так: Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы благоверному Императору нашему Николаю Александровичу на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя крестом Твоим жительство». Пять слов оказались выкинуты, и вся церковная Россия застыла в недоумении.
«Первые переживания — это полная растерянность точно почва ушла из-под ног, невольный страх перед будущим, — скорбел один из протоиереев Русского Севера. — Как теперь поступать: кого возглашать в прошениях о царской власти? Тысячу лет наша церковь поминала сначала благоверных князей, потом царей и императоров. Богослужение начиналось молитвою о царе (утреня) и оканчивалось тем же, а теперь образуется какая-то пустота, точно что-то оторвалось от сердца…»[55]
В 1932 г. на скале в Святогорском монастыре, превращенном в музейный комплекс, обнаружили искусно изграфленную икону Августейших Страстотерпцев. Ходили слухи о «царских детях», живущих среди нас. Келейник владыки Феофана, прошедший четыре советских концлагеря, встречал среди заключенных много людей, верящих, что Царская Семья жива. Редкий острог не имел своего Алексея, Татьяну, Ольгу. 3аключенные делились с ними скудной пайкой, чтобы послужить Страдальцам.
Т. С. Волкова вспоминает, как после войны ее мать, вернувшись из Фроловского монастыря, сказала: «Тамара, сегодня я была у блаженной Ольги и видела Царицу». — «Какая она?» — замерев, спросила девочка. «Высокая, сухенькая, величественная старушка».
Про исповедницу схиигуменью Святославу, поражавшую лица необщим выраженьем, шептались: «Царская дочь». Матушка не поддерживала этих слухов — впрочем, и не оспаривала. Когда за тайное монашество ее бросили за решетку, сам начальник тюрьмы вызывал ее к себе в кабинет, как бы для допроса, и часами рассуждал о Библии, о творениях святых отцов. «Я был другой человек, да вот жизнь заставила», — оправдывался он, словно перед ним сидела не молчаливая арестантка, но власть имеющий человек.
Свой «цесаревич Алексей» был в Сибири, Сухуми, Кисловодске, Киеве. Иерей Кронид (1907 г. р.) припоминает: «Федор Федорович, так называл себя этот человек, мало походил на царского отпрыска, но если веревку долго таскать по грязи, она неизбежно оботрется, так он говорил. Из намеков следовало, что его спас и воспитал крестьянин из казаков. Некоторое портретное сходство, конечно было. Страдал он и гемофилией. Десять лет провел в заключении, но выжил. Одевался просто: сапоги, широкие брюки, фетровая шляпа. Раз в год его брали в психиатрическую больницу, что при Кирилловской церкви, чем-то кололи и отпускали. У меня долго хранился его чемоданчик. Однажды Федор Федорович забрал его, предварительно вынув оттуда толстую Библию с неканоническими текстами. Она цела, я вам ее покажу. Там есть 3-я книга Ездры, где сказано, что в последние времена явится Помазанник Божий, чтобы наказать нечестивых. Больше я Федора Федоровича не видел, а со временем узнал, что его похоронили на Дарницком кладбище. Когда я захотел поклониться его могилке, меня подвели к кресту с надписью «монах Серафим». Если помочь мне добраться до кладбища, думаю, сумею отыскать…»
Ходили слухи о заточении самого Императора в монастыре под Сухуми. Самодержца представляли плавающим по Белому морю на крейсере, который никогда не пристает к берегу. Старец-схимонах лично слышал, что в горах Кавказа якобы скрываются патриарх Тихон, Иоанн Кронштадтский. При всей наивности этих легенд есть в них доля истины: люди верили в народных заступников, которые не покинули Россию. Никто из призывавших имена Царственных Мучеников не постыдился. Во время войны сотня казаков, оказавшись в безвыходном положении, чудесно вышла из окружения после молитвенных воздыханий к 3амученным.
Владыка Феофан Полтавский навсегда остался во Франции. Он жил как отшельник, почти в затворе, отошел от церковных дел и вскоре был забыт. Скончался во время немецкой оккупации. Чуть позже из Парижа в неизвестном направлении выехал генерал Вольконен с супругой. На этом следы обрываются. Но после войны за границей стали поговаривать о спасении Романовых. В 70-х годах вышла книга на английском языке «Охота на царя».
Нам выпало жить в уникальном, не имеющем аналогов времени: мы воочию наблюдаем, как сбываются пророчества, и евангельские, и святоотеческие. Упала звезда полынь, отравив источники водные (Откр. 8, 10–11), ежедневные сводки новостей наполнены военными слухами, сообщениями о гладах и землетрясениях (Мр. 13, 7–8). Мерзость и запустение на святых местах стали скорбной действительностью (Мф. 24, 15). Мы привыкаем к опасным манипуляциям с деньгами и разговоры о электронных кредитных карточках уже не пугают нас.
Вместе с тем предсказано, что перед концом на краткое время будет расцвет. Один русский монах обнаружил в старинных греческих рукописях пророчество Отцов, гласящее, что в последнее время в России будет Православный Царь, которого явит Сам Господь. «И вся земля будет пустынею и ужасом; и народы сии будут служить царю Вавилонскому семьдесят лет» (Иер. 25, 11). Но рухнет капище Вавилонское с идолопоклонством и блудом его, и явится Божий Помазанник, светлый духом, открытый лицом.
3начит, Дом Романовых не уничтожен окончательно, до нас должна дотянуться хоть какая-то ниточка. Как это могло быть? Не знаем и, может быть, не узнаем никогда. Не наше дело подвергать исследованию судьбы Божии, ограниченный ум человека не в силах понять неограниченный разум Творца. Не все на свете обязано становиться достоянием веденья человеческого.
