«Я увидел и Антиопу, дочь Эзопа. Она гордилась ночью, проведенной в объятиях Зевса. От него она понесла двух сыновей, Амфиона и Зета, основателей семивратных Фив. Они и укрепили город, потому что даже богатыри не могли жить на открытой равнине без прикрытия стен и башен.

«Вслед за ней пришла Алкмена, жена Амфитриона, которая родила от Зевса мужественно-терпеливого Геракла Львиное Cердце. Пришла и Мегара, дочь гордого Креона, ставшая супругой мощного сына Амфитриона^[66].

«Я увидел Эпикасту, мать Эдипа. В неведении она совершила грех и повенчалась с собственным сыном. Ее сын, убивший своего отца, стал ей мужем. Но боги раскрыли правду. Для Эдипа они придумали жестокую казнь. Он мучился от раскаяния, правя кадмейцами в возлюбленных Фивах, а она сама ушла к Аиду, грозному хранителю врат Ада. Она перекинула петлю через стропила в своих чертогах и погибла, обезумев от угрызений совести, а ее сын остался один страдать от Мстительниц Эринний, вызванных проклятием матери.

«Подошла и лучезарная Хлорида. Восхищенный ее красотой, Нелей отдал целое состояние за ее руку. Она была младшей дочерью Амфиона сына Иаса, бывшего как-то королем в Орхомене Минийском. Хлорида царствовала в Пилосе и родила мужу славных детей: Нестора, и Хромия, и величественного Периклимена, и еще дочь Прекрасную Перу, подлинное чудо света по красоте, к которой сватались все соседи. Нелей объявил, что отдаст ее тому, кто вернет из Филакии скот, угнанный грозным Ификлом. Трудная была задача — отбить широколобых быков, такая трудная и опасная, что никто не брался, только один рыцарственный провидец, и тот удачи не видал. Боги были против него, и он оказался в плену у грубых пастухов. Так проходили дни, и уходили месяцы, но только по истечении года мощный Ификл отпустил его — в награду за его предсказания. Так исполнилась воля Зевеса.

«Я увидел и Леду, жену Тиндарея, родившую ему отважных близнецов: Кастора, укротителя коней, и мастера кулачного боя Полидевка. Хоть они давно покрыты плодородной землей, но в некотором смысле живы и поныне. Зевес по воле своей дал им чередовать день жизни и день смерти, по очереди. То один из них жив, то другой, но бессмертными считаются оба.

«Вслед за Ледой пришла Ифимедия, супруга Алоэя, которая утверждала, что спала с Посейдоном и от него понесла недолговечных близнецов Ота и Эфиалта, самых высоких людей на земле, когда-либо евших хлеб. Они были и красивее всех, кроме несравненного Ориона. К девяти годам они были девяти локтей в плечах и девяти саженей ростом. Они угрожали смутить покой небожителей, принеся грохот и пыл битвы прямо на Олимп. Они собирались взгромоздить Оссу на Олимп, а сверху забросить лесистый Пелион, и по этой лестнице штурмовать небеса. Они бы это сделали, если бы дожили до совершеннолетия. Но сын Зевса от прекраснокосой Лето поразил их обоих, пока пух еще не коснулся их ланит, и волосы не затенили подбородка.

«Встретил я и Федру, и Прокриду, и прекрасную Ариадну, дочь злобного Миноса, которую Тезей увез с Крита. Он хотел привезти ее на священные холмы Афин, но не успел ею насладиться, как по наущению Диониса Артемида убила ее на окруженном морем острове Диа^[67]. Я видел Майру и Климену, и еще мерзкую Эрифилу^[68], которая за золотое ожерелье сгубила своего законного супруга. Но всех, кого я видел, не упомянешь, а тем более не опишешь. Много там было жен и дочерей героев. Я не успею досказать, как растает эта волшебная ночь. А мне уже пора спать, на корабле ли с выбранной вами командой, во дворце ли. Время отплытия я оставляю в руках богов и в ваших надежных руках».

Тут Одиссей прервал свой рассказ. Феакийцы не проронили ни звука. Как зачарованные, они сидели в полутемном зале, пока белорукая Арета не прервала молчание.

— Феакийцы, — сказала она, — каков наш Cтранник? Какой характер, размах, склонности сердца! Наш Cтранник, но мой гость, должна я сказать. Но вы все сможете поделиться честью принимать такого гостя. Не спешите спровадить его домой, не скупитесь на подарки в час его нужды. Ведь небеса наполнили ваши дома достатком.

Почтенный лорд Эхеней, старейший среди феакийцев, поддержал ее:

- Друзья, совет нашей мудрой королевы бьет прямо в цель, как и следовало ожидать. Я предлагаю последовать ее совету. Но пусть решает Алкиной, что сказать и что сделать.

Алкиной ответил решительно:

— Пока я живу и правлю вами, мои мореходы-феакийцы, воля королевы священна. Пусть наш гость удержит свое нетерпение и останется еще на день, чтобы дать мне время проявить щедрость. Завтра я пополню полученные им дары. А его отправление домой касается всех, но меня в первую очередь, поскольку я — король этой страны.

Разумно отвечал ему Одиссей:

— О мой досточтимый государь, лорд Алкиной, я готов задержаться по твоему велению и на год, если б ты тем временем умножал мои дары и в конце концов отправил домой. Мне очень важно прибыть на родину с полной сумой. Чем богаче я вернусь, тем уважительнее меня встретят на Итаке.

Алкиной громко ответил:

— Одиссей, мы не считаем тебя самозванцем и шарлатаном, одним из плетущих байки бродячих лгунов, у которых и не отличишь правду от лжи. Их порождает мириадами темная земля Напротив, твой рассказ восхищает нас красотой слов и красотой смысла. Ты повествуешь и украшаешь историю о страданиях аргивян и о своих странствиях лучше любого барда. Продолжи свой рассказ, скажи мне правду — встречал ли ты в мире теней своих товарищей по оружию, плававших с тобой к Илиону и павших на поле боя? Ночь еще впереди, и нам не настало время расходиться. Продолжай свой замечательный рассказ. Я бы выдержал и до рассвета, если у тебя хватит сил и голоса рассказывать повесть своих невзгод.

И в ответ на эти слова Одиссей продолжил свой рассказ:

— О мой досточтимый принц, лорд Алкиной, всему свое время, время рассказывать долгие истории, и время спать. Но если вы хотите слушать дальше, то я расскажу вам еще более грустное повествование — о страшной судьбе и горькой кончине моих товарищей по оружию, кто уцелел в боях и опасностях Троянской войны, но сгинул в конце пути по капризу неверной жены.

«Вернусь к моему рассказу. Непорочная Персефона прогнала стаю женских теней^[69], и они разлетелись кто куда. Ко мне приблизилась печальная тень Агамемнона, Атреева сына. Он был окружен душами соратников, встретивших смерть вместе с ним во дворце Эгиста. Вождь немедленно узнал меня, как только хлебнул черной крови. Он громко воскликнул, и зарыдал, протягивая ко мне руки, как бы пытаясь меня обнять. Но тщетно — сила и мощь навсегда покинули его гибкие члены. От жалости я тоже заплакал и сказал ему от всего сердца:

— Прославленный сын Атрея, Агамемнон, повелитель мужей, скажи мне, каким броском победила тебя Cмерть? Cокрушил ли тебя и твое судно Посейдон, подняв страшный шторм? Или враждебные туземцы поразили тебя на берегу, когда ты угонял их волов и добрые отары овец, или бился за их город и женщин?

— Царственный сын Лаэрта, хитроумный Одиссей, — отвечал он, — Посейдон не подымал шторм, чтобы меня потопить в море, и враждебные дикари не свалили меня на берегу. Мою погибель замыслил Эгист, вместе с моей проклятой женой он погубил меня. Он пригласил меня во дворец, и устроил пир в мою честь, и убил меня на пиру, как вола в стойле. Бесславная, постыдная смерть! Они перебили моих людей одного за другим и уложили их рядом, как клыкастых вепрей в дому богатого гостелюбивого лорда перед свадьбой, или званым обедом, или пиром пэров. Ты, Одиссей, видел не одно убийство, в поединках или в пылу битвы, но ужаснее ты не видал — меж накрытых столов, рядом с чашей вина, в банкетном зале, залитом кровью. Горше всего мне было слышать предсмертный крик Кассандры, дочери Приама. Гнусная изменница Клитемнестра зарезала ее прямо надо мной. Я пытался поднять руки и отбить ее меч, но тщетно. Подлая тварь отвернулась и даже не удостоила чести закрыть глаза или подвязать челюсть, хотя я был по пути в Аид. Я тебе скажу, что с такой женщиной никто не может сравниться в бесчестии и жестокости. Кто еще мог бы замыслить такое мерзкое преступление, как умышленное убийство своего супруга и повелителя? А я-то, вернувшись домой, ожидал радостной встречи с детьми и челядью. Она своим злодейством заклеймила навеки не только себя, но весь свой пол, даже еще не родившихся и добродетельных женщин.