— Дитя, — возразил Собиратель туч, — ты поспешна в своих суждениях. Как мог я позабыть великолепного Одиссея! Он не только умнее всех смертных, но и щедрее всех одаряет Бессмертных жителей просторных небес. Но Посейдон, Потрясатель Земли, неукротим в своей злобе из-за того, что Одиссей ослепил богоравного циклопа Полифема. Полифем — вождь племени циклопов, и родной сын Посейдона и нимфы Тосы, дочери Хранителя соленого моря Форки. Она зачала его с богом в выдолбленном морем гроте. Поэтому Посейдон, хоть и не смеет убить Одиссея, неизменно срывает все его попытки вернуться на родину. Но давайте придумаем план, как возвратить домой Одиссея. Посейдону придется проглотить эту пилюлю — он не сможет один противостоять всем Бессмертным.
Ясноокая богиня Афина отвечала ему:
— Отец и повелитель Кронид, если мы хотим, чтобы благоразумный Одиссей возвратился домой, пошлем нашего вестника Гермеса — Аргусобойцу прямиком на остров Огигия, где живет прекраснокудрая нимфа. Пусть он передаст ей наше решение: ее многострадальный гость[6] может немедленно пуститься в обратное плаванье. А я полечу на Итаку, воодушевлю его сына Телемаха, пусть соберется с духом, созовет длинноволосых ахейцев на совет и уймет кавалеров своей матери Пенелопы, а то они перебьют и съедят всех жирных овец и винторогих быков Одиссея. А потом я пошлю его в Спарту и в песчаный Пилос, искать любимого отца. Не отыщет следов отца — хоть сыщет себе славу у мужей.
Афина обула нетускнеющие золотые сандалии, подобно ветру несущие свою хозяйку над морем или бескрайней землей, и взяла тяжелое копье с острым бронзовым наконечником. Когда богиня гневается, это огромное копье становится страшным оружием: Дочь великого Отца, она разбивает ударами копья строй отважных воинов. Она молнией слетела с вершин Олимпа и приземлилась на Итаке перед дворцом Одиссея, у порога внешних ворот. С копьем в руке она выглядела, как путник, ищущий приюта: Богиня приняла облик тафийского вождя Ментеса.
В проеме ворот она увидала наглых кавалеров[7]. Они сидели на шкурах зарезанных и съеденных ими быков и играли в шашки, а вокруг суетились шустрые пажи и оруженосцы. Одни разбавляли вино водой в широких кратерах, другие вытирали столы мягкими губками, а иные щедрой рукой делили мясо. Никто не обратил внимания на богиню, кроме богоравного юного Телемаха. Он сидел, тоскуя, среди кавалеров, и фантазировал. Ему виделось, как вдруг, откуда ни возьмись, появляется его благородный отец, гонит в шею удалых кавалеров, возвращает себе королевское звание и вновь правит Итакой. Погруженный в мечтанья, он внезапно заметил Афину, и вышел к ней, уязвленный тем, что гость стоит у ворот, и никто его не принимает. Он пожал руку гостю, принял его тяжелое копье и сердечно приветствовал:
— Добро пожаловать, дорогой гость! Пообедай с нами, а потом расскажешь, что привело тебя сюда.
Он провел гостя в просторный зал дворца и прислонил его копье к полированной деревянной стойке у опорной колонны, где стояли копья отважного Одиссея, Он постелил гладкие узорчатые ткани на резное кресло, усадил богиню и подставил ей под ноги низкий табурет. Себе он подвинул расписное мягкое кресло, отгородившись от взора кавалеров. Он опасался, что гостя возмутит буйная компания, и шум и гам помешает обеду. Кроме того, он хотел наедине порасспросить гостя о своем сгинувшем отце.
Горничная принесла воды в золотом кувшинчике и подставила серебряный таз, чтобы они смогли омыть руки. Она подвинула к ним полированный столик, а верная домоправительница подала хлеб и закуски, щедро являя гостеприимство. Жаривший мясо слуга положил на блюда разнообразные куски мяса и поставил перед ними золотые чаши, а виночерпий, постоянно обходивший зал, налил вина.
Самодовольные кавалеры развязно ввалились в зал и плюхнулись на стулья и сидения. Оруженосцы омыли им руки, служанки положили хлеб в корзинки, а пажи налили полные чаши вина. Кавалеры навалились на добрую снедь, а утолив голод и жажду, обратились к другим радостям, — к музыке и танцам, без которых пир не пир. Герольд принес великолепную лиру и подал ее Фемию, которого они вынудили стать их бардом. Тот взялся за струны и заиграл первые аккорды чудесной песни. Воспользовавшись этим, Телемах склонился к ясноглазой Афине и прошептал:
— Почтенный странник, не обижайся на мои искренние слова. Этой своре легко думать лишь о музыке и песнях. Они пируют на дармовщину, за счет человека, чьи кости омывает дождь в поле или волны в соленой пучине моря. Стоит ему появиться на Итаке, они отдадут все золото и наряды на пару быстрых ног. Но он сгинул безвозвратно, и нас больше не утешают пустые обещания: солнце его возвращения закатилось навеки.
«Скажи мне без утайки, кто ты и откуда, какого рода и города? И раз уж ты не мог придти пешком, какое судно принесло тебя на наш остров? Почему мореходы высадили тебя на Итаке, и как они назвались? Впервые ли ты оказался у нас, или тебя принимал в гостях еще мой отец? Он славился своим гостеприимством не менее, чем дальними странствиями».
— Я все тебе расскажу, — отвечала ясноглазая богиня, — Меня зовут Ментес. Мой отец — славный воин принц Анхиал, а я — вождь тафийских мореходов. Я пришел на Итаку на своем корабле и со своим экипажем по темно-винному морю, а курс мы держим на Темесу, где я надеюсь обменять мое карго — блестящее железо — на заморскую медь. Мой корабль стоит на якоре вдали от города, в бухте Ретре, у подножия лесистой горы Нейон.
«Наши семьи издавна дружат и посещают друг друга, что подтвердит тебе и старый лорд Лаэрт, если ты его спросишь. Правда, я слыхал, что он больше не бывает в городе, а живет уединенно и тоскливо на своей ферме в горах, со старой служанкой, и та ставит перед ним еду и питье, когда он устает ходить по террасам и ухаживать за виноградником.
«На этот раз я прибыл на Итаку потому, что слыхал, что он вернулся домой. Я имею в виду твоего отца. Не думай, что великолепный Одиссей сгинул с лица земли. Хотя боги и задерживают его, он жив. Я полагаю, что он попался в руки дикарям на окруженном прибоем дальнем острове, и они удерживают его. Хоть я не вещун и не прорицатель по профессии, но я предреку тебе грядущее, как подсказали мне бессмертные боги. Одиссей скоро вернется на любимую родину. Даже если враги заковали его в железные кандалы, он сумеет спастись и вернуться домой. Положись на Одиссея — он сумеет выпутаться.
«Скажи мне, и впрямь ли ты сын Одиссея? Ты так вырос! У тебя его лицо и глаза, как мне помнится. Ведь мы часто видались, пока он не ушел под Трою на черных кораблях со всем цветом аргивского рыцарства, а с тех пор я его не встречал».
— Мой друг, — сказал осторожный Телемах, — отвечу тебе искренне. Моя мать говорит, что я сын Одиссея, я сам не знаю. Никто не знает точно своего отца. Лучше был бы я сыном простого человека, мирно состарившегося у себя дома. Раз уж ты меня спросил, отвечу, что я сын самого несчастного человека на свете.
— И все же, — сказала ясноглазая богиня, — видя тебя и зная твою мать Пенелопу, я не думаю, что твой дом обречен на бесславное существование. Но объясни мне, что это за пирушка? Что это за люди и кто они тебе? Свадьба ли это или банкет, но складчиной тут не пахнет. Они бесцеремонно налетают на твое добро, чем возмущают любого порядочного человека.
— Странник, — сказал здравомыслящий Телемах, — раз уж ты спрашиваешь, отвечу. Это был почтенный и зажиточный дом, пока Одиссей жил среди нас. Но по злой воле богов Одиссей исчез, не оставив следа. Такова его беспримерная судьба. Если бы он погиб в боях за Трою, среди своих воинов, или умер бы на их руках от ран, я бы не так горевал. Весь ахейский народ насыпал бы ему курган, он бы оставил сыну в наследство память и имя. Но он беззвучно исчез, как будто его похитили духи бури, злобные Гарпии, и умчали с собой в пустоту. Мне остались только печаль да слезы. И не только о нем я печалюсь, есть у меня и иные заботы. Все владыки и вожди с Дулихия, Зама, лесистого Закинфа и скалистой Итаки сватаются к моей матери и транжирят мое добро. А она, хоть и не собирается выйти замуж, не может решиться и отклонить их предложения, или избрать одного из своих кавалеров. Тем временем они сидят у нас, едят все подчистую, безобразничают, да и меня раньше или позже порешат.
