– Чего ты ждёшь? Я всё сказала. Если есть что добавить, говори. Нет? Разговор закончен.

Альберт опустил руки, которые до сих пор держал скрещенными на груди и, не произнося ни слова, тихо вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Катрин осталась стоять посредине комнаты, бессильно глядя ему во след.

Она не знала, чего ожидала в ответ на свою тираду. Но явно не этого.

Как не крепилась, а слёзы всё-таки хлынули.

Вот ведь гад! Ну хоть что-нибудь бы сказал в ответ?

И кто говори, что любовь – это счастье? Да никогда в жизни ей не было так тошно, как сейчас!

Бросив сто десятый взгляд на себя в зеркало, Ирис почти осталась довольна увиденным.

Бессонная ночь не могла не сказаться на цвете лица, и она, конечно же, сказалась. Кожа выглядела бледнее обычного, глаза, по контрасту, темнее. Но ничего. Так даже интереснее.

Поправив небрежно отбившийся от своих собратьев локон, Ирис, наконец-то, позволила себе отойти от зеркала и спуститься в обеденный зал Гранд Отеля.

Обычно она приходила самой последней, но сегодня Катрин тоже не спешила.

– Доброе утро, – кивнула ей Ирис. – Ты вообще сегодня спать ложилась? Выглядишь просто ужасно.

И это было правдой, пусть и недоброй. Если бледность самой Ирис была фарфоровой, то в случае с Катрин приобрела прямо-таки пергаментный оттенок. Глаза у Катрин были красные, воспалённые, как у белой мыши. Под ними тени столь глубокие, что впору о синяках вспомнить. Бледные губы вытянулись в ниточку. Волосы прямой соломой свисали вдоль запавших щёк.

– Спасибо за ценное замечание, – буркнула Катрин, первой юркнув в распахнувшиеся двери лифта. – Ты любезна, как всегда.

Ирис так и распирало от любопытства узнать, чем же закончился разговор Катрин с Альбертом. Состоялся ли он вообще? Но спрашивать она ни о чём не стала. Отчасти из тактичности, отчасти из гордости.

Альберт дожидался их за столом, непринуждённо раскинувшись на стуле.

Вот на ком бессонная ночь никак не сказалась! Такое впечатление, будто он весь светился. Черты лица едва заметно заострились, словно сделавшись чётче. Глаза сияли. На щеках выступил лихорадочный яркий румянец.

– Доброго утра, – с улыбкой кивнул он подошедшим девушкам. – Присаживайтесь.

– Я не буду завтракать, – покачала головой Катрин. – Уже опаздываю.

Не успела она сделать и шагу в направлении выхода, как пальцы Альберта крепко сжались на её тонком запястье.

Голос его был тих, но звучал очень твёрдо:

– Сядь, Кэтти. Нельзя утром выходить на улицу, не выпив чашку ароматного чая. Или, даже лучше того – кофе.

– Я же сказала, что опаздываю!

– Значит опоздаешь, – невозмутимо возразил он. – Садись и ты, Ирис. Или тебе тоже требуется особое приглашение?

Ирис фыркнула.

– Раньше ты хотя бы не хамил, – вздохнула она, присаживаясь на соседний стул.

– Я уже сделал заказ, – сообщил Альберт кузинам. – Кофе сейчас принесут.

Катрин в упрямом молчании созерцала скатерть на столе.

Поняв, что кузина поддерживать разговор не собирается, Ирис взяла эту почётную миссию на себя:

– Тебе просто нравится над нами издеваться, демонстрируя силу и характер? – поинтересовалась она у Альберта. – Или у совместного завтрака есть особый смысл?

– Издеваться? – съязвил он. – Ну прости, дорогая, что пытаюсь проявить внимание и заботу. И да, в это есть особенный смысл – не хочу, чтобы вы уходили на целый день голодными.

Официанты принесли кофе и горячие, прямо только что из духовки, булочки, распространяющие ароматный запах ванили и сдобы.

Ирис, не устояв перед искушением и плюнув на несостоявшуюся диету, протянула руку к предмету вожделения.

Булочки, не обманув ожиданий, оказались волшебными на вкус. Корочка так и таяла во рту, а малиновая начинка и вовсе была выше всяких похвал.

Катрин к еде не притронулась. Так и сидела, прямая как палка, будто аршин проглотила. Упрямая.

Небрежным и элегантным жестом приподняв фарфоровую крохотную чашку, Альберт сделал глоток и с лёгким стуком вернул на место.

Ирис поневоле залюбовалась им.

Было в белокуром юноше, у которого, казалось, имелись все задатки для того, чтобы попасть в разряд слащавых, что-то такое, что заставляло обращать на него внимание снова и снова. Манера двигаться с легкой грацией хищника. Речь, не загрязнённая ни простонародной руганью, ни словами паразитами. Глубокий ум. Крайняя начитанность. Чего не коснись в разговоре, Альберт, насколько позволяла судить Ирис её собственная эрудиция, не плохо разбирался в вопросе. Экономика или поэзия, танцы или бокс, математиками или риторика – всё давалось блондину будто бы без малейшего труда.

Это старинные слова – аристократизм и интеллигентность. Оба качества были ему присущи. – то, что нельзя подделать, чем нельзя притвориться.

Альберта невозможно было представить играющим за компьютером в таночки. Или на долгие-долгие часы зависшим с попкорном перед телевизором.

Но несмотря на всё положительное, что лежали на поверхности, было в нём и что-то неприятное, глубоко чуждое, то, чему сама Ирис не могла подобрать определение.

То, что в фильмах ужасов охарактеризовалось коротким словом: «Чужой».

На Альберта было приятно глядеть. За ним было интересно наблюдать, как за сериалом с изюминкой. Но Ирис никогда и в голову не приходило завидовать Катрин, которой досталось такое сокровище. Нет уж! И даром не надо.

– Мы сегодня съезжаем отсюда, – внезапно оповестило их «сокровище», не моргнув при этом глазом.

– Как это – съезжаем?

– Это значит, – невозмутимо разъяснил Альберт, – соберём вещи и выедем из отеля.

– Куда?

– Кэтти не рассказывала? Я подглядел прекрасный дом. И даже успел нанять штат прислуги. Уверен, тебе там понравится, Ирис. Твоя комната будет ничем не хуже теперешней. На мой вкус, так даже и лучше.

– Но зачем нам куда-то переезжать? Ведь и тут неплохо?

– Затем, что тут отель. Всего лишь гостиница. А людям нужен свой дом.

– Но я думала, когда придёт время, мы переедем в Кристалл-Холл?

Катрин как-то странно дёрнулась при упоминании Хрустального дома. Заметив это, Ирис смолкла.

– Поступим так, как решишь, – равнодушно пожала плечами Катрин. – Я лучше пойду, и так уже опоздала. Хорошего дня, – попрощалась она.

Ирис перевела вопросительный взгляд с удаляющейся спины кузины на сидящего перед ней её жениха.

– Что между вами происходит? – полюбопытствовала она.

– А это, моя дорогая, – с отменно-вежливой улыбкой сообщил Альберт, отбрасывая от себя салфетку, – тебя совершенно не касается.

Взятый им тон, мягко говоря, раздражал. Да что там? Бесил невероятно.

– Катрин просто чудесно выглядит для невесты, – с ехидством прокомментирована Ирис.

– У всех бывают нелёгкие дни. У одних чаще, у других – реже.

Ирис не выдержав, дала волю гневу:

– Ну, ты и наглец! Мы из-за тебя всю ночь не спали! Сидишь тут, как король на именинах. Ведёшь себя как ни в чем не бывало!

– А что, по-твоему, я должен делать?

– Мог хотя бы извиниться?

– Спать вам, красавицы, я совершенно точно не мешал, – пожал плечами Альберт с чисто ангельской невозмутимостью. – Спали бы себе на здоровье. Нечего было маяться ерундой.

– Что б тебе пропасть!

Альберт рассмеялся:

– И тебе хорошего дня, дорогая.

Ирис, с треском задвинув стул, отправилась вслед за Катрин – к входным дверям.

Погода была отвратная. Нанесённые за ночь сугробы принялись таять, в результате чего на дороге держалась наледь, а надо льдом стояла вода. Ноги скользили так, что удерживаться на них, да ещё на острых шпильках, было весьма непросто.

Капли воды стекали по запотевшим стёклам, по стволам деревьев, дрожали на металлических машинных корпусах. На асфальте стояли даже не лужи, а непроходимые топи – смешались в одну мерзкую кашу вода, соль, снег и грязь.

Ругаясь про себя на чём свет стоит, Ирис пересекла площадку и, щёлкнув ключом, нырнула в относительно комфортное, чистое нутро автомобиля. Но даже внутри стеклянно-металлической капсулы на колёсах ощущение серой мокрой безнадёжности никак не оставляло её.