Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сегодня все знают, что логический позитивизм мертв. Но, по-видимому, никто не подозревает, что здесь можно задать вопрос: «Кто несет ответственность?», или лучше «Кто это сделал?». (В превосходной исторической статье Пассмора [процитированной в примеч. 110] этот вопрос не задается.) Боюсь, что я должен взять ответственность на себя. Но я не делал этого намеренно: единственным моим побуждением было указать на то, что я считал рядом его фундаментальных ошибок. Пассмор правильно приписывает разложение логического позитивизма непреодолимым внутренним трудностям. Большая часть этих трудностей была продемонстрирована в моих лекциях и обсуждениях, и особенно в Logik der Forschung[127]. Некоторые члены кружка были впечатлены необходимостью перемен. Семена были посеяны. Через много лет они привели к распаду тенет кружка.

Но распаду тенет предшествовал распад самого кружка. Венский кружок был восхитительным институтом. На самом деле, это был уникальный семинар философов, работавших в тесном сотрудничестве с первоклассными математиками и естествоиспытателями, глубоко интересовавшихся проблемами логики и оснований математики и привлекших двух величайших новаторов в этой сфере, Курта Геделя и Альфреда Тарского. Его распад был серьезной потерей. Лично я чувствую долг благодарности к некоторым из его членов, особенно к Герберту Фейглю, Виктору Крафту и Карлу Менгеру — не говоря о Филиппе Франке и Морице Шлике, которые приняли мою книгу, несмотря на суровую критику их взглядов. И еще, косвенным образом, именно благодаря кружку я встретился с Тарским, сначала на конференции в Праге в 1934 году, когда у меня была с собой корректура Logik der Forschung, в Вене в 1934–1935 годах и еще раз на конгрессе в Париже в сентябре 1935 года. И я думаю, что от Тарского я узнал больше, чем от кого-либо еще.

Но, наверное, более всего меня привлекал в кружке его «Научный подход», или, как я назвал бы это сейчас, рациональный подход. Это было прекрасно сформулировано Карнапом в последних трех абзацах Предисловия к первому изданию его первой большой книги, Der Logische Aufbau der Welt. У Карнапа есть многое, с чем я не согласен, и даже в этих трех абзацах есть вещи, которые я считаю ошибочными: потому что, хотя я и согласен, что есть что-то «угнетающее» («niederdruckend») в большинстве философских систем, я не думаю, что виной тому их «множественность»; и мне кажется ошибочным требовать уничтожения метафизики, а также в качестве основания для этого заявлять то, что «ее тезисы не могут быть рационально оправданы». И хотя в особенности требование «оправдания», выдвинутое Карнапом, было (и остается) для меня ошибочным, это обстоятельство почти не существенно в данном контексте. Ибо Карнап призывает здесь к рациональности, к большей интеллектуальной ответственности; он просит нас учиться тому, как работают математики и естествоиспытатели, противопоставляя это жалким методам философов: их претенциозной мудрости, их самонадеянному знанию, которое они преподносят, почти не приводя рациональной или критической аргументации.

Именно в этом подходе, подходе просвещения, и в критическом взгляде на философию — на то, что философия, к сожалению, представляет собой сейчас и чем она должна стать — я все еще отождествляю себя сейчас с Венским кружком и его духовным отцом, Бертраном Расселом. Возможно, это объясняет, почему некоторые из членов кружка, такие как Карнап, считают, что я являюсь одним из них и только преувеличиваю мои разногласия с ними.

Я, конечно, никогда не стремился преувеличивать эти разногласия. Во время написания Logik der Forschung я хотел только бросить вызов моим позитивистским друзьям и оппонентам. До некоторой степени это оказалось удачным. Когда Карнап, Фейгль и я встретились в Тироле[128] летом 1932 года, Карнап прочитал неопубликованный первый том моей Grundprobleme и, к моему удивлению, вскоре после этого опубликовал статью в журнале Erkenntnis, «Uber Protokollsätze»[129], в которой дал детальное описание с безупречными ссылками на авторство некоторых из моих взглядов. Он подытожил ситуацию, объяснив, что — и почему — то, что он назвал моей «процедурой» («Verlagen В»), он считал на сегодняшний день лучшей теорией познания. Этой процедурой была дедуктивная процедура проверки утверждений в физике, процедура, которая считает все и даже сами проверочные утверждения гипотетическими и предположительными, пропитанными теорией. Карнап разделял эту точку зрения долгое время[130], равно как и Гемпель[131]. Крайне одобрительные рецензии Карнапа и Гемпеля на Logik der Forschung[132] были многообещающими знаками, равно как и в другом смысле атаки Рейхенбаха и Нейрата[133].

Поскольку в начале этого раздела я упомянул статью Пассмора, я должен, наверное, сказать здесь, что считаю самой главной причиной распада Венского кружка и логического позитивизма не различные грубые ошибки в их доктрине (многие из которых были указаны мною), но утрату интереса к великим проблемам, концентрацию на minutiae, частностях (на «головоломках») и особенно на значениях слов — короче, его схоластику. Это было унаследовано и его последователями в Англии и США.

18. Реализм и квантовая теория

Хотя моя Logik der Forschung может показаться кому-нибудь критикой Венского кружка, ее главные цели были позитивными. Я пытался предложить теорию человеческого познания. Но я взглянул на знание человека с несколько иной точки зрения, чем классические философы. Большинство философов, вплоть до Юма, Милля и Маха, рассматривали человеческое знание как нечто установленное. Даже Юм, который считал себя скептиком и который написал «Трактат» в надежде революционизировать общественные науки, почти отождествлял человеческое знание с привычкой. Человеческое знание было тем, что известно почти всякому: кот лежит на коврике; Юлий Цезарь был предательски убит; трава зеленая. Все это казалось мне ужасно неинтересным. Интересным было именно проблемное знание, рост знания — открытие.

Если взглянуть на теорию познания как на теорию открытия, то лучше всего обратиться к научным открытиям. Теория роста знания должна говорить что-то особенное о росте в физике и столкновении мнений в физике.

В ту пору (1930 год) когда я, ободренный Гербертом Фейглем, начал писать свою книгу, современная физика находилась в состоянии брожения. В 1925 году Вернер Гейзенберг создал квантовую механику[134]; но лишь несколько лет спустя аутсайдерам — включая профессиональных физиков — стало ясно, что произошел огромный прорыв. И с самого начала здесь пошли разногласия и неразбериха. Два величайших физика, Эйнштейн и Бор, возможно, два самых великих мыслителя двадцатого века, разошлись во мнениях друг с другом. И их разногласия были настолько же полными в 1955-м, в год смерти Эйнштейна, как и в 1927-м, когда они встретились на Сольвеевском конгрессе. Существует широко распространенный миф, что Бор одержал победу в споре с Эйнштейном[135]; большинство творчески мыслящих физиков поддерживали Бора и разделяли этот миф. Но два величайших физика, де Бройль и Шредингер, были далеко не довольны взглядами Бора (позднее названными «копенгагенской интерпретацией квантовой механики») и пошли своими независимыми путями. А после Второй мировой войны появился еще ряд влиятельных физиков, не согласных с копенгагенской школой, в частности Бунге, Ланде, Маргенау и Вигер.

вернуться

127

127 О воздействии этих дискуссий см. примеч. 115–120.

вернуться

128

128 Ср. «Предположения и опровержения» [1963(a)], с. 253 и далее.

вернуться

129

129 Rudolf Carnap, «Über Protokollsätze», Erkenntnis, 3 (1932), 215–238; см. особенно c. 223–228.

вернуться

130

130 Cp. Rudolf Carnap Philosophy and Logical Syntax, Psyche Miniatures (London: Kegan Paul, 1935), c. 10–13, что соответствует Erkenntnis, 3, (1932), c. 224 и далее. Карнап говорит здесь о «верификации», где он ранее (правильно) упомянул меня как о говорящем о «проверке».

вернуться

131

131 Cp. С. G. Hempel, Erkenntnis, 5, (1935), особенно с. 249–254, где Гемпель описывает (со ссылкой на статью Карнапа «Uber Protokollsätze») мою процедуру очень близко тому, как она была описана Карнапом.

вернуться

132

132 Rudolf Carnap, Erkenntnis, 5, (1935), с. 290–294 (с ответом на критику Logik der Fordchung Рейхенбахом). С. G. Hempel, Deutsche Literaturzeitung, 58(1937), с. 309–314. (Было еще и второе обозрение Гемпеля.) Я упоминаю здесь только самые важные обозрения и критику со стороны членов кружка.

вернуться

133

133 Hans Reichenbach, Erkenntnis, 5 (1935), с. 367–384 (с ответом на обозрение Logik der Forschung Карнапа, на который Карнап, в свою очередь, дал краткую реплику). Otto Neurat, Erkenntnis, 5 (1935), с. 353–365.

вернуться

134

134 Werner Heisenberg, «Über quantentheoretische Umdeutung kinematischer und mechanischer Beziehungen», Zeitschrift fur Physik, 33 (1925), c. 879–893; Max Born, Pascual Jordan, «Zur Quantenmechanik», там же, 34 (1925), с. 858–888; Max Born, Werner Heisenberg, Pascual Jordan, «Zur Quantenmechanik II», там же, 35 (1926), с. 557–615. Все три статьи переведены на английский в Sources of Quantum Mechanics, ed. by B. L. Van der Waerden (Amsterdam: North-Holland Publishing Co., 1967).

вернуться

135

135 Отчет об этих дебатах см. в Niels Bohr, «Discussions with Einstein on Epistemological Problems in Atomic Physics», в Albert Einstein: Philosopher-Scient ist, ed. by Paul Arthur Schlipp (Evanston, 111.: Library of Living Philosophers, Inc., 1949); 3 изд. (La Salle, 111.: Open Court Publishing Co., 1970), c. 201–241. Критику позиции Бора в этом споре см. в моей «Логике научного открытия» [1959(a)], новое добавление * xi, с. 444–456, Logik der Forshung [1966(e)] и [1969 (е)], с. 399–411, а также [1967(к)].

26
{"b":"568611","o":1}