Проповедник умолк. Указывая рукою на небо, он смотрел на толпу с просветлённым лицом и радостной надеждой во взоре.

С угрюмыми лицами, злобно стиснув зубы, стояли перед ним иудеи. Вдруг раздался резкий, крикливый голос: «Он богохульствует! Смерть ему!»

Из толпы вынырнул маленький востроносый человечек, храмовый служитель, зилот Анания.

   — Я знаю этого зловещего ворона! — вопил он, размахивая руками. — Он предатель и богоотступник.

Толпу охватил один из тех приступов внезапного стихийного бешенства, которым был подвержен этот город во все века при своих религиозных столкновениях. С поднятыми кулаками, с лицами, искажёнными злобой, двинулась толпа на проповедника. Несчастный старик, ошеломлённый этим внезапным взрывом народной ненависти, испуганно озирался на разъярённую чернь, окружившую его с пеной у рта.

Дюжий ткач, багровый от ярости, злорадно оскалил зубы и, схватив старика за кожаный пояс, зверски рванул его с карруки. Тот беспомощно взмахнул руками и вниз головой полетел наземь. В одну минуту он был заплёван, избит пинками.

   — Камнями его, камнями — по закону! — кричал Анания.

Ткач ухватил за волосы проповедника, лишившегося чувства.

   — Расступитесь, правоверные, место дайте!

Толпа отодвинулась, образуя полукруг. Орава полунагих мальчишек во всю прыть понеслась за камнями к строящемуся поблизости зданию.

В это время бен-Даниил, потрясённый заключительными словами проповеди, спрыгнул со стены и стремительно бросился на ткача. Сильный удар кулаком в лицо ошеломил забияку. Он пошатнулся и бессознательно выпустил свою жертву. Смелый поступок юноши сначала озадачил его товарищей. Но видя, как опомнившийся от удара ткач накинулся на Марка и после короткой борьбы повалил его навзничь, они, недолго думая, бросились на выручку дамаскинцу. Спустившись со стены, братья из Румы наскоро вооружились топором и киркой; эти орудия послужили крестьянину при устройстве шалаша и лежали вместе со сбруей мулов на карруке, из которой силач Элиезер выломал дышло за неимением другого оружия.

   — Мамзер[55]! Свинья! — хрипел ткач, упираясь коленом в грудь Марка и занося над ним кулак.

   — Держи его, держи! Этот тоже назарянин! Обоих камнями, правоверные! — визжал зилот Анания.

Толпа бросилась вперёд.

Но тут над головой ткача блеснул топор Филиппа. Под его лезвием из раскроенного черепа брызнула кровь и мозг. Убитый, как сноп, свалился на бок. Толпа беспорядочно отхлынула назад перед страшными размахами тяжёлого дышла в руках голиафа Элиезера. Освобождённый от своего противника, бен-Даниил вскочил на ноги. Видя, что его товарищи оттеснили толпу от переулка, он подхватил под мышку бесчувственного старика и потащил его к воротам гостиницы. К нему подоспел на помощь Филипп, и юноши, подняв на руки проповедника, поспешно понесли его дальше. Элиезер с Натирой прикрыли их отступление. На месте свалки рядом с трупом убитого ткача лежал ещё труп другого человека, убитого наповал ударом дышла. Несколько человек, раненных и ушибленных, охая, поднимались с земли.

Вид трупов и стоны пострадавших возбудили в народе жажду мщения. Зилот Анания, благоразумно державшийся в стороне во время свалки, выступил теперь вперёд и, остановившись над убитыми, ломал руки, рвал на себе одежду, волосы и страшно вопил, призывая народ к возмездию богохульникам, отступникам от святых отечественных преданий и убийцам.

— Смерть им, мамзерам! — ответили из толпы, и несколько человек бросились в соседние дома, чтоб, вооружившись там чем попало, осадить гостиницу Абнера. Из ближайших улиц доносился топот сбегающегося народа; плоские кровли домов быстро унизывались людьми.

Веньямин с полным равнодушием относился к происходившему и спокойно сидел в сенях, предоставляя молодым людям интересоваться уличными сценами.

Но Абнер, знавший по опыту, чем иной раз кончаются подобные сборища бурной черни, присоединился к братьям, предварительно заперев крепко-накрепко ворота. Когда бен-Даниил спрыгнул со стены и к нему присоединились остальные, трактирщик в ужасе прибежал к Веньямину.

   — Их надо спасти! Дамаскинец Марк — сын моего друга, слышишь, Абнер! — засуетился саддукей.

   — Да, и все они хорошие ребята и мои лучшие посетители, — согласился хозяин «Колодца Иакова». — Но что мы тут поделаем?.. Ох, какая у них идёт свалка!

И Абнер схватился обеими руками за голову.

   — Боже великий, эти ам-га-арецы растерзают наших учеников! — в ужасе воскликнул Веньямин.

   — Ну, не очень-то, — возразил трактирщик, — не в первый раз им приходится участвовать в драке. Послушай, как ревёт этот буйвол Элиезер, и как жалобно воет чернь. Пойдём выглянем в калитку! Пожалуй, они скоро пробьются сюда, а не то, может быть, мы увидим возвращающихся домой моих работников или постояльцев.

Они побежали к воротам и, растворив калитку, высунули головы. По переулку сновали мальчишки. Абнер окликнул одного из них.

   — Пошлём его в преторию за солдатами! — шепнул саддукей; трактирщик отрицательно покачал головой.

   — Как можно? Ни один из них не сунется туда: языческие солдаты сейчас осквернят еврейского мальчика! Сефер-гиль-гулим, — обратился он к малышу, подбежавшему на его зов, — хочешь заработать целый сикль?

При этом Абнер показал ребёнку издали две блестящие серебряные монеты. Глаза мальчишки засверкали жадностью.

   — Знаешь дом Гилл ел я на верхнем рынке?

Тот утвердительно кивнул курчавой головёнкой.

   — Отлично! Так ты сбегай туда и скажи, что народ грозит побить камнями Веньямина бен-Симона и учеников массоры. Вот тебе полсикля в задаток.

Мальчишка поднял брошенную монету.

   — Ну, что же ты стоишь, паршивый! — закричал Абнер, видя, что тот не двигается с места.

   — Ты обещал целый сикль! — отвечал оборвыш, грызя зубами монету и ковыряя землю босой ногой. Абнер вспыхнул от злости и цапнул было его за вихор. Но мальчишка ловко увернулся, готовый задать стрекача.

   — Сефер-гиль-гулим, — вкрадчиво заговорил опять трактирщик, — другую монету ты получишь, когда исполнишь поручение.

   — Обманешь! Давай теперь, а не то я убегу.

Взбешённый Абнер попотчевал его метким плевком, но делать было нечего. В переулке показался бен-Даниил, тащивший проповедника, и хозяин гостиницы с отборной руганью швырнул мальчишке другую монету. Тот поймал её на лету, засунул в рот и, как заяц, пустился к воротам Сиона.

Мальчик моложе 12 лет.

Внеся проповедника во двор, юноши перевели дух.

   — Позови-ка сюда женщин, пусть приберут его! — произнёс Марк, указывая на распростёртое на земле тело еле живого старика.

   — Уф! Едва дотащили!

   — Ну, что его прибирать! Это богоотступник! — возразил Абнер, с ужасом отворачивая лицо и как будто отталкивая кого-то ладонями. — Лучше выбросить эту собаку за ворота. Тогда народ побьёт его камнями, а нас оставит в покое.

Бен-Даниил взглянул на окружающих. Его товарищи стояли молча, как бы отчасти соглашаясь с трактирщиком. Один только Веньямин участливо смотрел на бедного старца. Марку стало досадно. Разве он для того только вырвал этого человека из рук разъярённой черни, рискуя собственной жизнью, чтобы хладнокровно смотреть, как он испустит дух под градом камней, или чтобы малодушно выдать его врагам из боязни насилия над самим собою? Нет, этому не бывать! Юноша нагнулся, приподнял старика с земли, взвалил себе на плечи и решительно направился к дому. Товарищи последовали за ним.

   — Безумцы! — простонал Абнер. — Теперь народ разнесёт мою гостиницу, а вас побьёт камнями!

Между тем переулок наполнился чернью и ворота затрещали под ударами секир. Трактирщик сделал попытку вступить в переговоры с атакующими, но ему ответили ругательствами и новыми ударами в толстые брусья ворот. Дрожащий от страха Абнер приподнял длиннополый талиф и, наметив себе убежище в овечьем хлеву, обратился в постыдное бегство.