Выехав на гриву пологого взгорка, Никита вспомнил про товарища. Он нажал на тормоз и с беспокойством оглянулся.

Как раз в эту минуту грузовик, подпрыгивая на кочках, выкатывал на дорогу. Следом за ним из кустов выбежал шофер, не очень твердо державшийся на ногах. Будто поджидая его, полуторка сбавила ход.

— Быстрей! Быстрей! — замахал рукой Никита.

Митька и сам видел Мухортова, но не спешил. Когда пьяный шофер начал останавливаться, соображая, наверно, что бесполезно пешком гнаться за машиной, водитель притормозил. Тотчас Яшка, выкрикивая брань, припустил дальше.

Так они и двигались: впереди грузовик, а шагах в пятидесяти за ним — растрепанный шофер без фуражки.

Вначале Яшка бежал довольно резво. Метров через триста прыть его заметно поубавилась. А еще минуты через две-три он уже с трудом волочил ноги, как будто они у него с каждым шагом все глубже погружались в густую грязь. Наконец, задохнувшись от бега, он сел на дорогу, судорожно разевая рот.

— Давай, давай, алкоголик, далеко еще тебе топать! — крикнул Митька, выглядывая из кабины.

Видимо, Яшкины силы полностью иссякли, он не поднялся с земли.

Всю дорогу до отрядного стана Никита самостоятельно вел мотоцикл и ни разу не заглушил мотор. Лишь однажды просмотрел рытвину и едва не вылетел из седла. Но это уже оттого, что Митька, выглядывая на ходу из кабины, уморительно изображал, как Яшка с разинутым ртом гнался за своей машиной. Попробуй тут быть сосредоточенным!

Возле отрядной палатки Никиту поджидал «газик», присланный отцом. Эх, как же не хотелось пересаживаться на него с мотоцикла! А еще больше — расставаться с Митькой.

Теперь Никита не мог думать ни о чем другом. Руки будто продолжали сжимать руль, ноги — все еще касались педалей. А в голове звенела веселая песенка из названий известных ему деталей. И он пел потихоньку:

В таком настроении, полный надежд скоро стать мотоциклистом, а потом научиться водить трактор, вернулся Никита в поселок.

Первым, кого он встретил, был опять Швабля. «Заклинатель змей» с наглой улыбочкой послал ему издали привет «ручкой». Одного этого было достаточно, чтобы испортилось настроение. Никита скрипнул зубами при воспоминании, каким доверчивым олухом был он в день приезда.

На бревнах около совхозной конторы, куда он зашел в поисках отца, сидело с десяток ребят. Олег и Семга, неуклюжий, широколицый парнишка с конопатым лбом, накачивали футбольный мяч. Перед ними на березовой чурке вертелся Орешик, словно его донимали блохи. Вертелся он потому, что Семга с Олегом — капитаны команд — набирали себе игроков. Дело клонилось к тому, что играть Орешику в Олеговой команде, если больше никто из ребят не подойдет. Поэтому при появлении Никиты картавый задира ревниво выпалил:

— Нечего к нам подлизываться! Прловаливай к своему Швабле!

Правда, Орешик после этого кувыркнулся с чурки от Олегова подзатыльника, однако слова его больно уязвили Никиту, он растерялся и покраснел.

Заглаживая Орешикову выходку, ребята принялись дружно ругать Шваблю. Исчезнувший вчера из их землянки уж, оказывается, заполз в общежитие девушек и наделал там переполох. Никита сразу решил, что это дело рук Швабли.

— Волынитесь с барахлом! — сказал он. — Поймали бы да наложили как следует!

— Какой ты прыткий! — невесело отозвался Семга. — Просто так наложить — не по закону, скажут опять — хулиганим. Митька ругаться будет — не по-пионерски, мол. Надо прежде доказать, что это он сделал. А как ты докажешь?

— Левка говорлит — сам ты сову стащил, — опять прокартавил Орешик, на всякий случай отодвигаясь от своего капитана.

— Заклинатель фиговый! — рассвирепел Никита. — Я вот встречу его — расквитаюсь.

— Драться-то он тоже умеет, — задумчиво потер Семга свой пятнистый, будто забрызганный глиной лоб. — Джиу-джитсу знает.

— А Швабля говорлит — ты ее за печкой прячешь, — не унимался въедливый Орешик.

Затрещины на этот раз он избежал только благодаря своей предусмотрительности. Гоняться же за пацаном Олег считал ниже своего достоинства. После этого Никита настоял, чтобы ребята сейчас же зашли к нему в дом и убедились в низкой Шваблиной лжи.

Отперев дверь ключом, он шагнул через порог:

— Входите, во…

Сказал — и вдруг на полуслове икнул, словно подавился языком. Прямо перед ним на кухонной плите сидела рыжая сова!

Наступило долгое молчание.

По крайней мере потрясенному Никите оно показалось очень долгим. Он чувствовал, как волосы шевелятся на затылке — это, шумно дыша, на него напирали из двери Олег и Семга.

С тихим ужасом обвел Никита взглядом закрытые окна, потолок, стены. Все было в порядке — ни дыр, ни разбитых стекол… А проклятая сова, точно злой дух, смотрела на него круглыми желтыми глазами. Ему отчего-то пришло в голову, что такие глаза, наверно, должны быть у чертей и привидений.

Швабля был старше и сильнее. Швабля знал коварные приемы борьбы «джиу-джитсу».

Никита нашел его и поколотил. Он должен был это сделать, иначе бы, наверно, задохнулся от злости.

— Уберите от меня этого рыжего!.. Он кусается. Он психический! — бормотал Швабля.

Ребята с трудом растащили их.

Физиономия «заклинателя змей» решительно изменила свое выражение. Ее нельзя было теперь назвать овальной. На тонких губах уже не играла наглая, ехидная улыбочка — они сделались значительно толще и красней.

Но настоящего удовлетворения Никита не испытывал. И не потому, что у самого на лбу выросла шишка и левый глаз открывался не полностью. Нет. Просто он не был уверен, что доказал ребятам свою непричастность к похищению совы, не стало яснее, каким образом Швабля ухитрился подсунуть ее в дом. Можно было голову закладывать, что это Шваблина проделка, рассчитанная на то, чтобы поссорить его с поселковыми ребятами, а вот докажи попробуй!

Зато Орешик глядел на Никиту теперь с явным обожанием.

— Кы-ак он Швабле врлежет!.. Кы-ак даст! — повторял на все лады воинственный забияка, сладостно выкатывая глаза.

От чудесного воодушевления, привезенного с поля, у Никиты ничего не осталось.

За ужином в тесной, грязноватой столовой лысый прораб Иван Борисович заинтересовался происхождением шишки на Никитином лбу.

— Блеск, туда-сюда! Где приобрел украшение?

Никита промолчал.

— Озорничают ребятишки без дела, — сумрачно сказал Андрей Матвеевич, глядя мимо сына куда-то в угол. Он был в курсе всех обстоятельств драки, но хмурился по другой причине.

— Да, озорничают негодники, — согласился прораб. — Вчера стекло выбили в новом доме.

За открытым окном, где под березой стоял длинный щелеватый стол, смеясь, рассаживались шоферы и девушки из строительной бригады. Откуда-то уже всем было известно, как пьяный Мухортов бежал за своей машиной.

— Вот это дали Яшке Мухе прочихаться! — донесся сквозь общий шум чей-то громкий возглас.

При этих словах Андрей Матвеевич еще ниже опустил прямые брови, похожие на зрелые ячменные колосья.

— Хорош смех!.. Слышал, Иван Борисович? — обратился он к прорабу. — Митька Дубровин да вот мой… деятель, — кивнул он на Никиту, — увидели, что стоит машина на дороге, и угнали на стан. А назад, с поля, пришлось ее на буксире тащить: угробили!..

— Я тебе говорил, — вскинул Никита заблестевшие глаза на отца. — Как бы тогда на ней доехал Митька до тракторного отряда, если бы поломал? Мухортов, наверно, сам потом поломал, а на Митьку сваливает со зла. Яшка же пьяный был!

— Разберись теперь! Мухортов говорит: остановил машину на дороге потому, что масла в картере оказалось мало. А вы залезли в кабину и погнали, во-ди-те-ли!..

Прораб неожиданно пришел на помощь Никите.

— Яшке соврать, что паршивой собаке тявкнуть. Гнать его надо из совхоза, туда-сюда!

— Что ты их защищаешь! — перебил его Андрей Матвеевич. — Вот завтра сниму у тебя еще одну машину — на подвозку горючего к тракторам вместо полуторки Мухортова — послушаю, что ты заговоришь.