— Они, конечно, устроились по собственному вкусу, — заметил Флеминг. — И Бог знает, не есть ли это именно истинный вкус: уют скромного довольства.

Они разговорились об этом по пути домой. Господин Флеминг был весел и ласков, с тем налетом легкой разочарованности, который свойственен больным в первом периоде болезни: они стряхивают с себя это настроение впоследствии и мужественно борются за то, чтобы не умереть; но в первой стадии у них наблюдается упадок духа и подавленность. Чтобы подбодрить его, фрекен просила его рассказать ей что-нибудь об его родине, об его большом поместьи в Финляндии, имении с каменным дворцом, окруженным тянувшимися на милю вокруг лесами и полями. Они вернулись домой около полуночи, идти было довольно далеко, и господин Флеминг немного покашливал. Вход был заперт, но господин Флеминг постучал слегка своим бриллиантовым перстнем в окно, и им открыли.

Все могло бы сойти отлично, им вовсе не нужно было беспокоить страдавших бессонницей стариков, но фрекен д'Эспар понадобилась книжка, которую она, конечно, оставила в салоне или в каком-либо другом месте. Она отправилась в странствие, открывая скрипевшие двери; она нашла одну из своих книг, но эта была не та, которую она искала, и она отправилась дальше. Она нашла еще одну, но и эта оказалась не той, так что ей пришлось вернуться и удовольствоваться первой книжкой.

О, эти книжки фрекен д'Эспар! Они оставались брошенными везде, где она сидела и читала, исключительно французские книжки, романы, желтые томики на дешевой бумаге. Все эти литературные ценности средней руки составляли важнейшую часть багажа фрекен; книги-то и делали его таким тяжелым, что кучер надрывался над этим чемоданом. На каждой книжке была надписана фамилия фрекен Жюли д'Эспар, чтобы не произошло никакой ошибки, кто именно в санатории знал по-французски. Ее спрашивали не без ядовитости, не читает ли она несколько книг зараз, так много их валяется кругом. Нет, этого она не делала. И она добавляла на своем норвежском диалекте: «Но я думала, что если кому захочется взять почитать французскую книжку, так она к услугам, пожалуйста». — «Я, со своей стороны, не прочел и двадцатой части наших собственных книг», — был ответ. — «Что вы, даже норвежских?..» — сказала фрекен д'Эспар.

Это было глупо, но многие негодовали на фрекен; такой иностранкой она выглядела, так веяло от нее духом какого-то превосходства, и так она не считалась с местными условиями. Пасторские дочери, старые девы, так те думали, что вполне достаточно верить в Бога и показываться на люди прилично и скромно одетыми, — так ведь нет. Они не шатались и не скрипели дверями по ночам, а фрекен д'Эспар делала это. На утро они пожаловались инспектору, инспектор поговорил по этому поводу с заведующей, заведующая пошла к доктору. Да, доктор обещал подумать об этом и вполне согласился, что такой беспорядок следует устранить. Со своей обычной, легкомысленной и жизнерадостной манерой он затрагивает эту тему со старухами, не упуская случая расхвалить их за то, что, несмотря ни на что, они так отлично поправляются в Торахусе, а фрекен д'Эспар он предостерегающе грозит пальцем, заставляя ее рассмеяться. С ней он не говорил об этом, так как она пользовалась симпатиями мужчин. Он пошел к господину Флемингу; слабогрудый больной должен находиться в постели по ночам.

— Вам следовало бы лучше выходить гулять днем, — сказал доктор господину Флемингу.

— Да.

— Днем при солнышке.

— О, да, но к чему все это, зачем бороться? — спросил господин Флеминг, бледный от утреннего холода и уныния. — Посмотрите на мои ногти, какие они стали синие.

— Ногти? Ерунда. Вам следует пойти поудить форелей там наверху.

— Да форели не ловятся на солнце.

— О, нет. Отчего же? На муху. Тут есть и другие люди, кто удит на муху, например, Даниэль с сэтера. Мы найдем, погодите, хорошенькое местечко. Я пойду с вами.

— Знаете ли что, доктор, я сегодня ночью опять обратил внимание на свою грудную клетку: левая сторона западает.

— Ха-ха, — засмеялся доктор. — Ни у одного человека грудь не бывает одинаковой высоты с обеих сторон, ни у одного. Не думайте только об этом. Ведь кровь у вас горлом не идет?

— Глубоко запала, — повторяет господин Флеминг. — И по ночам я потею.

— Но кровь горлом у вас не идет?

— Но я кашляю. Я кашлял ночью, когда гулял.

— Ну, конечно, — воскликнул доктор. — Это фрекен д'Эспар сделала вас таким легкомысленным.

— Нет, нет, я сам этого хотел: я ищу ее общества.

— Ну, что ж, и прекрасно. Ищите его себе на здоровье, только днем.

— Раз вы упомянули о фрекен д'Эспар, — сказал господин Флеминг, — то должен сказать вам, что я так благодарен ей за то, что она составляет мне компанию. Она такая веселая и добрая, она служит мне опорой. Мы так много говорим, я рассказываю ей о своей родине.

— Послушайте, — сказал доктор, чтобы положить конец этому. — Вы должны ложиться в постель в 10 часов вечера, и вы будете опять здоровы.

Господин Флеминг принимает это с недоверчивой улыбкой:

— Опять здоров?

— Опять здоровы, — сказал доктор уверенным тоном и кивнул в подтверждение головой. — А теперь я дам вам капли от кашля.

Надежда загорелась в глазах господина Флеминга, его губы дрожат, когда он задает вопрос:

— Но ведь вы не думаете же, что я могу поправиться? Доктор смотрит на него в изумлении:

— Вам не поправиться? Да вы с ума сошли!

— Это было бы слишком большим счастьем — слишком большим.

— Так! Ну, пойдемте, я дам вам капли.

По дороге господин Флеминг начинает цепляться за слова доктора о том, что он может поправиться.

— А ведь у меня действительно не идет больше кровь горлом, — говорит он, — в этом вы правы. Отчего бы это? Месяц тому назад она шла, не так много правда, с глоток один, а ведь крови-то в нас несколько литров, ну что значит один глоток! А с тех пор, как я приехал сюда, кровотечений больше не было. Вы думаете, процесс приостановился?

Доктор останавливает господина Флеминга, просит его стоять прямо и смотреть себе в глаза. Это было, конечно, докторское вдохновение или просто он хотел произвести сильное впечатление. Внезапно он весело рассмеялся и сказал:

— Вы, с вашим сильным сложением, вы богатырь, представитель старой кряжистой расы. Я не знаю никого лучше одаренного от природы. Мы подлечим вам только верхушку левого легкого, и вы будете опять здоровехоньки.

Господин Флеминг расцвел от удивления и благодарности.

— Спасибо, спасибо, — сказал он.

— Но никаких прогулок по ночам, по резкому воздуху, — запомните это.

Они пошли за каплями.

Да, это было совершенно правильно. Господин Флеминг был действительно хорошо одарен от природы. Но природа, казалось, взяла затем свои слова обратно, отказалась от обещаний, данных ему. Положительно жаль было видеть молодого человека, в такой степени истощенного. Докторское утешение пришлось ему весьма по сердцу, он нуждался в нем и был весь этот день в более веселом настроении. Вот была бы штука, если бы ему удалось надуть свою судьбу, поистине блестящая штука! Он уселся писать радостное письмо домой; замечательное место этот Торахус в Норвегии, больные выздоравливают здесь один за другим. Но зато и доктор же здесь был, действительно понимавший свое дело, какие капли от кашля он давал, какая печать уверенности и знания лежала на нем! — писал он.

Вечером, когда господин Флеминг ложился спать, ему с такой отчетливостью показалось, что грудная клетка его опустилась еще более; отчего бы это могло быть? Он исследовал себя в зеркале, тщательно прикидывая на глаз, давил правую сторону, чтобы сообщить ей одинаковую высоту с левой, но левая была и оставалась ниже. Не так на много, чтобы об этом стоило говорить, так, на палец от верхушки легкого вниз, но все же достаточно, чтобы вновь вселить в душу господина Флеминга сомнение. Он улегся, но долгое время не мог уснуть из-за назойливо лезших ему в голову мыслей. Ему пришла в голову странная идея, что фрекен д'Эспар вылечила бы его, если бы была врачом; он женился бы на ней, и она, конечно, исцелила бы его.