Все началось самым невинным образом. По вечерам в его каморку захаживал Стеффен, работник в усадьбе, и кое-кто из городских лавочников помельче. Ведь лучшего способа коротать время и не придумаешь! Где только Подручному не доводилось бродяжить, Боже милостивый, сколько же он перевидал людей и птиц, торговли и ремесел, пород деревьев и горных хребтов! А еще приходил цыган Отто Александер, этот приходил в свободные вечера, когда ему не надо было коптить лосося вместе со старой хозяйкой. Цыган так и зыркал глазами по сторонам, задерживая их на полке, где у Августа лежали большая толстая книга и совсем маленькая. С этого все и началось.

— Подручный, что это за книга? — спрашивает цыган про большую.

— Русская Библия, — отвечает Август.

— Дай нам посмотреть! — попросили они.

Август надел пенсне и показал им Библию, она была в кожаном переплете с бронзовыми уголками.

— В руки не дам, а то захватаете, — сказал он и начал ее перелистывать, не забывая при этом креститься.

Гости глазели на диковинные буквы и дивились.

— И ты можешь прочесть, что в ней написано? — спросили они.

Август улыбнулся с таким видом, словно ему ничего не стоило прочесть Библию от корки до корки.

— А на что тебе русская Библия?

— В ней больше силы, — ответил Август.

— Как это больше? Откуда ты знаешь?

— На нее кладут руку, когда дают клятву, а наша Библия для этого не годится. А еще она может связывать и разрешать.

Они об этом немного потолковали. Август держался таинственно и не открывал, что именно его Библия может связывать и разрешать, однако утверждал, что собственными глазами видел, какая в ней заключена великая сила.

— Ты ее не продашь? — спрашивает один из лавочников. Не иначе, этот шаромыжник вознамерился перепродать священную книгу, чтоб на ней заработать. Пробы на нем ставить негде!

Август торжественно отказался: русская Библия — его достояние, и, пока он жив, он с ней никогда не расстанется.

Цыган снова стал шнырять глазами:

— А вон та маленькая, это что за книга? Да неужто же…

— Это молитвенник, — отвечает Август.

— Это карточная колода, — говорит цыган, протягивая руку к полке.

Она лежала на самом виду, как нарочно для того, чтобы ее заметили, взяли и пустили в дело, и что удивительно, первым ее углядел цыган. Август сказал:

— Оставь мои вещи в покое!

— Это карточная колода! — повторил цыган.

Август:

— Да не может этого быть, откуда же ей там взяться… Прямо колдовство какое-то! У меня там лежал молитвенник, а теперь исчез, и вместо него — карточная колода.

— Ха-ха-ха! — рассмеялись гости и предложили: — Давайте-ка ее опробуем. Подручный, тебе сдавать!

Август перекрестился:

— Я к ней и не притронусь!

Они стали играть без него, а ему оставалось только смотреть. Ставки были мизерные, они проигрывали и выигрывали, выигрывали и проигрывали. Август смотрел, как они входили в азарт, отпускали смачные ругательства и горячились, один так швырнул на стол целую крону…

— Я всегда могу сыграть партию-другую, — произнес Август.

Деньги его стали таять, и быстро, блестящие кроны одна за другой перекочевывали к партнерам. Вначале он сидел точно по принуждению, с постной физиономией, нехотя забирал выигрыш, а чаще всего оставлял на следующий кон и удваивал ставку; вид у него был такой, словно его силком вовлекли в эту жалкую игру на кроны и эре, которая его ничуть не интересовала. Остальные горячились, тяжело били картами по столу, а уж ругательствами сыпали так, что хоть святых выноси. Август с готовностью выкладывал деньги на стол.

— Ты проигрываешь, — говорили ему.

— По-вашему, это проигрыш? — отвечал он. — А ну сдавай!

Тут он был с ними строг, нечего травить баланду и отвлекать друг друга. Не похоже было, чтобы Август собирался стреляться из своего револьвера, когда деньги у него кончатся, но игра — игра его захватила, он оживился, с одобрением кивал, если она велась бойко и с жаром, тянулся за картами прежде, чем ему успевали сдать.

— Опять ты проиграл, — говорили ему.

— Сдавай! Да поживее!

— Чего ж ты не крестишься? — поддразнивали его. — Что, помогает тебе твоя русская Библия?

О, эти недоумки и остолопы, они думали, он переживает из-за проигранных денег и, как только останется без гроша, пойдет с горя и утопится в Сегельфоссе. Сами же они, выиграв крону, торжествовали и, сгибаясь от радостного смеха чуть ли не пополам, спешили запихнуть ее в жилетный карман. Август клал руку поверх карт, клал обе узловатые руки поверх карт и заказывал втемную. Втемную.

Ему пошла хорошая карта, и несколько раз он выиграл, после этого он уже не знал удержу, старческие его глаза горели.

— Стоим или удваиваем! — сказал он, опять не посмотрев в карты.

Остальные переглянулись, покачали головами и бросили карты на стол.

— Стоим или удваиваем! — подначил он цыгана.

Цыган клюнул. Но, забирая свои карты обратно, он прихватил одну лишнюю и торопливо сбросил другую. Раздались крики:

— Это надувательство! Сдавайте по новой!

Август, которого это касалось самым прямым образом, ничего не заметил. Чумазое лицо у цыгана побелело, губы задергались.

Когда Август проиграл, все закричали:

— Но это ж обман! Вам надо было сдать по новой и взять нас в игру. Ты хапнул валета и сбросил семерку, — сказали они цыгану.

— Я и без валета бы выиграл, — сказал цыган.

Уходя, один из лавочников вздумал было втихаря прикарманить карточную колоду. Август остановил его:

— Давай-ка ее сюда!

— Ты же сказал, она не твоя.

— Давай сюда карты! — повторил Август…

Мелкие происшествия, мелкие разногласия, однако же игра по вечерам продолжалась. Захаживали новые люди, приходил Йорн Матильдесен. У этого денег отроду не водилось, но Август давал ему по кроне за то, чтобы он караулил на улице и барабанил по стеклу, завидя на горизонте кого-нибудь из дорожных рабочих. Интуиция и опыт подсказывали Августу, что со своими подчиненными играть не стоит.

Он проигрывал и выигрывал и снова проигрывал. Иной раз столько, что ему приходилось выкладывать ассигнацию, но он и виду не подавал, что расстроен. Наоборот, казалось, вечера за картами доставляют ему удовольствие. Как-то он надумал отправить за границу еще несколько денежных переводов, что всегда влетало в копеечку, и тут выяснилось, что денег у него теперь кот наплакал. Ну и что прикажете с ними делать? Остается только одно — спустить в карты!

Однажды вечером он отправился после ужина к доктору, ему был оказан радушный прием, с ним беседовали, поднесли угощение. Доктор Лунд успел уже переговорить с судьей о сбережениях Августа в Поллене, скорее всего их поместили в банк в Будё или Тронхейме, это надо выяснить.

— Деньги на тебя как с неба свалились, по нынешним временам это неслыханное везение.

— Интересно, сколько? — спросил Август.

Этого доктор не знал, а фру Лунд у себя в селении слыхала только, что речь шла о порядочной сумме.

Август разговорился с ней о том, кто из полленцев умер, а кто еще жив, время от времени она получала письма от матери, и новостей у нее был ворох.

Август спросил, как поживает Эдеварт.

— Эдеварт?

— Эдеварт Андреассен, вы его знаете.

Так он же двадцать лет как умер — неужто Августу ничегошеньки не известно! Ведь Эдеварт поплыл за ним вдогонку на север, когда он сбежал из Поллена. В одиночку, на веслах, а ветер — западный, так он и не вернулся. Вдобавок он еще позаимствовал почтовую лодку. Если не двадцать, то уж пятнадцать лет назад.

Август погрузился в раздумье, после чего сказал про себя:

— Жалко, что он умер.

В гостиной появились двое мальчишек, сыновья доктора и фру Эстер, возможно, их предупредили заранее, они уселись и приготовились слушать. Но поскольку никаких рассказов о Южной Америке и разбойничьих шайках не воспоследовало, они ушли.

— А Поулине жива и торгует у себя в лавочке, — рассказывала фру Лунд. — И Ане Мария жива, а Каролус умер. Ездра, тот разбогател и живет в достатке. А хозяин невода Габриэльсен…