Возможно именно этим обусловлено то, что первый зачёт курсанты сдают технику самолёта. Они сдают меры безопасности при работе на авиатехнике, и рассказывают как их научили в УЛО проверять агрегаты и системы самолёта перед полётом. Обычно начинает один, затем в какой-то момент техник прерывает его и предлагает другому продолжить. После этого техник уточняет некоторые моменты, объясняет кое-какие нюансы, расписывается в зачётках и отправляет курсантов к лётчику-инструктору.
Некоторые техники используют свои, оригинальные методы обучения. Например прапорщик Иван Чернышев, этот человек - гора, никогда не слушает курсантов, а рассказывает им всё сам, да так, что не запомнить сказанное невозможно. Он ходит вразвалочку вокруг самолёта, а за ним семенят курсанты, прапорщик делает один шаг, каждый из курсантов два-три. Издали похоже на огромную утку с утятами. Чернышев был неисправимым оптимистом, никогда не унывал и готов был буквально всё превратить в шутку, тем более, что с чувством юмора у него было всё в порядке. Сам про себя прапорщик говорил, что он человек очень добрый: если бьёт, то сразу насмерть. А меры безопасности объяснял курсантам примерно так:
- Вот это - штуцер заправки воздухом. Вставляем его вот сюда, поворачиваем. Слышите щелчок? Если вы повернули штуцер и, не услышав щелчка, дадите команду оператору начать заправку, вот эта штука под давлением сто пятьдесят атмосфер вылетит и отшибёт вам голову... Даже если вы слышали щелчок и начали заправку, не доложив мне, тогда голову вам отшибу я... Вот это тормозной щиток, убирается гидросистемой с усилием сто килограммов на сантиметр квадратный. Этого не выдержит ни один грузчик. Если во время уборки стать вот здесь, то щиток разрежет вас на две части. Если я увижу кого-то из вас рядом с выпущенными тормозными щитками, - сам порву на ветошь... Вот это катапультное кресло, если вот здесь нет шпильки с красным флажком, - он брал за шиворот в каждую руку по курсанту и поднимал на высоту кабины, что бы они могли увидеть этот самый флажок, - садиться в кабину нельзя...
Далее всё в том же духе. Лётчики находились здесь же, присматривались к курсантам, ждали когда техники с ними закончат, чтобы забрать курсантов для своих занятий в кабине самолёта, на которые в планах КТЗ выделялось больше всего времени. Инженеры, связисты, и многие другие специалисты, которым курсанты обязаны были сдавать зачёты, ходили по стоянке от самолёта к самолёту, от экипажа к экипажу, таким образом предоставляя возможность каждому курсанту сдать зачёт по соответствующей дисциплине. День был загружен до предела, перерывы не объявлялись, перекуривали накоротке, урывками, Время прошло незаметно. Конец занятий был объявлен когда начало смеркаться. Техники привычно, очень быстро убрали инструмент и зачехлили самолёты и исчезли со стоянки как по волшебству. Так же быстро убралась вся техника. Бородин построил курсантов, посчитал и дал команду следовать на ужин. Только сейчас каждый из них почувствовал, как сильно они устали. А впереди ещё четыре таких дня. Они ещё не знали, что это только цветочки, когда начнут летать, уставать они будут ещё больше.
После ужина, курсанты выходили из столовой и в беседке ждали когда выйдут все. Мусин подошёл к Бородину и сказал:
- Серёга, я задержусь здесь немного, мне надо.
- Как понять: задержусь?
- Ну, надо мне. Я здесь буду, у столовой если что.
- К вечерней проверке что б был.
- Ясное дело. Я раньше буду.
Когда все курсанты поужинали, Бородин увёл их в казарму, а Мусин перешёл на другую сторону столовой, где был выход из технического зала. Что бы не попадаться на глаза офицерам, он спрятался за тополем и стал ждать. Чего он ждал, он похоже не знал и сам, но упорно стоял и ждал. В освещённые окна было видно, что зал пустой, все уже поужинали, но какое-то движение внутри все же происходило. Мусин посмотрел на часы, потоптался в нерешительности, но тут услышал, что из столовой кто-то выходит. В дверях показался лейтенант Поведайко, за ним семенила Алла. Она была чем-то недовольна:
- Кто меня ждёт? Никто меня здесь не ждёт! Видишь, никого нет.
- Не может быть. Я уверен, должен быть здесь.
- Слава, может тебе делать нечего, а у меня дел полно.
Мусин вышел из своего укрытия. Поведайко громко закричал:
- Я же говорил, он здесь. Не мог он не прийти. Знаешь, сколько он земли перелопатил, что б тебя увидеть?!!
- Подкоп, что ли делал?
- Он сам расскажет. Ну ладно, мне пора, вы тут воркуйте, я пошёл, - и лейтенант исчез.
Алла обратилась к Мусину:
- Говори быстрее, что хотел и я пойду, мне некогда.
- Быстро не могу. Если некогда, иди.
- Странно. Зачем тогда позвал? Ты что, не можешь коротко объяснить, что тебе нужно?
- Не могу. Девушке это надо объяснять долго.
- А почему в двух словах нельзя?
- Если я в двух словах скажу, что мне от тебя нужно, ты обидишься и дашь мне по морде, а мне этого не хочется.
Алла засмеялась, прижав кулачок к губам:
- Не хочется по морде, или не хочется, что бы я обиделась?
- Иди, ты же спешишь, - Мусин повернулся, что бы уйти. Алла задержала его:
- Подожди. Не обижайся. Мне правда некогда. Все наши зал убирают, а я тут... Мы в восемь закрываем, приходи, поговорим, прогуляемся. Сможешь прийти?
- Конечно смогу. В восемь буду у курсантского выхода, в беседке. - Мусин с трудом сохранял невозмутимый вид и мужскую солидность. На самом деле ему хотелось взвиться выше вот этих тополей.
Нравы в те времена были таковы, что девушка не могла надолго уединяться с юношей. Это считалось неприличным. Коммунистическая партия и комсомол строго следили за моральным обликом советских граждан. Нельзя было обниматься в общественном месте, это называлось аморальным поведением, за которое была предусмотрена административная ответственность, а так же ответственность по партийной или комсомольской линии. Про поцелуй вообще разговора не было, прилюдно это могли сделать только супруги и то, бесстрастно, в щёчку. Парочки, конечно гуляли, но "на пионерском расстоянии", как тогда говорили. Обнимались и целовались только в укромных уголках, если кто увидит, - это был стыд и позор. Молодой человек мог пройти с девушкой, обняв её за плечи или положив руку на талию, только после того как сделал ей предложение, а девушка ответила согласием. Если такую вольность допускали молодые люди, не считавшиеся женихом и невестой, девушка рисковала заработать репутацию девицы лёгкого поведения, а парень мог быть вызван на заседание комитета комсомола за недостойное поведение.
Когда Алла скрылась в дверях столовой, курсант скачками помчался в казарму. Он хотел доложить Бородину, что прибыл, но тот уже спал. Вообще, почти все спали. Значит вечерней проверки не будет, - чудеса! Он взял книгу и сел на крыльце казармы. Книгу он так и не открыл, просто смотрел куда-то вдаль, каждую минуту глядя на часы.
7
На следующий день, в субботу, с курсантами по плану должны проводить наземную подготовку штурманы эскадрилий. Занятия рассчитаны на половину дня, далее после тринадцати часов, постоянный состав убывает на выходные, на базу. Лётчики-инструкторы дали задание курсантам на самоподготовку на все выходные. В основном это касалось оформления документации, которой оказалось неожиданно очень много. Затем, приказав курсантам ждать штурмана эскадрильи в методическом классе, лётчики побежали к крытому грузовику, который подъехал к общежитию лётного состава. В кабине, рядом с водителем сидел начальник лагеря, подполковник Алимов. Не смотря на то, что было предложено послать в посёлок по одному представителю от каждого авиационного звена, в машину набились почти все лётчики двух эскадрилий. У каждого вдруг обозначились срочные дела в районном центре.
Курсанты ждали начала занятий на лавочке возле методического домика, греясь на солнышке. Старшина эскадрильи пошёл доложить о готовности к занятиям.
Штурмана эскадрильи, майора Губанова курсанты с первого дня знакомства называли не иначе, как "таможня". Он действительно был очень похож и фигурой, и лицом, и манерой поведения на начальника таможни Павла Верещагина, а точнее на актёра Павла Луспекаева в его роли, из фильма "Белое солнце пустыни".
