Солнышко пригревало, курсанты наслаждались этим ласковым теплом. Мусин толкнул вбок своего друга Евсюткина и сунул ему в руку пирожок:
- На, и помни мою доброту. Сам не съел, тебе оставил.
- Откуда?
- Алла дала. У нас теперь в столовой свой человек.
- В столовой такие не дают.
- Точно. Это она дома испекла. Я её вчера домой провожал, она мне два пирожка дала на прощанье. Она рядом живёт. Вон видишь, дом с красной крышей, а за ним её дом.
- Ну, ты даёшь. Это же самоволка. Тебе одного окопа мало?
- Да что окоп? Надо будет - выкопаем. Она того стоит. Интересная девчонка, я раньше таких не встречал. Ты заметил, у неё греческий профиль?
Все, сидевшие на лавочке, с интересом прислушивались. Курсант Шабанов, чеченец из Грозного, не выдержал, вмешался в разговор:
- И как он, этот греческий профиль на ощупь?
- Вот только не надо своими лапами...
- Да ладно, давай рассказывай!
- Джентельмены о поцелуях не рассказывают. Да и рассказывать-то нечего. Просто проводил до дому и всё. Постояли пять минут, она сказала, что попросит отца сделать лавочку у калитки, будем слушать соловья в мае, их тут много.
- Ты давай не крути, раньше ты интереснее рассказывал.
- Раньше я не был джентельменом.
Евсюткин, дожёвывая пирожок, с интересом посмотрел на своего друга. Внешне он был тот же, но что-то в нём изменилось.
В это время подошёл старший сержант Бородин:
- Плохие новости. Таможня срочно уехал, дома что-то случилось, занятия будет проводить майор Гордиенко. Зачёт сдавать тоже ему. Он уже идёт.
Курсанты поникли. Гордиенко очень строгий. С ним не пошутишь. Надо настраиваться на серьёзный лад. Все встали и пошли в класс, расселись по местам, стали доставать конспекты, карандаши, линейки. Через некоторое время вошёл майор Гордиенко. Бородин скомандовал:
- Смирно! Товарищ майор, курсанты четвёртой авиационной...
Гордиенко прервал его:
- Вольно, садитесь. - и жестом указал Бородину, - ты тоже садись на место:
- Значит так, я не собираюсь повторять то, что вы должны были изучить в УЛО. Мы будем разбирать только те моменты, которые касаются конкретного аэродрома, с которого придётся летать. Я расскажу вам о пилотажных зонах и ориентирах при полёте по кругу. Так же покажу на карте основные ориентиры всего района полётов. В течение ближайших нескольких дней каждый из вас должен выучить их наизусть. Ни один из вас не сядет в самолёт, пока не убедит нас в том, что он хорошо знает район полётов. Вы должны будете по памяти нарисовать вот эту карту, всю с малейшими подробностями, - он поднял над столом лист карты масштаба один к пяти километрам.
Тут раздался негромкий стук в дверь. В класс заглянул комендант лагеря, майор Сердюк.
- Выйди на секунду, - обратился он к Гордиенко.
Курсанты в окно выдели, что комендант что-то спокойно и обстоятельно рассказывал, а замкомэска упёрся взглядом в землю, внимательно слушал, держа руки в карманах. Затем Гордиенко кивнул, сказал пару слов и пошёл в класс, уже в дверях крикнул:
- Всё нормально, Демидыч, держи меня в курсе. - И уже для курсантов:
- Продолжим. На чём мы остановились?
В это время Алимов с лётчиками прибыл в посёлок. В первую очередь зашли в пункт проката районного комбината бытового обслуживания, который, благодаря тому, что военные каждый год пользовались его услугами, имел хорошие показатели в отчётах. За это он был удостоен звания победителя соцсоревнования и награждён почётной грамотой, которая висела на видном месте в красивой рамочке. Лётчиков встретили приветливо, оформили всё быстро. Не хватило двух телевизоров, но заведующая клятвенно обещала, что в понедельник они будут. Алимов заплатил наличными, взял квитанцию и вышел на улицу. Почти все лётчики, приехавшие с ним, ждали его. Они сидели тут же в скверике на лавочках. Оформить подписку на газеты и журналы обещал Пескаренко, он сразу, как только приехали в посёлок, побежал на почту.
Алимов вопросительно посмотрел на лётчиков: что дальше? Можно пройтись по магазинам, затем зайти в бар, попить пива и - домой. Времени было много, обратно можно пройтись пешком, прогуляться. Так и решили. Машину с телевизорами и холодильниками отправили в лагерь. Прошли по магазинам. Купили ниток, крема для обуви, зубной пасты, и много другой необходимой мелочи. Затем пошли в пивной бар, который в летние месяцы имел хорошую выручку, благодаря опять же военным с аэродрома. Он располагался в подвальчике. Внутри было довольно уютно, бар был стилизован под парусник. Зашли, сели, заказали по две кружки пива местного пивзавода. Снарядили гонца на рынок, купить вяленых подлещиков. Осмотрелись. Выяснилось, что Пескаренко уже здесь, значит газеты выписаны. Душевно посидели около часа, затем вышли на поверхность и направились в сторону лагеря. Идти было недалеко, километра три. Было тепло и солнечно. Шли, обсуждая изменения в посёлке, которые произошли с прошлого года. Когда перешли мост через реку, и до поворота на лагерь оставалось метров пятьсот, обратили внимание на стоящий на обочине трактор-каток, такими укатывают асфальт. Он и в прошлом году стоял на этом же месте. Пескаренко постучал по ржавому катку и сказал:
- Бесхозяйственность. Народное добро пропадает. Командир, вот чем полосу укатывать. Покрасить в оранжевый цвет и...
Что именно "и..." он не сказал, лишь потряс кулаком в воздухе. Лётчики загалдели, облепили трактор. Кто-то предложил Алимову испытать новую технику. Тот стал сзади на подвеску, осмотрел место водителя, потом постучал кулаком по топливному баку - пустой. Пескаренко показал на ближайший палисадник. За оградой стоял грузовик "КАМАЗ":
- Вон солярка, может продаст?
Алимов, лукаво щурясь, почесал под фуражкой затылок. Он ещё не знал, что в это самое время в пятиста метрах от них, с шоссе у самого въезда в посёлок, в лагерь свернул "УАЗик" командира полка.
Командир утром ознакомился с планом работы, который просил утвердить Алимов. План был заманчив и перспективен. Но выполнение его требовало значительного напряжения сил всего личного состава. Зная склонность своего заместителя к авантюризму, он решил оценить обстановку и принять решение на месте. Он был единственный человек в гарнизоне, кого боялся и чей авторитет признавал Алимов, и командир время от времени приезжал в лагерь с целью профилактики; устраивал жесточайший разнос своему заму, указывал на кучу недостатков, назначал сроки для их устранения и уезжал. Этого хватало на две-три недели. Когда он видел, что Алимов начинает зарываться, садился в "УАЗик" и опять ехал в лагерь.
Командиром полка был полковник Ремизов Иван Николаевич. Родился он где-то в западной Сибири, в многодетной семье. Был глубоко порядочным и трудолюбивым человеком. Внешне выглядел простовато. Рост выше среднего, крепко сбитая, коренастая фигура, огромные кулаки, крупные зубы. У него был очень заразительный смех, когда он хохотал, находясь рядом с ним невозможно было не смеяться. Аристократическими манерами Ремизов похвастать не мог, голос у него был грубый и громкий, разозлившись - много матерился; но при всём этом, был очень умён и много знал. На кителе он носил ромбик Военно-воздушной академии имени Ю.А. Гагарина и значок делегата одного из съездов КПСС. Он был высококвалифицированным пилотом и опытным инструктором. Его уважали и любили за справедливость. Ремизов был из тех командиров, которые "делай как я", а не из тех, которые "делай, как я сказал". Но насколько его любили, настолько же и боялись. Он был очень строг с подчинёнными. Когда у него было плохое настроение, близко лучше не подходить. Казалось, когда хмурится Ремизов, хмурится и небо, и вот-вот раздастся гром и молния.
В лагере "УАЗик" остановился как обычно, у общежития лётного состава, где у командира была отдельная комната. Внешний вид лагеря Ремизову понравился. Не понравилось другое: никто не заметил его приезда. В лагере не было видно ни одной живой души. Постояв у машины, он вышел на центральную аллею и пошёл в штаб. Навстречу ему бежал прапорщик - помощник дежурного по лагерю. Всё же шум мотора кто-то услышал и теперь этот прапорщик бежал выяснить, кого это принесло. Когда увидел, что принесло командира полка, он остолбенел. Он попытался взять себя в руки, подать команду: "Смирно!!!" и доложить, но голос сорвался, он пропищал что-то невнятное. Ремизов усмехнулся и спросил:
