— Так нескоро?

На лице у него читалось раздражение. Хотела бы я сказать, что он был раздражен, поскольку считал каждый миг, проведенный с Джиной, похищенным у него, Джесса, и в глубине души обижался на нее за это.

Но, честно говоря, я сильно сомневалась, что дело обстояло именно так. Я, конечно, уверена, что нравлюсь Джессу и все такое…

Но только как подруга. И никак иначе. Да и с чего бы он питал ко мне другие чувства? Ему сто пятьдесят лет — сто семьдесят, если учитывать, что на момент смерти Джессу было около двадцати. Что может найти мужчина, повидавший немало за свои сто семьдесят лет, в шестнадцатилетней десятикласснице, у которой никогда не было парня и которая даже экзамен на права сдать не может?

Чертовски мало.

Давайте смотреть правде в глаза: я отлично знала, почему Джесс хотел, чтобы Джина уехала.

Из-за Гвоздика.

Гвоздик — наш кот. Я говорю «наш», поскольку несмотря на то, что обычно животные терпеть не могут привидений, Гвоздик проявлял странную симпатию к Джессу. Его привязанность к призраку в некотором роде компенсировала полное отсутствие расположенности ко мне, хотя именно я кормила Гвоздика и чистила его туалет, а еще — о, точно! — спасла его от прозябания в трущобах Кармела.

Проявило ли это глупое создание хоть толику благодарности ко мне? Как бы не так. А вот Джесса он обожает. На самом деле Гвоздик почти все время проводит на улице и соизволяет прийти, только когда чувствует, что должен появиться Джесс.

Вот как сейчас, например. Я услышала знакомый топот над крыльцом — Гвоздик всегда взбирался на сосну и спрыгивал с нее на крышу, — а в следующую минуту огромный рыжий кошмар протиснулся в окно, которое я оставила открытым для него, жалобно мяукая, словно его годами морили голодом.

Увидев Гвоздика, Джесс тут же направился к нему и начал чесать кота за ушами, заставив того так громко заурчать, что я испугалась, не разбудит ли он Джину.

— Слушай, это же всего на неделю, — сказала я. — Гвоздик переживет.

Джесс посмотрел на меня с выражением, которое как бы намекало, что, по его мнению, мой уровень IQ упал на пару пунктов.

— Я беспокоюсь не о Гвоздике, — произнес он.

Эти слова меня только запутали. Я знала, что Джесс не мог переживать обо мне. То есть с момента знакомства с ним я, конечно, попадала в парочку передряг — передряг, из которых Джессу частенько приходилось меня вытаскивать, — но сейчас ведь ничего такого не случилось. Ну, не считая встречи с четверкой умерших ребят, которых я увидела днем в магазине «У Джимми».

— Да? — Я посмотрела на Гвоздика, который откинул голову, явно кайфуя от того, как Джесс чешет его под подбородком. — А о чем тогда? Джина вообще-то очень крутая. Даже если она о тебе узнает, сомневаюсь, что она выбежит из комнаты, вопя во всю глотку, или сделает еще что-нибудь в том же духе. Она, наверное, просто захочет время от времени брать у тебя взаймы рубашку или типа того.

Джесс оглянулся на мою гостью. Джину почти не было видно: только парочка бугорков под одеялом да множество ярко-медных кудряшек, рассыпавшихся по подушке.

— Не сомневаюсь, что она очень… крутая, — немного поколебавшись, сказал Джесс. Иногда мои словечки из двадцать первого века его озадачивают. Ну и ладно. Он частенько говорит что-то на испанском, на котором я не знаю ни словечка, и это озадачивает меня. — Просто кое-что произошло…

Я тут же оживилась. У него было очень серьезное выражение лица. На мгновение у меня мелькнула шальная мысль, что, возможно, говоря «кое-что произошло», Джесс подразумевал следующее: я наконец-то осознал, что ты идеально мне подходишь и что все это время я боролся с непреодолимым притяжением к тебе, а теперь все же проиграл схватку с самим собой ввиду твоей потрясающей неотразимости.

Но тут Джесс добавил:

— Я кое-что слышал.

Я разочарованно откинулась на подушки.

— О, так ты почувствовал возмущения в Силе, Люк?

Джесс недоуменно нахмурил брови. Само собой, он понятия не имел, о чем я. Редкие проблески моего юмора, по большей части, как ни печально, растрачивались на Джесса впустую. Совершенно неудивительно, что он не был в меня влюблен ни на вот столечко.

Вздохнув, я пояснила:

— Так ты что-то услышал по призрачному сарафанному радио. Что?

Джесс частенько узнавал о событиях, происходящих на, как это я называю, призрачном уровне. Непосредственного отношения к этим происшествиям он сам почти никогда не имел, но обычно все заканчивалось тем, что в них оказывалась вовлечена я, причем самым ужасным, угрожающим жизни — ну или по крайней мере страшно неприятным — образом. В последний раз, когда он «что-то услышал», меня в итоге чуть не убил сумасшедший застройщик.

Так что, думаю, вы понимаете, почему мое сердечко вовсе не заходится в восторге каждый раз, как Джесс упоминает, что что-то услышал.

— У нас появились новички, — сказал Джесс, продолжая гладить Гвоздика. — Совсем юные.

Я подняла брови, припомнив ребят в вечерних нарядах в магазине.

— Да?

— Они кое-что ищут, — продолжил Джесс.

— Ага, я в курсе. Пиво.

Джесс покачал головой. У него был немного отсутствующий взгляд, он смотрел куда-то мимо меня, словно видел что-то далеко-далеко за моим правым плечом.

— Нет, не пиво, — ответил он. — Они ищут человека. И злятся. — Джесс резко сфокусировал взгляд своих темных глаз на моем лице. — Очень злятся, Сюзанна.

Он глядел на меня с таким пылом, что я не выдержала и отвернулась. Во взгляде темно-карих глаз Джесса столько глубины, что я довольно часто не могу сказать, где заканчиваются его зрачки и начинается радужка. Это немного нервирует. Почти так же, как то, что он всегда зовет меня полным именем — Сюзанна. Никто никогда не называл меня так, кроме отца Доминика.

— Злятся?

Я посмотрела на учебник по геометрии. Ребята, которых я видела, не выглядели злыми ни на йоту. Возможно, напуганными, когда они поняли, что я могу их видеть. Но не злыми. Он точно говорит о ком-то другом, подумала я.

— Ну ладно, — согласилась я. — Буду держать ушки на макушке. Спасибо.

Кажется, Джесс хотел что-то добавить, но Джина вдруг повернулась, подняла голову и, прищурившись, посмотрела на меня.

— Сьюз, с кем ты разговариваешь? — сонно спросила она.

— Ни с кем, — ответила я, понадеявшись, что подруга не сможет увидеть виноватое выражение на моем лице. Ненавижу ей врать. В конце концов, она же моя лучшая подруга. — А что?

Джина приподнялась на локтях и изумленно уставилась на Гвоздика.

— Так это и есть знаменитый Гвоздик, о котором я столько слышала от твоих братьев? Черт, он и правда урод.

Джесс напрягся. Гвоздик был его «малышом», нельзя просто взять и назвать малыша Джесса уродом.

— Не так уж он и плох, — сказала я, надеясь, что Джина поймет посыл и заткнется.

— Ты что, на крэке? — поинтересовалась Джина. — Саймон, у этой твари только одно ухо.

Над туалетным столиком неожиданно задрожало большое зеркало в позолоченной раме. Оно часто так делает, когда Джесс раздражен — очень-очень раздражен.

Не знавшая об этом Джина уставилась на зеркало с растущим воодушевлением.

— Ух ты! — воскликнула она. — Здорово! Еще одно!

Она, конечно же, имела в виду землетрясение, но это было не землетрясение, как и в предыдущий раз. Это просто Джесс выпускал пар.

А в следующее мгновение бутылочка лака, которую Джина оставила на туалетном столике, взлетела и вопреки всем законам гравитации приземлилась прямо в чемодан, стоявший на полу возле кушетки на расстоянии двух-трех метров от столика.

Думаю, не стоит уточнять, что лак — а он был изумрудно-зеленым — был не закручен. И что приземлился он прямехонько на стопку одежды, которую Джина еще не распаковала.

Она издала крик ужаса и, пулей вылетев из-под одеяла, бросилась на пол, пытаясь хоть что-нибудь спасти. Я же в это время послала Джессу очень неодобрительный взгляд.

Но все, что он ответил, так это: