– Мы должны принять вероятность того, что этот номер не имеет никакого отношения к Киверу. Листок мог пролежать в номере много месяцев.

– Над чем сейчас работает Уэствуд?

– Длинная статья о происхождении пшеницы. О том, как путем скрещивания ранних сортов появились современные. По мне, так все это глупости. Вроде разговоров: «Мы уже генетически модифицировали это, так давайте пойдем дальше и внесем новые изменения».

– Это важно? Мы только что видели огромные поля пшеницы.

– До конца жизни хватит. Но лично я поддержу адвокатов – записка могла пролежать в номере, например, год. Или два. Любой из пятидесяти постояльцев мог ее там потерять. Или из сотни.

– Насколько трудно получить телефонный номер Уэствуда?

– Зависит от того, насколько давно он его поменял; если номер старый – легко. В наши дни все именно так и работает. Особенно в журналистской среде. Если хорошенько покопаться в Интернете, можно найти все, что угодно. Большинство журналистов это обожает. Таким образом в них рождается ощущение значимости.

Ричер молча допил свой кофе.

– О чем ты думаешь? – спросила Чан.

– Думаю, что адвокаты защиты выиграют дело. Но парочка присяжных не сможет спать спокойно. Потому что существует альтернативная история, такая же убедительная, подумают они в четыре часа ночи. Она начинается с твоего собственного первого рассуждения о чокнутом парне с наличкой или выписанным от руки чеком, который отправился в безумный квест, потому что пшеница намеревается прикончить двести человек. Или что-нибудь в таком же духе. И, чтобы получить доказательства, нужно поговорить с журналистом, тоже знающим правду. И что важно – вот его телефонный номер. Что говорит нам кое-что об этом парне. Он нашел его в Интернете, он из тех, кто на такое способен. Мне кажется, записка имеет отношение к тому, что происходит. По крайней мере, данное предположение выглядит разумно. Некое тихое помешательство одинокого безумца, которое не несет в себе никакой угрозы – но неожиданно выясняется, что очень даже несет.

– Нам нужно вернуться на автостраду, – сказала Чан.

У маленького зеленого «Форда» имелся навигатор на приборной доске, который без проблем нашел дом Кивера, находившийся в потрепанном пригородном районе к северу от Оклахома-Сити. Оказалось, что это одноэтажное ранчо на улице, заканчивавшейся тупиком. Во дворе перед домом росло молодое деревце, едва живое от нехватки воды. Справа, к гаражу на одну машину, вела подъездная дорожка. Крыша была из коричневой битумной плитки, внешние стены обшиты желтым винилом. Не шедевр архитектуры, но в лучах солнца дом выглядел симпатичным и уютным – до определенной степени. Ричер представил, как крупный мужчина входит в дверь, сбрасывает обувь и садится в старое кресло; может быть, включает телевизор, чтобы посмотреть какой-нибудь матч…

Чан припарковалась на подъездной дорожке, они вышли из машины вместе и сразу направились к двери с медным молотком и кнопкой звонка. Они попробовали и то и другое, но никто не вышел их встретить. Дверь была заперта, и ручка не желала поворачиваться. Заглянув в окно, они увидели, что внутри темно.

– У Кивера есть семья? – спросил Ричер.

– Он разведен, – ответила Чан. – Как и многие другие.

– И не из тех, кто оставляет ключ от дома под цветочным горшком.

– Более того, я уверена, что у него стоит сигнализация.

– Мы долго сюда ехали.

– Да, знаю, – сказала Чан. – Давай посмотрим, что сзади. Учитывая погоду, он вполне мог оставить окно открытым; может, мы найдем маленькую щелку.

На улице, где стояли семь одинаковых домов, три рядом и один в тупике, царила тишина. Ни машин, ни прохожих. Никаких любопытных глаз или пристального интереса. В общем, район не из тех, где за соседями принято подглядывать. И вообще он казался каким-то временным, будто находился в движении, только очень медленном, как будто во всех семи домах жили разведенные мужчины, которым требуется год или два, чтобы снова вернуться к нормальной жизни.

Задний двор Кивера был обнесен забором из досок, посеревших от времени, почти в человеческий рост. Перед домом имелись маленькая ухоженная лужайка и веранда с плетеным креслом. Здесь стены тоже были обшиты желтым винилом. Четыре окна, закрытых, и дверь, надежная и прочная, с девятью маленькими окошками наверху. Очень похоже на фермерский дом. Дверь вела в узкий коридорчик, за которым находилась кухня.

Земля здесь была плоской, а дома – невысокими в отличие от забора, так что они могли не волноваться, что их кто-нибудь увидит.

– Интересно, как быстро полиция среагирует на сигнал тревоги, поступивший из района вроде этого, – проговорила Чан.

– Думаю, где-то между двадцатью минутами и никогда, – ответил Ричер.

– Значит, мы можем рассчитывать на десять минут, так? Войдем, быстро осмотримся и выйдем. И вообще это даже не преступление. Мы же с ним вместе работаем. Он не станет подавать в суд. Особенно в данных обстоятельствах.

– Мы не знаем, что ищем.

– Отдельные листы бумаги, блокнот, дневник… все, на чем он мог что-то написать. Соберем что сможем, а посмотрим потом, когда выберемся из дома.

– Ладно, – сказал Ричер. – Нам придется разбить окно.

– Какое?

– Мне нравится дверь. Маленькая панель возле ручки. Так мы сможем легко войти внутрь.

– Давай, – не стала спорить Чан.

Маленькая стеклянная панель слева, самая нижняя из девяти, располагалась низковато для локтя Ричера, но, присев на корточки, он вполне мог до нее достать. Потом нужно будет вынуть оставшиеся осколки стекла, засунуть внутрь руку до самого плеча, согнуть ее в локте и дотянуться рукой до дверной ручки. Ричер подергал внешнюю ручку, проверяя вес замка, чтобы понять, какую силу нужно приложить.

Дверь открылась – легко и аккуратно – в прихожую, где на полу лежал коврик с надписью «Добро пожаловать». На косяке Ричер увидел сигнализацию – маленький белый шарик с закрашенным краской проводом. Он прислушался, ожидая сигнала тревоги. Как правило, в течение тридцати секунд раздавалось короткое пиканье, чтобы хозяин дома сумел добраться до панели и отключить систему.

Но в доме царила тишина. Никаких сигналов или пиканья.

– Что-то тут не так, – сказала Чан.

Джек засунул руку в карман и сжал пальцами рукоять пистолета. Тот был самовзводным, без предохранителя. Никаких проблем – целься и стреляй. Ричер прошел через прихожую на кухню, но там никого не было. Тогда он направился в коридор. Входная дверь находилась прямо впереди. Солнце уже опустилось ниже, и дом заливал золотой свет.

А еще там царили тишина и застоявшийся воздух.

Ричер услышал, как у него за спиной Чан двинулась налево, поэтому сам пошел направо и оказался в коридоре с четырьмя дверями, за которыми обнаружил хозяйскую спальню, ванную комнату, гостевую комнату с кроватями и еще одну, превращенную в кабинет. Все были пустыми; везде порядок, всё на своих местах и никаких признаков того, что здесь совершено насилие.

Джек встретился с Чан у входной двери, и женщина покачала головой.

– Такое впечатление, будто он вышел за пиццей, – сказала она. – Даже дверь не запер.

Панель сигнализации находилась на стене, причем не вызывало сомнений, что установили ее недавно. На экране высвечивалось время и горел немигающий зеленый огонек.

Она была отключена.

– Давай поищем то, за чем пришли, – сказал Ричер.

Он направился в более маленькую спальню, обставленную в едином стиле – полки на стенах, шкафчики, комоды и стол из светлого клена. Компьютер, телефон, факс и принтер. Все, что необходимо для новой профессии. У нас офисы повсюду. Скандинавский стиль в убранстве комнаты успокаивал, там было чисто и просторно.

И никаких бумаг. Ни блокнотов, ни дневников, ни разбросанных листов или блоков для записей.

Ричер замер на месте и стоял не шевелясь.

– Твой приятель был копом и федеральным агентом. Он проводил по несколько часов на телефоне. Звонил, ждал, разговаривал. Кто-нибудь делает это, не имея под рукой ручки и бумаги? Для записей или чтобы рисовать, что придет в голову, чтобы скрасить ожидание? Это закон жизни.