В дверь просунулась привычно взъерошенная голова Тараба.

— Шеф?

— Заходи, — не глядя, сказал господин Дерси, быстро набрасывая записку на первом попавшемся чистом листке бумаги. — Отнесешь это на Шитейную площадь в особняк Эдмуна Розетти, он вроде никуда из города не уезжал. Розетти должен прочитать записку обязательно сегодня, в крайнем случае, завтра утром. Знаю, ты можешь это устроить. Ответ должен быть доставлен мне как можно раньше.

— Понял, — кивнул Монти, жестом фокусника пряча сложенный листок где-то в недрах своих рукавов и тут же выбегая из кабинета.

Его исчезновению вторил надрывный звон небольшого колокольчика на стене. Его Величество желал видеть своего секретаря. Остаток дня Миррисав был настолько занят, что не успел даже толком перекусить, похватав что-то на бегу, и только ближе к вечеру у него опять выдалась свободная минутка заглянуть к себе. В кабинете он застал только Габриэля, работающего над бумагами и лишь мельком глянувшего на новую партию документов, положенных королевским секретарем ему на стол. Господин Дерси устало присел в кресло, стоящее у стены напротив.

— Прости, Габриэль, — немного виновато улыбнулся он. — Совсем я тебя загонял, но у меня сейчас даже Кирив по поручениям бегает.

— Текучка никуда не денется, — флегматично заметил Вари, — ее все равно надо разбирать.

Минуту стояла тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием пера в руках Габриэля. Миррисав задумчиво рассматривал его, зная, что помощник редко обращает внимание на взгляды, направленные на него. В отличие от того же Монти, выросшего на улице и с детства научившегося реагировать на такие вещи, и уж тем более от Кирива, в чьи профессиональные обязанности входило фиксировать любые пристальные взгляды на него или охраняемого. Вари же привык быть в центре внимания, до наступления трудных времен для его семьи ведя полноценную светскую жизнь, да и потом не страдая от отсутствия интереса со стороны прекрасных дам. Поэтому и сейчас он, как ни в чем не бывало, продолжал работать. Господин Дерси чуть слышно хмыкнул и решил проверить одно свое предположение.

— Скажи, тебе нравится твоя работа? — спросил он.

— Вполне, — не поднимая головы, ответил помощник.

— А если бы у тебя была возможность выбирать, чем бы ты предпочел заниматься в жизни?

Габриэль оторвал взгляд от бумаги, несколько удивленно посмотрев на своего шефа, но почти сразу же вернулся к работе, лишь как само собой разумеющееся констатировав:

— Писарским делом.

— Неужели ты никогда в детстве не мечтал, чтобы твоя семья была знаменитыми менестрелями или удачливыми мореплавателями?

— Нет, — ответ был все так же короток.

— Ты сегодня немногословен, — картинно вздохнул господин Дерси.

Он прекрасно видел, что если бы не необходимость отвечать шефу, Вари уже давно бы послал его в ближайший лес, чтобы не мешал.

— Хорошо, — решил зайти с другой стороны Миррисав, — и почему же тебе так нравится писарское дело?

— Этим занимался мой отец, мой дед, прадед и не одно поколение семьи Вари.

— Однако сейчас ты занимаешься другим, — спокойно заметил Сав.

После потери расположения главного рода финансовое состояние Вари серьезно пошатнулось, и они вынуждены были перебиваться крохами оставшихся заработков да искать подработку на стороне, не по специальности.

Габриэль поднял глаза и твердо посмотрел на господина Дерси.

— Мой сын вернется к нашему фамильному делу, — сразу становилось понятно, что мнение будущего сына в расчет не принималось. — И если я не смогу быть ему примером, найдется более достойный из рода.

— А разве твой отец все еще занимается писарским делом? — поинтересовался Миррисав.

Он был твердо уверен, что господин Вари сейчас ведет бухгалтерию королевской конюшни. Не самое плохое место, если вспомнить, сколько прекрасных, и главное дорогих, лошадей там содержалось.

— Отец нет, а дед да.

Деду Габриэля, насколько Сав помнил, было уже за девяносто. Так что он действительно удивился:

— Правда?

— Он потерял почти всех клиентов, вынужден был снизить расценки до минимума, чтобы хоть кто-то остался. То, что он зарабатывает, ему едва хватает на жизнь, но при этом он отказывается брать от родственников деньги, полученные не от писарского дела.

Господин Дерси внимательно рассматривал лицо своего помощника, с непривычной пылкостью говорящего эту небольшую речь. Его леность куда-то испарилась, сменившись нотками искреннего восхищения в голосе.

— Ты так восхищаешься дедом?

— Я восхищаюсь преданностью своим принципам.

На этом королевский секретарь оставил Габриэля в покое. В принципе, его предположения подтвердились.

Уже глубоким вечером, когда король, наконец, отпустил Миррисава отдохнуть, его в кабинете поджидал Монти. Вари уже покинул дворец, и Тараб скучал в одиночестве, причем, судя по количеству сложенных замысловатых фигурок из порченной бумаги, приготовленной на черновики, ждал он долго. Увидев шефа, парень радостно встрепенулся.

— Все выполнил, — отчитался он. — Розетти будет ждать вас сегодня.

— Какой сегодня? — возмутился Кирив. — Ночь на дворе, а Сав еще не только не ужинал, но даже и не обедал толком.

— У старика бессонница, — пожал плечами Монти, так и не научившийся почтительности к сильным мира сего.

— А страдать должны мы, — проворчал Лерок. — Отдыхать-то когда?

— На том свете отдохну, — отмахнулся господин Дерси. — К тому же, дело не терпит отлагательств, так что бессонница Розетти нам только на руку. Да и меньше любопытных глаз.

Не слушая больше возражений своего телохранителя, Миррисав отправился на Шитейную площадь, благо, находилась она недалеко. На самом выходе с территории дворца их нагнал пропавший ненадолго Монти, да не один, а с приятным довеском в виде огромного куска пирога с мясом. Королевский секретарь благоразумно не стал спрашивать, где тот его раздобыл, тем более что Тараб поровну разделил трофей между ними тремя.

Особняк Розетти на Шитейной площади был покрашен в приторно веселенький зеленовато-желтый цвет, нелепо смотрящийся на фоне соседних зданий, оформленных в преимущественно серую гамму. Этот род занимался внешней разведкой, несмотря на часто высказываемое мнение окружающих, что подобной работой должна заниматься по идее армия. Некоторые даже предлагали Розетти и Торквийским породниться, чтобы свести две взаимодополняющие функции под одно начало. Но ни те, ни другие не хотели рассматривать этот вариант, хотя герцог и был бы не прочь прибрать к рукам разведку. Но вот Розетти ревностно относились к своим правам, и будучи одной из самых старых семей в статусе главного рода, обладали немалым влиянием в Совете Семей. Так что, все попытки потеснить их оканчивались неудачей.

Королевского секретаря предусмотрительно запустили с заднего входа, вежливо попросив оставить своих людей в холле. Престарелый слуга степенно провел его по просторным коридорам и затейливо изогнутой лестнице наверх. В неясном свете свечи в руках слуги проступало роскошное убранство особняка, наверняка, броско смотревшееся при свете дня. Миррисава привели в небольшую комнату, служившую, видимо, гостиной, где его поджидал Эдмун Розетти.

Хозяин дома уже давно перешагнул порог старости и все больше начинал ценить прелести комфортной жизни. Почти все дела он давно передал старшему сыну, не выпуская, впрочем, из своих рук бразды жесткого контроля. Просто, руководить он предпочитал, сидя в удобном кресле у потрескивающего камина и с бокалом хорошего вина. Господин Розетти выглядел ни годом моложе своих лет, глубокие морщины и седые волосы гармонично дополняли картину обычного старика. Пожалуй, слишком обычного. Ни запоминающегося носа, ни выдающегося подбородка, чуть полноватая фигура, средний рост, выцветшие от времени глаза. Таких стариков в Лигории было тысячи. В общем, самая подходящая внешность для разведчика, тем более что бывших разведчиков, как известно, не бывает. Сыновья господина Роззети обладали такими же непримечательными чертами лица и средним телосложением. Казалось, сама природа благоволила этой семье в выбранной ими профессии. Или возможно, они сами избегали брать в жены излишне красивых женщин или тех, кто способен наградить своих детей какими-нибудь запоминающимися приметами.