Однако следующая пара дней прошла относительно спокойно, если не считать вернувшегося короля, с прежним энтузиазмом принявшегося загружать своего секретаря. Когда, наконец, среди бесконечной череды поручений появился небольшой просвет, господин Дерси отпустил всех своих измотанных помощников проветриться в город, а сам решил все же провести хотя бы одну ночь в собственном доме, а то слуги могли уже забыть, как выглядит их господин.

К его удивлению госпожа Дерси была дома, видимо, здоровье королевы пошло на поправку, и она отпустила ненадолго от себя свою любимую фрейлину. Ужинали они вдвоем, заведя ничего не значащий разговор об общих знакомых. Накопившаяся усталость давала о себе знать, все же выносливость человека не беспредельна, поэтому Миррисав с трудом подавлял зевок. Но даже сквозь мутный туман, окутавший голову, он замечал, что его мать что-то явно гложет. Она сидела, как на иголках, и Сав то и дело ловил на себе ее взгляд, полный сомнения, как будто она никак не могла решиться на что-то. Он попытался осторожно выспросить у матери, что ее беспокоит, но она только замыкалась в себе и неестественно легкомысленным тоном уводила разговор в сторону. Будь Миррисав в более бодром состоянии, он бы обязательно выяснил, в чем суть проблемы, негоже позволять родным людям так нервничать, но сейчас у него просто не было на это сил. Поэтому он пошел сам с собой на компромисс, пообещав мысленно матери, что обязательно серьезно поговорит с ней завтра утром. А сейчас — сон, сон, сон.

Пожелав госпоже Дерси спокойной ночи, Сав на автомате поднялся к себе в комнату. Именно в такие минуты приходило сожаление о том, что в их семье не принято было держать личных слуг, которые могли бы помочь раздеться. Пришлось делать это самому, подавляя малодушное желание упасть на кровать прямо в одежде. Стоило голове коснуться подушки, как сознание заволокла спасительная темнота. Снов ему не снилось.

На следующее утро господин Дерси проснулся около девяти утра. Он прекрасно умел просыпаться по собственным внутренним часам, поэтому дополнительной побудки ему не требовалось. Миррисав едва успел умыться принесенной слугами водой и одеться, как к нему в комнату осторожно постучались, и голос матери из-за двери приглушенно спросил:

— Мирри, к тебе можно?

— Конечно.

Госпожа Дерси вошла в комнату и присела на кровать, рассеянно улыбнувшись устроившемуся в стоящем у окна кресле сыну.

— Что случилось? Я думал, мы за завтраком встретимся, — спросил Сав.

Ракель как-то устало вздохнула и, медля, провела рукой по мягкой поверхности покрывала.

— Тяжело начать, — виновато пробормотала она, опустив глаза. — Понимаешь, герцог…

— Ее Величество надолго тебя отпустила? — резко прервал ее Миррисав. — А то я свободен сегодня до двух, мы могли бы пойти в центральный парк. Мы давно там не гуляли, можем посетить теплицы, там сейчас, говорят, выставка роз проходит. Уверен, тебе понравится, ты же любишь розы…

— Мирри, прошу тебя!

Господин Дерси замолчал, сдаваясь. Тягучая тишина заполнила комнату. Потом Ракель тихо продолжила:

— Герцог просил поговорить с тобой.

Сав молчал, склонив голову и напряженно рассматривая ковер на полу.

— Почему? — наконец, как-то безжизненно спросил он. — Почему, мама? Почему и ты оказалась на его стороне? Как будто мало мне было Эллы. А как же преданность королю, как же все то, во что верил отец?

— Почему?! — мать внезапно вскочила с кровати и нервно заходила по комнате.

Потом она остановилась прямо перед ним и дрожащим от ярости голосом почти выплюнула:

— Да потому что я ненавижу Онара Гирийского! Ненавижу всеми фибрами души, до дрожи в коленях, до безумия. Меня тошнит всякий раз, когда я вижу его, когда вынуждена склоняться в поклоне перед этим ничтожеством, лишившим меня мужа, а теперь прибирающим к рукам и сына. И я искренне желаю герцогу убрать этого мерзавца как можно дальше от всех нас и от трона Лигории.

— О чем ты? — пересохшими губами спросил Миррисав, пораженный таким всплеском эмоций от обычно спокойной матери.

— Орхэн знал, что не вернется из той поездки. Знал, что король посылает его на верную смерть. Знал, но все равно подчинился приказу. Этот проклятый долг семьи Дерси! Слово короля — закон. Да чушь!

Неподдельная обида звучала в голосе женщины. Как будто она все еще не могла простить мужу, что он выбрал не жену с ребенком, а долг перед своим сюзереном.

— На его карету напали разбойники, — помотал головой Сав. — Их было слишком много, при чем тут король?

— А разве отправлять королевского секретаря практически одного в провинцию, стоящую почти на грани мятежа, где орудуют десятки банд, да и сами местные главы не прочь поразбойничать, разве это не фактическое убийство?! Ты не знал, тебе тогда поручили съездить в летний домик Гирийских, и провожала Орхэна я одна, но твой любимый король отправил его одного, без охраны, даже Лерока не разрешил с собой взять. Просто так, из прихоти. Ненавижу!

Ракель резко развернулась и почти упала на кровать. Ее грудь ходила ходуном от частного дыхания, а руки бессознательно смяли покрывало.

— Когда вы разошлись с Анареллой, я все не могла понять почему. Вы явно были неравнодушны друг к другу, я ведь уже даже внуков надеялась понянчить. Поэтому решила поговорить с ней, поехала в дом Лигови и встретила там герцога. Я ведь внезапно к ней сорвалась, без предупреждения, почти ночью уже. А может, герцог специально устроил эту встречу, не знаю, — госпожа Дерси снова тяжело вздохнула. — Мы поговорили, серьезно поговорили. И, думаю, вполне поняли друг друга. Меня бы устроило простое свержение Гирийского, но герцог и правда является идеальным кандидатом на престол. Только посмотри, как он устроил дела в армии. Там действительно чувствуется семья, они поддерживают друг друга, нет этой извечной грызни между младшими ветвями, нет постоянного желания подсидеть главный род. Именно это является настоящей силой Лигории, а не занимающийся только личными сварами Совет Семьи. Король только поддерживает бесконечные интриги при дворе, как вампир питаясь всей этой злобой. Герцог никогда ни о чем меня не просил, хотя я и была готова морально помочь ему. И вот сейчас он впервые обратился ко мне. Правда, я не думала, что это будет касаться тебя и что будет так тяжело.

Она печально посмотрела на молчащего сына.

— Он рассказал мне о своей неудачной попытке надавить на тебя в Фоссе, признал свою ошибку, — женщина фыркнула. — Конечно, ошибку, как будто мой мальчик не избежит любой ловушки. Теперь герцог просит тебя не доносить ничего королю.

— Только это? — рассмеялся Миррисав каким-то нервным смехом. — Господи, мама, если бы только это.

Он обессилено покачал головой.

— Конечно, — нахмурилась госпожа Дерси. — Я бы никогда не стала просить тебя преступить через свои принципы и пойти против короля. Но тут речь идет только о небольшом умалчивании, ведь ты же и раньше так делал.

— Герцог хочет, чтобы я принял самое непосредственное участие в этой затее. Фактически, он просит меня предать короля.

— Да нет же! — воскликнула мать. — И я, и Анарелла не раз говорили ему, что это пустая идея, и он всегда соглашался.

— Именно поэтому он приказал Элле шантажировать меня? Гориус Торквийский действительно умеет убеждать, правда, мама? — с непередаваемым сарказмом спросил Сав, но тут же осекся. — Прости.

Как бы он не был расстроен, однако грубить матери воспитание не позволяло.

— Герцог ввел тебя в заблуждение, — Миррисав продолжил спокойнее. — И хочет он не простого молчания с моей стороны. Реальность такова, что ты и есть его последний нераскрытый козырь.

Госпожа Дерси растерянно смотрела на него, нервно кусая губы.

— Я поговорю с ним, — решительно сказала она. — Здесь какая-то ошибка.

Королевский секретарь только усмехнулся, но переубеждать ее не стал, иначе он опять сорвется. Вот только еще один вопрос он все же задаст:

— Скажи, мама, а тебе не приходило в голову, что будет с королевой и Алуром после смены династии? Ведь их не оставят в живых, особенно принца.