Труффальдино. Это еще не выяснено. Если он был сыном лорда, то он смеялся утробным смехом загнивающей верхушки, а если он был сыном торговца солодом, то он смеялся бодрым и здоровым смехом полуголодного разночинца.
Бригелла. А когда у нас в театре пойдет Шекспир, то каким мы смехом будем смеяться?
Труффальдино. Смотря какой режиссер будет ставить. Если какой-нибудь чужой режиссер, то нездоровым. А если наш молодой советский режиссер Акимов{19} — то будем смеяться нашим молодым, советским, бодрым, здоровым смехом… сквозь слезы.
Бригелла. Знаешь, Труффальдинчик, по-моему, животный смех — это самый здоровый.
Труффальдино. Он потому и нездоровый, что очень здоровый.
Бригелла. Я этого что-то не понимаю.
Труффальдино. Ты потому не понимаешь, что еще не преодолел метафизической крайности при помощи диалектического единства причины и следствия, случайного и необходимого, необходимого и свободного в системе положительных субъективных ощущений отрицательной субъективной реальности. Понял?
Бригелла. Нет. А ты?
Труффальдино. И я нет.
Бригелла. Тупик.
Труффальдино. Безвыходное положение. Пойдем, Бригелла, подучимся.
Бригелла. Ну пойдем!
Уходят.
* * *
Панталоне. Ну прямо ума не приложу, ваше художественное руководство, какой вам дать совет!.. Разве только художественный совет? Но ведь художественный совет не дают, а назначают. Художественный совет не дают, да и он, антр ну суа ди, ваше высочество, тоже ничего не дает!.. Правда, у нас тут не совет, а диван. Я вот член четырех художественных диванов. Я четыре дивана просидел, давая советы. Бутербродов скушал — четыре тысячи штук. Чаю с сахаром выпил — семьсот пятьдесят стаканов. В прениях выступал — восемьсот девяносто пять раз. Конкретных предложений внес — одно. А почему? А потому, ваше художественное высочество, что я не специалист по конкретным предложениям. Я специалист по поправкам. Вот кто-нибудь внесет предложение — я поправку. Он предложение — я поправку, он предложение — я поправку, он предложение — я поправку, и так далее, и так далее, как в Австралии…
Альтоум.
Тарталья, посетили вы его,
Несчастного искателя?
Тарталья. Так точно, ваше высочество! Я его посетил в его тюрьме. Принес ему передачу. Удивительный молодой человек! Не кушает! А ведь какую я ему передачу принес!.. Радио-передачу! И учтите, ваше высочество, какое было меню! На первое — хор Пятницкого. Не кушает. На второе — хор Свешникова. Не кушает. На третье — хор радиокомитета, под руководством Александрова, — не кушает!.. Я ему говорю: это же хор! А он говорит: это не «хор», это, скорее, «неуд». И правда, неуд… неудобно получается!.. Я уж его убеждал, убеждал… не дело вы, говорю, молодой человек задумали — загадки разгадывать, а он хоть бы хны!..
Альтоум.
Итак, пусть новый принц войдет сюда,
Попробуем его отговорить.
А вы, умы ученые дивана,
Министры верные, мне помогите,
Когда мне горе утомит уста!
Панталоне. Мой совет — пойти в Комитет. По-моему, ваше высочество, все дело в этом: зимой и летом ходи за советом по комитетам, будешь авторитетом. Тем более, ваше высочество, что у Комитета есть право вето!
Тарталья. По-моему, ты говоришь глупости.
Панталоне. Не может быть, это тебе показалось!
Входит Калаф и преклоняет колени, коснувшись рукой лба.
Альтоум. Встань, юноша неосторожный!.. Ну!..
Калаф подымается.
Скажи, несчастный, чей ты сын? Откуда?
Калаф.
Великий государь, могу ли я
Вам имени пока не говорить?
Альтоум.
Но, неразумный, я в недоуменье:
Что, если только, боже упаси,
Мне о своем высоком положенье
Ты просто нагло врешь, как Би-би-си?
Калаф.
Нет, государь, я чистокровный принц,
Я царский сын, и потому-то я
Хочу пока остаться неизвестным!
Альтоум. Я эту милость дарую тебе! Такому голосу, такому благородству из-за какой-то фифы — терять голову. Это же просто — нонсенс! Она же вам загвоздит такие три загадки, на которые тридцать три Юзовских{20} ответить не смогут. А где взять тридцать три Юзовских, когда у нас даже одного хорошего Юзовского и то нет!.. И потом, не понимаю, ваше высочество, зачем вам терять голову из-за принцессы? Если уж вам хочется потерять голову, напишите безыдейную комедию. А если вам хочется совершенно голову потерять, напишите совершенно безыдейную комедию! Если вы хотите знать, потерять голову из-за Турандот — просто глупо, очень глупо, ну абсолютная глупость, прямо какая-то «Новогодняя ночь» Гладкова!..{21}
Интермедия к комедии-оперетте Ф. Эрве «МАДЕМУАЗЕЛЬ НИТУШ»
Помреж. Что угодно, господин директор?
Директор. Скорей сделайте анонс публике. Скажите, что Коринну заменит госпожа Лисичка, и потом расхваливайте ее, расхваливайте ее, не стесняйтесь. Да постойте, покажитесь! О боже, на кого вы похожи?!
Помреж. На маму.
Директор. Скажите так: милостивые государи и милостивые государыни, негоцианты, фабриканты, коммерсанты, музыканты и балетоманы, господа штатские и господа военные, уважаемое дворянство, почтенное купечество и прочая публика. Говори!
Помреж. Милостивые государи и милостивые государыни, негоцианты, фабриканты, балетоманты…
Директор. Не балетоманты, а балетоманы. Ны, ны.
Помреж. Балетоманы? Балетоманы и музыканы.
Директор. Ты, ты.
Помреж. Я? И я.
Директор. Это черт знает что такое. Дальше!
Помреж. Все.
Директор. Как — все? Ты же пропустил не меньше четверти!
Помреж. Ну уж, не меньше четверти.
Директор. Сейчас же скажи публике все, что ты пропустил.
Помреж. Сегодня?
Директор. Сейчас же, сию минуту.
Помреж. С самого начала?
Директор. Ну конечно, только поскорей!
Помреж. Милостивые государи и милостивые государыни, вот директор говорит, что я сегодня пропустил не меньше четверти, а я от силы пропустил не больше половинки. Вот подсчитайте сами: с самого начала утром я пропустил две стопки…
Директор. Ты что, издеваешься надо мной?
Помреж. Ну, три, три. А стопки-то у меня зато какие? Вот такие, маленькие.
Директор. Это идиот какой-то! Пойми, что ты не должен говорить от себя. Повторяй только то, что я говорю.
Помреж. Пожалуйста, мне же лучше!
Директор. Повторяй! Вы, наверное, думаете, господа, что путь театрального деятеля…
Помреж. Вы, наверное, думаете, господа, что путь театрального деятеля…
Директор. …усыпан розами и лилиями…
