Народу много. Все суетятся, нервничают в ожидании своей очереди и участи. Начальник отряда Гитлер был в отпуске, но перед уходом пообещал, что передаст подготовительное дело начальнику 2 отряда, и тот представит Яшу как полагается.

Подойдя к кабинету, где заседала комиссия, Яша обратил внимание на список представленных к УДО осужденных… Яшиной фамилии в нем не было. Пересмотрев ещё раз весь список и убедившись, что его там нет, Яша похолодел. Не уяснив себе толком из всего этого ничего, он заглянул в кабинет и позвал «Маратыча» - отрядника и поинтересовался, почему его нет в списках. На что Маратыч невозмутимо ответил: «А я не знаю, где твое дело»… До начала работы комиссии оставалось несколько минут. Скачок и Яша стали докапываться конкретней и отправили Маратыча искать дело по кабинетам. Хотя отпускник Гитлер ранее убеждал Яшу, что оставил его дело Маратычу, поиски не принесли никакого результата: ни спецотдел, никто из сотрудников не знал, где дело. Всё, что сказали Яше, было: «Ваше дело потеряно»… Вот это новость! Человечный Скачок был вне себя о ярости и материл «проклятого Гитлера» по-черному так, как будто сам должен был идти на комиссию. Такое перенапряжение внутренних сил вызвало неизбежный стресс, и Яше только огромным напряжением воли удалось не сорваться. Он больше старался успокаивать своего верного друга, Скачка, чем самого себя. Вышли на плац, походили туда-сюда, освежаясь чистым, свободным воздухом. Из всего этого выходило: ещё месяц нужно ждать.

Наконец, разочарованный Яша, махнув рукой на всю эту затянувшуюся канитель, отправился на работу. Там все его понимали и всячески старались поддержать. Яша и сам себя успокаивал как мог: все нормально. Все, что ни делается, все к лучшему. На всё воля Господа.

Но деятельный Скачок не успокоился. Утром, он обежал всю верхушку администрации, возмущаясь несправедливым отношением к заслуживающему освобождения заключенному. В оперчасти ему даже дали позвонить начальнику отряда. Гитлер, как потом рассказал Скачок, был или спросонок или с похмелья. Перепугался звонка разъяренного зэка, отвечающего за его отряд, убеждал заикаясь, что всё отдал Маратычу… Из отпуска обеспокоенный Гитлер пришел на несколько дней раньше, и сразу всё нашлось. Дело, как он и говорил находилось у Маратыча. Но почему тот не мог его найти у себя в кабинете, для чего нужна была эта ирга в прятки – очередная лагерная тайна, покрытая мраком. Ещё месяц ждать. Ну ничего. Самому Батону почти год пудрили голову, а он – всего лишь Яша-регистратор. Придет и его время. Он знал, что все равно уйдёт. Рано или поздно. Терпению научила его жизнь. Надо и дальше терпеть, молчать и верить. А пока – работа.

Приехал с областной психиатрической больницы «Одноглазый» Женя. После драки с Сагитом его спешно отправили туда подлечится (вернее, просто избавились от него). Три месяца он там пробыл после памятного инцидента, но очень изменился. Нет, его не закололи аминазином, таблетки он там не глотал. Он просто съездил туда отдохнуть от КИЧа. Что с ним там произошло, Яша ещё не знал. По прибытию Одноглазого из дурдома, его должны были посадить в ШИЗО, но он сразу предупредил оперов, что всю кровь им выпьет, если его посадят в одиночку. Из шести своих законных лет 3 года он провел по изоляторам ШИЗО. За ним был не один десяток акций.

Был Одноглазый под 2 метра ростом, здоров как деревенский племенной бык, необычайно силён. Изрезан вдоль и поперёк. Косил на один глаз. В общем, отморозок первостатейный. При виде сотрудников приставал к ним с провокационными, нелепыми вопросами, типа: «Дяденька милиционер, дай хлебца покушать. Вы меня здесь голодом не уморите?» - или ещё с какой-нибудь каверзой. Сотрудники его избегали, старались поменьше говорить с ним. Они прекрасно знали, на что он способен. Нервов они взаимно помотали друг другу немало. Одноглазый прошел через все круги ада и вещи называл он своими именами.

Начальнику оперативной части в ШИЗО такой тип был не нужен, и они полюбовно договорились, что Одноглазый пока побудет на санчасти, до следующего этапа в психбольницу. Женя пообещал вести себя, как полагается. И вот привели его в палату и поселили рядом с Яшей (Старшина Юсуп всё равно на МСЧ не ночевал).

Вечером Яша пришёл в палату без настроения, очень устал после движухи напряжённого рабочего дня. Сели напротив друг друга, Женя уперся в Яшу своим единственным глазом. Тогда Яша спросил:

- Ты что, гипнотизер?

- Нет пока.

- А что так вперился, изучаешь?

Посидели, поговорили. Вспомнили недавнее прошлое. Яша спросил:

- Из-за чего вы с Сагитом так крепко пободались в камере?

- А так, вата. Надоело всё, накипело в душе. Нужна была разрядка.

- Эх, вы, богатыри крепколобые. – съёрничал веселеющий Яша. И вот потихоньку начали обтираться, знакомиться. Одноглазый тоже знал за Яшу не мало: земля слухами полнится. Знал он о работе Яши, знал что делал тот на своём уровне, какую пользу приносит зэкам. В разговоре коснулись и дурдома. Женя курсанул за положение, за обстановку, в самом элитном учреждении нашего отечества, то есть в дурдоме:

- Ну, там положение более или менее на должном уровне. Это же областная психбольница. Отдохнул там хорошо и обратно поеду. Из вскрывшейся десятки 4 пацанов увезли на дурдом, остальных на Ешку, в областной БУР. В дурдоме клиентов берегут и ценят.

Вообще-то свирепый отмороженный вид Одноглазого отпугивал многих, но не Яшу, который замечал в нем больше достоинств, чем недостатков. Этот известный своим разбойным характером Женя, никогда в разговоре не произносил матерных слов. Был сдержан в телодвижениях, спокоен, рассудителен. Никогда не курил. Имел хороший аппетит и кушал хорошо. Очень внимательно относился к своему здоровью. И, как скоро догадался проницательный Яша, глубоко внутри был очень гуманным, добрым человеком.

Они подолгу разговаривали на разные темы. О месте человека на земле. О душе. О жизни. О суровых жизненных испытаниях, громоздящихся на пути каждого нестандартного, одаренного человека. Конкретных примеров у таких бурно поживших разбойников, как Одноглазый и Яша, было немало. И так они как-то незаметно прилипали душой друг к другу. Одноглазый отличался от большинства зэков тем, что когда возникали серьезные, взрывоопасные ситуации в лагерной среде, между зэками и сотрудниками, он всегда выступал на стороне… справедливости. Он не молчал, как многие. И в этом пришлось Яше убедиться не один раз.

Осташонок приехал в зону из больницы после операции. В Карантине активисты-козлы подкаблучные (даже не козлы, а козявки поганые) стали заставлять его мыть пол, а тот просто не мог (у него только что вырезали геморрой). Активисты позволили себе рукоприкладство. Осташонка с инсультом принесли на МСЧ старшина карантина и дневальные. Он не шевелился, не говорил, был без сознания. Врачи диагностировали: оторвался тромб. Активисты стали оправдываться, говоря, что он упал сам.

Но у Осташонка весь лоб был в синяках, и отчётливо видно, что с его лица кто-то стирал кровь. Яша и Одноглазый не верили ни одному слову активистов.

- У, скоты, угробили человека! – выпалил Одноглазый, и давай проверять их на вшивость. По их неумелым оправданиям сразу было видно, что эти ублюдки избили Осташонка, взрослого мужика, который им в отцы годится.

Врачи, в скудных условиях МСЧ, ничего не могли поделать самостоятельно. Вызвали скорую. Пока ехала скорая помощь, Яков и Одноглазый пытали расспросами явно перетрусивший актив карантина до тех пор, пока сбежавшиеся оперативники не выперли разъярённого Женю в палату. Но он успел всё-таки вольному доктору высказать своё мнение об этом деле.

Молодой Парацельс, в больших роговых очках, со снисходительной улыбкой на лице, не спеша приступил к выполнению своих священных обязанностей. Видимо, перед лицом администрации он хотел блеснуть не только своим профессиональным талантом, но и основательным знанием замысловатых лагерных уловок. Щупал он, щупал лежащего в полном беспамятстве Осташонка, и выдал: «Вставай!» (Ну, слава Богу, на воле дураков не меньше, чем в зоне!)… Увезли Осташонка на скорой обратно в областную больницу.