— Вернёмся к вопросу о том, принципиально ли тебе быть со мной или со своим мужем. Как я понял, мой вид не вызывает у тебя благоговейного ужаса и дрожи в коленях, так что аргумент «мне противно» забудь. Что-нибудь ещё?

— Да. Я ведь уже сказал, и это главное: то, что я замужем, означает, что я должен быть верен своему мужу. Понимаешь?

— Понимаю, — он кивнул головой. — Ну, а он не изменял тебе? Ты уверен в этом?

— Это тебя вообще не касается. Он очень хороший, он всегда обо мне заботился. И он придёт за мной. Вот увидишь, он придёт.

Он хмыкнул, пожал плечами и поднялся с постели, демонстрируя мне спину, сплошь покрытую узорами татуировки. Я грешным делом подумал, что Дюку далеко до его статной фигуры, горделивой осанки, не говоря уже о росте. В нём было метра два, не меньше. А может и больше. Я, наверное, едва ему до груди достаю. Кажется, он заметил, что я откровенно им любуюсь, ухмыльнулся и неторопливо начал одеваться.

Я понял, что чересчур дружелюбно с ним болтаю. Будто это не он изнасиловал меня, украл из родного дома и оторвал от семьи.

— Отпусти меня. Я хочу домой.

— Нет, — и продолжил молча одеваться.

— Я всё равно сбегу, чего бы мне это ни стоило. Я лучше с собой покончу, чем буду рожать тебе детей.

— Кажется, мы с тобой выяснили, что я не урод. Почему же ты так не хочешь моих детей?

— Потому что они твои. Я не люблю тебя. Ты не мой муж. Я ничего тебе не должен. И, кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

— Глэйд.

— Так ты отпустишь меня домой?

Он не ответил. По его лицу видно было, что обсуждать тему отправки меня домой он не собирается.

— Я сейчас уйду по делам, — он, наконец, соизволил ко мне обратиться. — Дверь оставляю незапертой, ты можешь выйти в коридор, но далеко не уходи — потеряешься.

— Понятно. Я хочу есть.

— Я тоже, — он повернулся и посмотрел на меня, плотоядно облизнувшись. Я вздрогнул, забираясь на постели повыше к изголовью, пытаясь сообразить — он правда собирается завтракать мной, или только шутит. Ответ стал ясен, когда он расхохотался, прикрыв ладонью глаза. — Ты ужасно смешной. Если ты всё время будешь так реагировать на мои шутки, честное слово, я чертовски повеселюсь за ближайшие девять месяцев.

Я подавленно замолчал. Произошедшее этой ночью вовсе не располагало меня к шуткам и смеху, а он веселился, как ни в чём не бывало, перестав обращать на меня внимание. Я бы хотел отвлечься и рассмотреть комнату получше, в ярком свете, но мне было слишком паршиво и страшно, чтобы глазеть по сторонам. Краем глаза я только заметил, что Глэйд отошёл вглубь комнаты, положил ладонь на гладкую металлическую стену и громко спросил:

— Что на завтрак?

Я не понял, кого он спрашивает, но решил промолчать.

— Эй ты, груда железа, я с тобой разговариваю.

Ну, груда железа — это явно не я. Он от души пнул стену, и она отъехала. Из неё выдвинулась горизонтальная панель, тоже сделанная из металла, на которой стояли пластиковые миски и контейнеры.

— Ну то-то. Ещё раз меня проигнорируешь — сдам на переработку. Понял?

— Так точно, сэр, — ответил неживой голос. — Такого больше не повторится, сэр.

— Эй, ласточка, иди сюда, — он оглянулся на меня.

— Я? — глупо переспросил я. — Почему ласточка?

— А потому что залетел.

Я пошатываясь встал с постели, завернулся в одеяло и прошествовал в таком виде к Глэйду, гордо задрав нос. Мысли о его глупых шуточках оказались моментально забыты, когда я увидел, с кем, а точнее, с чем он разговаривал. За отъехавшей панелью находилось табло, светящееся разноцветными значками и пестрящее кнопками. Отъехавшая стена была дверцей складной, так сказать, кухни. Горизонтальная поверхность служила столом, а после приёма пищи задвигалась обратно, оставляя много свободного места. Разумно. Но меня потрясло другое — здесь было полно техники. Настоящей техники, сделанной из специального сплава, с кнопочками и датчиками — раньше я читал о подобных вещах, но никогда не думал, что смогу когда-нибудь увидеть это своими глазами. А то, что Глэйд с ней — с техникой — разговаривал, было удивительно. В книгах, которые я читал, всеми приборами и машинами, так или иначе, управляли при помощи рук — сначала рычаги и кнопки, потом сенсорные экраны. Я читал о приборах, реагировавших на определённые звуки — так Глэйд включил свет хлопком. Но чтобы техника понимала речь, да ещё и отвечала вполне разумно — такого я не мог и представить.

— Господи, откуда у тебя всё это?

— Всё это что?

— Всё… это. Машины, электрический свет.

— Тебе объяснить, что такое электричество и откуда оно берётся?

— Да нет, это я знаю, но почему у вас всё это есть, да ещё и работает?

— Наверное, потому, что мы не сидели сложа руки, как вы. Все эти железяки сделаны нами, по старым чертежам и книгам, причём мы их доработали и усовершенствовали. Вы, кстати, тоже могли бы этим заняться. Не знаю, что вас заставляет вместо этого сажать картошку и доить коров.

— Надо же… И они понимают всё, что ты говоришь?

— Да.

— И я тоже могу с ними говорить?

— Да.

Я повернулся к табло и улыбнулся ему (сам не понял, зачем).

— Ээ… привет.

— Доброе утро, сэр. Чего желаете, сэр?

— Чего желаю? О чём это он? — я повернулся к мутанту и спросил его шёпотом, будто до этого обращался не к роботу, а к человеку, которого не понял и стесняюсь переспросить.

— Есть что будешь на завтрак?

— Давай то же, что и ты. Если это не человечина, конечно.

— Очень смешно, умник. Как обычно, — это он сказал экрану. — И ему то же самое.

— Сейчас сделаю, сэр.

Я стоял и в восхищении таращился на монитор, который так ладно отвечал на вопросы и задавал их сам. Глэйд, пока я глазел на блестящие приборы, зябко поёжился и легко топнул ногой.

— Отопление. Эй, где подогрев пола? Да что ж это за хрень?

— Да что такое-то? — я оглянулся на него, — чего ты?

— Пол, мать его, холодный как кусок льда. И подогрев, кажется, тоже меня игнорирует.

— Меня вы на переработку не сдадите, сэр, — не замедлил отозваться голос откуда-то снизу.

— Оо, ты так в этом уверен?

— Уверен, сэр. Это слишком затратно, сэр.

Ага, я понял. Пол динамит требования своего хозяина, потому что его не боится. Ну надо же. Однако он, и правда, очень холодный.

— Эй, послушай, может, ты всё-таки включишь подогрев? У меня тоже совершенно замёрзли ноги, и было бы здорово, если бы стало хоть немного потеплее.

— Для вас что угодно, сэр, — ноги окутало приятным теплом. — Рад буду служить вам, сэр.

Оглянувшись на Глэйда, я узрел непередаваемое сочетание изумления и злости на его лице.

— Это что ещё сейчас было? Какого чёрта ты меня игнорируешь, а его слушаешься?

— Ты очень груб с ними.

— Они же тупые железяки, какая им разница, как я с ними разговариваю?

— Вот именно поэтому они и не хотят делать то, что ты велишь. Грубиян.

Он не нашёлся, что ответить, поэтому молча уселся на выехавший прямо из пола табурет, похожий на перевёрнутый остриём вниз конус, и принялся сосредоточенно есть, сердито нахмурив брови. Я сел на такой же стул рядом и заглянул в тарелку. Она была наполнена белой массой, кажется, не имеющей запаха. Я ткнул в неё ложкой, и она вошла в вещество, как в масло.

— Что это за гадость?

— Это смесь питательных веществ в чистом виде. Всё, что тебе нужно для поддержания сил. Хватает на весь день при низкой физической активности.

— Я это не буду.

Он равнодушно пожал плечами:

— Ничего другого нет. Не хочешь — не ешь.

— А в стакане что?

— Питательные вещества из яблока, винограда и лимона. На вкус как сок.

— То есть, нормальной еды у вас тут нет?

— А чем тебе эта не нравится?

— Видимо, тем, что это белая студенистая гадость, на которую противно даже смотреть.

— Всё тебе противно, ну что ты за человек такой? Умолкни и ешь, если не хочешь сидеть голодом. Либо это — либо ничего, понятно?