Откровенные разговоры всё ещё заставляли его отчаянно краснеть, и слова дались ему с большим трудом.

– Глэйд, ты не думаешь… что можно… ну, можно уже попробовать? Три месяца ведь прошло…

Мутант, которого обычно веселили откровенности Бэлла, произнесённые через силу, на этот раз отнёсся к предложению более чем серьёзно.

– Конечно, малыш. Давай попробуем. Не бойся, я перестану сразу, если тебе станет больно, ты только скажи.

Омега кивнул и, доверчиво развёл ноги шире, прогибаясь в пояснице и кидая на мужа откровенный (насколько это было возможно при его скромности), зазывающий взгляд. Глэйд, хищно ухмыльнувшись, принялся покрывать поцелуями-укусами дрожащее тело, сминая в пальцах упругие ягодицы, гладя бёдра, чувствуя каждое движение, слушая каждый блаженный стон. Бэлл поскуливал, вздрагивая от каждого прикосновения, гладил широкие плечи и спину мутанта, кусал губы. От того, что сейчас должно было произойти, у омеги дрожали все поджилки. Да, один раз они уже были вместе, но это было давным-давно, когда Бэлл ещё и не знал Глэйда, и думал, что его насилует ужасное существо из самых страшных кошмаров. Был один раз, как раз перед тем, как мутант пострадал от лап чудовища, поднявшись на поверхность, но его нельзя было назвать полноценным, как и множество тех, что произошли после рождения детей. Бэлл никогда не знал, как это – целиком и полностью быть с тем, кого любишь, как это – принадлежать ему, и сейчас ему предстояло это узнать.

Глэйд был нежен. Майки, который когда-то сказал, что мутанту просто нужно дать время, не ошибся. Альфа, действительно, сумел настроиться на ту же волну, что и Бэлл, угадывал все его желания, знал все самые приятные местечки, да и омега платил ему тем же самым. Для него было в новинку чувствовать, что сильное тело реагирует на ласки, что мутант начинает дышать тяжелее, что любое прикосновение вызывает реакцию. Бэлл был удивлён тем, что Глэйд, его истинная пара, совершенно иначе вёл себя, чем Дюк. Казалось, что Дюк почти ничего не чувствовал, тогда как Глэйда каждое касание заставляло то вздрогнуть, то сжать зубы, то хрипло застонать или шумно выдохнуть. Омега с большим интересом принялся изучать тело супруга, отыскивая самые чувствительные места, подолгу мучая Глэйда нежными, но почти невинными ласками, заставляя чертыхаться сквозь зубы, и теперь в совершенстве овладел искусством доведения мужа до полубессознательного состояния при помощи одних только рук.

Бэллу было трудно сдерживаться, и Глэйд вынужден был закрыть ему рот рукой – чтобы омега не перебудил своими криками детей. Каждое движение альфы, каждое его прикосновение, каждый тяжёлый, полный вожделения взгляд порождал в юноше море эмоций, кружил голову. Омега мог бы сравнить происходящее с каким-то фейерверком физических и эмоциональных чувств, которые захлестнули его с головой. Он не помнил, чтобы с Дюком он испытывал хотя бы десятую долю подобных чувств. Глэйд, который научился быть нежным, всё же не считал нужным сдерживать себя, двигался грубо и резко, не обращая на жалобные всхлипы Бэлла, которые, естественно, говорили не о боли, а об удовольствии. Выносливый мутант способен был провести в постели несколько часов без всякого отдыха, но омега не осилил и трёх заходов, так что Глэйду пришлось оставить при себе свои желания, сгрести в охапку уже заснувшего мужа и крепко прижать его к себе.

Бэлл проспал три часа, свернувшись клубком и подтянув ноги к груди, альфа всё это время неподвижно пролежал рядом, изредка поглаживая сонного юношу по спине и целуя в макушку. Однако Глэйду пора было уходить, и омегу пришлось разбудить. Осторожно погладив его по плечам и спине, мутант тихо заговорил.

– Бэлл, просыпайся. Просыпайся, мой маленький, мне нужно идти.

Нехотя приоткрыв глаза омега взглянул на мужа и скорчил недовольную гримасу.

– Опять? Уже? Ты хоть иногда дома планируешь бывать?

– Я же только что несколько часов провёл с тобой. Этого мало? – альфа уже встал и принялся одеваться.

– Слушай, ты иногда бросаешь меня одного с детьми на целые сутки. Я думал, что когда ты тут всем заправлял, ты проводил со мной мало времени. О, как я ошибался. Я надеялся, что если ты больше здесь не главный, ты будешь проводить со мной побольше времени.

– Ты же знаешь, я не могу вернуться на должность, меня не допустят. И я сам не хочу. Мы это обсуждали тысячу раз. Давай не будем ругаться, хорошо? Я вернусь завтра утром.

– Завтра? Утром?! Целую ночь без тебя?!

– Бэлл, уймись. Ты знаешь, как важна моя работа. Мы могли поубивать этих тварей к чёртовой матери, но, видите ли, совет решил, что они могут стать оружием в наших руках. Я… Господи, да это же новые шаги, понимаешь? Наши генетики хорошенько занялись монстрами, чтобы получить адекватных, восприимчивых к дрессуре домашних зверушек. Между прочим, ты один из первых выступал за то, чтобы сохранить жизнь хотя бы нескольким из них. А теперь недоволен?

– Я доволен тем, что вы не поступили жестоко. Я недоволен твоим постоянным отсутствием. Сейчас ты нужен мне не меньше, чем кучке крупногабаритных подопытных крыс. Неужели тебя никто не может заменить? Вот совсем-совсем никто?

– Нет, Бэлл. Если ты не забыл, я начальник охраны, моя святая обязанность присутствовать в лаборатории, чтобы учёные были в безопасности. Это настолько неважно для тебя? По моей вине и так погибли мутанты, а теперь ты хочешь, чтобы я и дальше ими рисковал?

Бэлл вздохнул и, подумав пять минут, поднялся и обнял мужа, уже успевшего одеться.

– Эй… Эй, прости меня. Я не хотел на тебя шуметь, это только… только оттого, что я по тебе скучаю. И мне всегда тебя мало. Но я правда ценю тебя и то, что ты делаешь. И… о боже, Глэйд, я такой дурак, я не должен был портить этот день глупыми ссорами… Прости…

– Ничего страшного, глупый. Всё в порядке. Я просто надеюсь, что ты понимаешь, как важна моя работа.

– Понимаю, конечно. Всё понимаю. Прости меня, это я тут сижу и ничего не делаю.

– Ещё как делаешь. Ты растишь наших с тобой детей. Ты и они – самое главное в моей жизни, понимаешь? Самое главное. И то, что сейчас делают наши учёные – залог безопасности нас и наших детей. А я, как могу, им помогаю. Хотя бы тем, что обеспечиваю их безопасность.

Глэйд зашёл в соседнюю комнату, бесшумно скользнул к двум стоящим рядом кроваткам и бережно поднял и прижал к груди тёплый сопящий комочек, своего старшего сына, несколько секунд смотрел на него, а потом уложил обратно в кроватку. Бэлл, уже натянувший широкую рубашку мужа, подошёл сзади и с умилением наблюдал за тем, как малыш вцепился в палец отца. Мутант, улыбаясь высвободился из цепких крошечных ручек и подошёл к кроватке младшего близнеца. Поцеловав его, он повернулся к омеге.

– Ну что, солнце моё, мне пора. Мои домашние монстрики ждут меня. А ты не скучай. О, вот и Майки пришёл, тебе и скучно не будет. Привет, Майки. Как там поживает фабрика по производству омег?

Майки вспыхнул и, положив руки на пока почти незаметный живот, пробубнил:

– Да не омега это, не омега. Не может опять омега родиться.

Глэйд хохотнул, прихватил валяющуюся кучей на кресле верхнюю одежду и направился к двери. Майки, всё ещё сердитый, всё же подставил щёку для поцелуя. Бэлл, пройдя мимо друга, юркнул в тёплые объятия своего альфы, тихо шепнул.

– Ты возвращайся поскорее, хорошо?

– Обязательно. Уже завтра, слышишь?

Когда мутант вышел, Бэлл повернулся к Майки, уперев руки в боки.

– Нет, ты на него посмотри. Опять свалил, да ещё и на ночь глядя! Дома вообще не бывает.

– А ну хватит бухтеть. Я теперь вообще Джера вижу только ночами. А я, между прочим, беременный!

– Ой, ладно. Джер хотя бы в Нижнем. Спустился вниз да увиделся с ним, делов-то. А я? Я-то вообще его увидеть не могу! Загоны эти же в часе езды на машине. Как я туда доеду?

– Хватит! Хватит жаловаться. Пошёл и налил мне чаю, давай. Ох, спина болит…

Бэлл, спохватившись, утянул друга за руку в мягкое глэйдово кресло, налил ему чаю, а сам уселся на постель, всё ещё разобранную. Они долго болтали, пили чай, потом кормили проснувшихся малышей, двух альф с чешуёй на лысых головёнках. Майки сюсюкался с ними, тискал их, и Бэллу буквально пришлось спасать своих детей от нежностей беременного, так не вовремя расчувствовавшегося Рыжика. Было уже совсем поздно, и вскоре Джер пришёл забирать своего благоверного и укладывать спать.