Джер сразу заметил друга, покачивающегося от слабости и недоумевающего, подошёл и, ухватив за локоть, чтобы поддержать, отрывисто бросил:

– Чего припёрся? С Бэллом всё хорошо, он спит в машине. Райана убил Дюк. Мы отдали его людям, завтра его казнят. Проваливай отсюда, тебе лежать надо. Сейчас я немного приведу Бэлла в порядок, то есть это сделает Майки, а потом приведу к тебе. Не хватало, чтобы у тебя открылись раны. Всё, иди.

– Нет. Я хочу его увидеть. И Райан… Надо распорядиться о кремации…

– Я распоряжусь. Давай, иди глянь на Бэлла, удостоверься, что он жив-здоров и тащи отсюда свою лысую задницу.

Глэйд тихонько проскользнул между мутантами к машине, вошёл внутрь и увидел своего омегу, который сидел на металлической скамье, прислонившись головой к стене грузовика. Его рот был приоткрыт, глаза сомкнуты, а дыхание размеренно и спокойно. Бэлл спал. Подойдя к нему поближе, мутант бережно, чтобы не разбудить, провёл пальцами по тёплой щеке, наклонился, зарылся лицом в дреды, вдохнул пряный запах, прикрыв глаза, улыбнулся.

– Отдыхай, мой маленький. Тебя ещё ждёт взбучка. Может быть.

Глэйд вышел.

Майки, за которым послали одного из ребят, быстро оказался на стоянке, пробрался к машине и, увидев друга, облегчённо выдохнул – он тоже был против вылазки наверх, да ещё и с сумасшедшим Дюком. Решив не откладывать в долгий ящик, он потряс Бэлла за плечо, чтобы разбудить.

– Просыпайся, солнышко, подъём. Тебе нужно умыться. Давай-ка, вставай, я отведу тебя домой, наберу тебе ванну, поплещешься немного. Вставай же, ну. Вот так, умничка.

Бэлл, продрав глаза, узнал Майки и с довольным урчанием повис у него на шее. Старший омега улыбнулся, погладил младшего по встрёпанной голове, крепко обнял, но вскоре опять отстранился, весело заглядывая в глаза.

– Пойдём-пойдём, мой хороший, тебе нужно отдохнуть, а потом сходить к Глэйду, а то он тут чуть с ума не сошёл. Давай.

Добравшись до квартиры Глэйда и Бэлла, Майки первым делом направился в ванную, и скоро оттуда зашумела вода. Бэлл пока неуверенно мялся у входа.

– Чего встал? Иди сюда, раздевайся. Эй, ты что, стесняешься? Меня?

Бэлл покраснел до кончиков ушей, уворачиваясь от ловких рук друга.

– Эй, ну неет… Пожалуйста, я никогда не раздевался до гола при омегах… Майки, ну я же буду совсем голый… У меня же пузо…

– И у меня было пузо. Эй, а ты представь, что я твой папа?

– Но ты же не мой папа, – Бэлл наморщил нос и скептически взглянул на друга.

– А ты представь, – с этими словами Майки ловко ухватился за подол рубашки и дёрнул наверх. Оказавшись раздетым до пояса, Бэлл раскраснелся ещё пуще, отвернулся, но уже перестал сопротивляться. Природная застенчивость всё ещё не покинула младшего омегу, и раздеться догола при ком-то, даже при лучшем друге, казалось ему верхом неприличия.

Оказавшись в воде, Бэлл расслабился и немного успокоился. Майки притащил в ванную глэйдово кресло, уселся рядом и принялся что-то тихо напевать под нос, перебирая пальцами воду. Бэлл, утомлённый и ещё не совсем отошедший от пережитого начал клевать носом.

– Майки?

– Даа?

– Знаешь, как мне было там страшно? Он на моих глазах убил Райана. А меня держал в подвале вместе с трупом.

– Что? Убил Райана? Убил?

– Да, ты не знал? Он напал, когда мы отвернулись. А потом я просидел несколько часов с трупом в подвале. Понимаешь? С мёртвым… Мне было так страшно, Майки…

Рыжий омега обнял Бэлла, намочив при этом рубашку. Младший тихо всхлипывал, уткнувшись в изящную, чуть острую ключицу друга, а тот гладил его по голове.

– Видимо, труп уже убрали, когда я пришёл – я ничего не видел, да мне и не сказали. Слишком много смертей… Слишком много, – лицо Майки осунулось и посерело, будто ему было не за двадцать, а за тридцать. – Мы стольких потеряли, Господи…

– Троих, да… Теперь троих. Всего-то за месяц. Ужас.

– Так, нам нельзя тут рассусоливать. Ты должен идти к Глэйду, а я – к родителям Райана. Представляю, в каком они будут ужасе, – омега обладал способностью в любой ситуации взять себя в руки и помогать другим справиться с горем, а не накручивать себя самого.

– Это я виноват, Майки… Это я… Всё из-за меня, понимаешь?

– Чушь. Не вини себя напрасно. Убил Райана не ты. Да ты и сам натерпелся ужасов, крошечка моя. Давай, вылезай из ванны, вытирайся, подсохнешь минут пятнадцать – и к Глэйду. Вставай.

***

Глэйд, уверившись, что его сокровищу ничто не угрожает, не обрёл при этом душевного спокойствия. Теперь все его мысли были заняты погибшим Райаном. Вторая оплошность за месяц. В смерти Грэга он был не виноват, а вот в смерти Пола и Райана – очень даже. Глэйду не было важно, что его могут сместить с должности, его волновало только то, что по его вине снова погиб один из общины. С чего опять такая неосторожность? Уже выяснилось ведь, что малым составом из Нижнего Шеридана выбираться нельзя, даже пятеро не способны противостоять опасности, что уж говорить о двоих, один из которых беременный омега? Глэйд ещё не знал, что произошло там, наверху, но чувство вины окружало его со всех сторон.

Тихие шаги заставили мутанта обернуться. В палату неуверенно улыбаясь проскользнул Бэлл. Его пальцы судорожно и крепко сжимали подол рубашки, на губах играла робкая улыбка – по всему было видно, что он не знает, какой реакции ожидать. Глэйд, прекрасно понимая, что доля вины Бэлла есть, но всё же не основная, решил не закатывать сцен. В конце-то концов, последнее слово оставалось за альфой, и именно он разрешил омеге подняться наверх. Да даже если бы Бэлл не поднимался в Шеридан, всё равно Глэйд не отправил бы сопровождать Дюка много народу, так что результат мог оказаться таким же.

– Что, дурачок, боишься? – мутант ласково улыбнулся, подходя к омеге. – Не бойся, я не сержусь на тебя. Ты глупый, конечно, и доверчивый, но я-то ещё глупее тебя. Иди ко мне. Я ужасно за тебя боялся.

Бэлл, обрадованный тем, что не нарвался на грубости и ругань, тихо всхлипнув, скользнул в распростёртые объятия и крепко прижался щекой к глэйдовой груди, от чего альфа тихо зашипел, но не отстранился, а только улыбаясь зарылся пальцами в растрёпанные дреды, прижался губами к макушке, погладил худую спину. Бэлл тихо поскуливал, без слов жалуясь на пережитые в Шеридане ужасы, да слов было и не надо – Глэйд и так понимал, что омеге было страшно и больно, что он боялся никогда не увидеть ни мужа, ни друзей, что на его глазах произошло убийство. Успокоенный лаской своего альфы Бэлл отстранился и, улыбнувшись, вытер слёзы.

– Прости, что я реву… И я сделал тебе больно… Просто…

– Я знаю. Я знаю, мой хороший. Ты ужасный дурачок. Я больше никогда никуда тебя не отпущу. Ты всегда будешь со мной, а значит – в безопасности.

– И не отпускай… Не отпускай меня, любимый.

***

Восемь месяцев спустя.

– Малыши спят?

– Да.

– Может, уделишь внимание их отцу, а?

– Ну только если ты отнесёшь меня на ручках.

Глэйд, тихо рассмеявшись, подхватил на руки снова стройного и невесомого мужа и понёс в спальню. Там, опустив на кровать, хлопнул в ладоши, чтобы погасить свет, улёгся рядом с омегой, притягивая его к себе, а тот сразу обхватил его и руками и ногами, как обезьянка. Альфа, приподнявшись на локтях, навис сверху, жадно целуя пухлые губы, руками оглаживая бока с выступающими рёбрами, задирая рубашку, от которой и самому Бэллу не терпелось избавиться. Омега послушно приподнялся, позволяя раздеть себя догола, вздрогнул, когда губы мужа оказались на чувствительной шее и начали спускаться вниз по груди и животу.

С тех пор, как двойня появилась на свет, Глэйд с Бэллом частенько проводили страстные ночи, но дело ни разу не зашло дальше оральных ласк – омега всё ещё опасался после родов, ему нужно было время, чтобы оправиться, и его любящий муж всегда это понимал. Однако незаметно для супругов с момента появления малышей прошло три месяца, и у обоих уже начали появляться мысли о том, что пора бы перестать осторожничать. Бэлл твёрдо для себя решил, что в этот раз надо хотя бы попробовать.