Не столе между Штерном и Журданом стоял глобус. На нем светились три точки. Одна из них была столица Архипелага — государства, осмелившегося в последнее время явно предпочесть опеке Федерации протекторат группы людей, носившей громкое имя «КМ».

Взгляд Штерна не предвещал ничего хорошего. Журдан начал волноваться. Ему было ясно, что Штерн не верит ни одному его слову, больше, он чувствовал, что подозревает его в провокации. Несколько раз он собирался открыть рот, чтобы попросить у Штерна гонорар, но каждый раз он передумывал. А без денег Ванда не пустит его к себе на глаза. Никуда не поедет с ним. Банкноты и только банкноты давали ему право быть с ней, а уж дальше его талантливая передача про виденное и пережитое им за время, когда они не виделись, открывала ему доступ к ее сердцу.

Милое белокурое создание, как интересовала ее каждая, даже малейшая, деталь его работы. Вместе с ним она переживала приключения, пережитые им. Но принципы ее были непоколебимы.

— «Кэш! Деньги на стол. Ничего в кредит — даже поцелуя руки. Наличными вперед! — говорила Ванда. — Так поступает моя фирма, так поступаю я».

— Вот что, молодой человек, — Журдана передернуло.

— Я вам говорю, что меня, Штерна, такими выдумками — Штерн ткнул пальцем в глобус, — вам провести не удастся. Возможностей заставить Архипелаг нам подчиниться у меня достаточно. Что же касается вас — не нравится мне ваше поведение. Не нра-вит-ся, — врастяжку произнес Штерн, неприятно улыбаясь.

От этой улыбки мурашки забегали по спине Журдана.

Раздался телефонный звонок.

Не спуская глаз с Журдана, министр медленно взял телефонную трубку. По мере того, как он слушал, с его лица сходило обычное самоуверенное выражение.

— Придите ко мне сейчас же лично. Поняли? сейчас же! — бросил он в телефонную трубку и резко положил ее на место. Затем, пронизывая Журдана взглядом, грубо его спросил:

— Сколько ты хочешь? Помни, что я точно знаю, куда ты заезжал и кого посетил, возвращаясь сюда из Полесья!

Журдан не переносил хамства, выше всего он ценил в людях воспитание и выдержку, но прежде всего он был игрок. Он ясно ощутил, что что-то произошло в его пользу и что его партнер Штерн потерял хладнокровие, — немедленно Журдан попытался это использовать. Он поднялся со стула, опустив глаза вниз, чтобы не выдать себя своим взглядом.

— Ваша экселенция, видимо, меня не поняла, это для меня страшный удар, так как пробравшись в сердце «КМ», я поставил на карту мою жизнь. Я указал Вам, экселенция, про их намерения, сообщил вам про количество имеющегося в их распоряжении золота, я узнал, что они владеют волшебным огнем, которым Орлицкий распоряжается, как хочет. Все, что я знал, я рассказал вам, гению нашей нации. А вы?! Ваша экселенция отнеслись ко мне, Журдану, как к профессиональному провокатору. Ко мне, которого, быть может, смерть подстерегает на пороге вашего кабинета, — сказал Журдан патетически, показав рукой на дверь. Штерн бросил на дверь, показанную Журданом, испуганный взгляд. В карих глазах Журдана блеснула слеза. Беспомощно разведя руками, он добавил:

— Если меня не оценил первый человек в мире, что мне ожидать от остальных? — Фигурой своей Журдан изобразил безнадежность и отчаяние, еще раз беспомощно развел руками и сокрушенно сел.

Штерн, делая вид, что тронут до глубины души, мягко сказал Журдану:

— Вы меня не поняли, друг мой. Вы сами понимаете, что явно признать ваши заслуги, подвергнув вас этим лишней опасности со стороны этой мафии, называющей себя поборниками мира, я не могу. Ваша заслуга огромна — вы раскрыли мне глаза. Вы нам теперь очень нужны. Но я вижу, что вы переутомлены и что ваши нервы поистрепались и предлагаю вам поэтому в течении трех недель отдохнуть и полечиться. Через три недели я лично дам вам новое задание. Ваше жалование вами уже получено, дорогой Журдан?

— Да, экселенция!

— Вот вам в таком случае награда, друг мой! — и Штерн стал выписывать чек. Из-за Штерна до Журдана донесся шелест банкнотов, а над ними склоненная златокудрая головка Ванды. Шелест прекратился и головка Ванды с ее чуть раскрытыми страстными губами откинулась назад. По телу Журдана пробежала сладострастная дрожь. Видя, что рука Штерна в раздумье задержалась на цифре, Журдан жалобно сказал:

— Экселенция, я так болен, а доктора так дороги.

Штерн бросил на него иронический взгляд.

— Да, приятель! Доктор Ванда дорог!

Штерн улыбнулся, видя, что Журдан побледнел и, дописав еще нуль, протянул ему чек. Журдан жадно схватил чек. Пятясь, подобострастно кланяясь, он пошел к дверям. Как только он нащупал ручку и очутился за дверью, к нему вернулась вся его врожденная наглость. В коридоре Журдан уже был человек хорошего общества, знающий себе цену и слегка склонный к филантропии.

Штерн надавил кнопку звонка. Скрытая в стене дверь бесшумно раскрылась. В ней показался человек с безразличным, ничего не выражающим лицом; он подошел вплотную к Штерну.

— Каждый разговор Журдана с его любовницей, каждое их движение, каждую их мысль — я должен знать ежедневно в это время. Вы меня поняли?

— Понял, экселенция.

— Ступайте!

Вошедший исчез также бесшумно, как и вошел.

Нажим другой кнопки и перед Штерном появился шеф его кабинета с толстой папкой бумаг в руках. Нетерпеливым жестом Штерн раскрыл папку. Сверху лежал дешифрованный обширный доклад адмирала Флита. К нему был приложен рапорт О'Генри. Штерн не верил своим глазам. Острова, которые искони были под протекторатом федерации, ускользали из его лап. Эти авантюристы, так работая, пожалуй, приберут к рукам весь мир. Нужно действовать резко и решительно сейчас же. Но как? Оккупировать? А предлог? Штерн перевернул несколько бумаг. Перед его глазами очутилась телеграмма о гибели аэроплана О'Генри. Штерн улыбнулся:

«Везет мне, — подумал он, — грех будет не использовать катастрофу амфибии».

В кабинете царила тишина, шеф кабинета, застывший в почтительной позе, казался частью обстановки. Штерн встал и заходил по мягким коврам, устилавшим кабинет. Вдруг взгляд его упал на глобус, оставленный Журданом. На нем по-прежнему продолжали светиться три точки. Штерн подошел ближе к глобусу. Ему показалось, что непокорная столица начала особенно ярко светиться. Им овладело раздражение и он взмахом руки сбросил глобус на пол. На полу, кроме столицы, засветился и весь контур границ Архипелага; это уже было явное издевательство над ним и Штерн, бормоча проклятия, стал в бешенстве топтать глобус ногами. Легкий треск, вспышка и в кабинете стало темно. Дикий страх сменил бешенство.

— На помощь! На помощь! Убивают! — заорал Штерн, забившись в угол.

Захлопали двери. Кабинет наполнили люди охраны, освещая его карманными фонарями. Под руки, через выстроенный, поднятый по тревоге, караул довели Штерна до автомобиля. И спереди, и сзади лимузина ехали автомобили охраны. За городом, в парке своей виллы Штерн начал приходить в себя. Через час он уже улыбался, вспоминая про свой испуг.

Журдан сидел за столиком своего любимого варьете, было 10 часов вечера, и бар начинал только наполняться. Он испытующе, с видом знатока, осматривал каждую проходящую женщину. Нервно взглядывал на часы, он, постоянно оборачиваясь по направлению к входу, давал ясно понять всем, что кого-то ждет. Затем, вертя в руках кольцо с брильянтом в платиновой отделке, подозвал метр-д'отеля, заказал отдельный кабинет, выбрал вина и блюда, подчеркивая каждым своим движением, что он ждет, не дождется своей дамы. Вложил кольцо в футляр, спрятал его в боковой карман и пошел к телефону. Видя, что какой-то толстяк спешит к телефону, он галантным жестом пропустил его вперед. Как только вошедший в будку начал разговор, Журдан проскользнул в дверь, ведшую в отделение для прислуги. Вскоре старый расхлябанный такси увозил его далеко от бара. Детектив воспользовался выходом Журдана, чтобы набросать для очередного донесения свои наблюдения. Министр будет доволен. Детектив узнал, что через два дня Журдан, переодетый прислугой своей любовницы, собирался бежать. В открытую дверь силуэта Журдана больше не было видно, он, видимо, вошел в будку и торопит Ванду, — подумал детектив. Из будки доносился голос, нежным тембром ведший нескончаемый разговор. У будки собралось уже несколько человек, начавших все громче и громче протестовать. — «Вот дурак, — резонировал он, — так влюбился, что от телефона не оторвешь». Наконец, бесконечное прощание кончилось, телефонные провода проглотили бесчисленные поцелуи, и дверь кабины распахнулась. Детектив не верил своим глазам. Это был не Журдан, а добродушный жизнерадостный толстяк, долго извинявшийся от всего сердца перед ждавшими очередь.