Она терпеть не могла, когда Саске так с ней обращался, а уж тем более — с вещами, которые ей принадлежали. Однако она не торопилась поднимать джинсовку, которая упала вниз и на которую она боялась смотреть, — себе дороже. Чего доброго, Саске воспользуется её минутной слабостью или снова встряхнёт её с такой грубостью, что она станет пищать от боязни, а глаза станут панически метаться по его лицу, в надежде увидеть в глазах сочувствие. На самом деле Сакура была даже благодарна Учихе за то, что тот избавил её от Алекса, только вот она никогда не одобряла те методы, которые не так давно использовал мужчина, лишь бы отогнать этого парня от возлюбленной. И каждый раз, когда Сакура наблюдала за его ревностью, ей хотелось смеяться над ним и подшучивать. Каждый раз, но только не теперь, когда она боялась произнести хоть слово и когда страшилась смотреть в его глаза с такой открытостью, притворяясь честной и совестливой, словно она ничего противозаконного и не совершала.
Резко сжав её бёдра, при этом смяв ткань расклёшенной юбки, он приподнял её на руки. Сакуре хотелось бы вырваться и отстраниться от него, лишь бы не чувствовать этих сильных прикосновений, только не получалось. Оторваться от него было слишком сложно и практически невозможно, а может быть, даже и опасно: Сакура подозревала об этом, когда они только-только зашли в её квартиру и оказались здесь, а уж когда он прислонил её в коридоре к стене, возможности уйти от него и вовсе не осталось. Наклонившись, он провёл кончиком носа по шее, переместившись к аккуратному уху девушки, затем грубовато прикусил мочку, словно показывая ей, что останавливаться нет смысла и что просто так он её не отпустит.
— Я испугался за тебя, — признался он, коротко посмотрев на Сакуру, из-за чего она шумно сглотнула.
Саске не нужно было говорить об этом — девушка и так прекрасно понимала его, даже если он не озвучил бы эту мысль. Она уже готова была снисходительно улыбнуться, простить его и прижать к себе, крепко обняв за шею, и прекратить эти грубые прикосновения к собственному телу, которые, кроме невесть откуда взявшегося удовольствия, приносили ещё и толику боли, но не решалась — это было бы слишком просто, и Учихе ещё нужно заслужить собственное прощение.
— А я — за него, — она чуть отвернула от мужчины голову, как бы показывая свою недоступность и неприязнь к Учихе.
Это его раздражало и злило. Причём всякий раз, когда Сакура отвечала грубо, задевая его самолюбие, и отворачивала при этом голову, одним только видом показывая ему, как сильно обижена, Саске бесился. Сейчас он готов был рвать и метать, и девушке очень повезло, что она была слабее и что была именно женского пола, — будь всё иначе, Учиха не скупился бы на разъярённый удар.
Он зарычал ей в шею от злости и ревности одновременно, даже не понимая, какое из этих чувств в данный момент было сильнее и доминировало над ним — знал только, что бесился от одного только внешнего вида девушки и того, что с ней чуть не произошло. А уж если представлять, что было бы потом, если б Учиха не узнал об этих отношениях и так и остался «за бортом корабля»… Ему становилось и жаль её одновременно, и одновременно он её ненавидел. Жаль потому, что она оступилась и хотела действительно сделать как лучше: может быть, если бы Саске понял, что у неё появился молодой человек, он бы её оставил (что вряд ли). А ненавидел её, потому что Сакура готова была перечеркнуть всё, что между ними было, и помахать Учихе ручкой так спокойно и безболезненно, как будто они были знакомы всего пару дней.
Закусив губу, Сакура дёрнулась, стараясь оттолкнуть от себя мужчину и показать ему, что она не желала всего этого. Точнее, Сакура была и не против, но в данный момент это было не к месту: им нужно было серьёзно поговорить, а не превращать злость друг на друга в возбуждение и дальнейший секс.
— Отстань, — тихо проговорила она, будто даже прошептав, словно кроме них в коридоре был кто-то ещё, кто мог это услышать, а фраза была адресована именно Учихе. — Не надо… так…
Она снова немного грубо пихнула его, нахмурившись, и постаралась сделать так, чтобы Саске успокоился. Глаза у него были чуть помутившимися, когда он отстранился, — верный признак того, что Учиха не намерен ждать, пока Сакура будет его отпихивать. Но и делать что-то насильно он не хотел, а потому лишь согласно кивнул и отпустил девушку — нехотя он поставил её на ноги, убедившись в том, что она твёрдо стоит на полу, и негромко вздохнул, выпрямившись. Оба тяжело дышали, даже если Сакура всё это прервала. А может, было бы и к лучшему, если бы всё было так, как всегда? Он бы снова провёл с ней какое-то время на кровати, а затем отправился бы домой, и всё встало на круги своя… Сакура опять бы повозмущалась из-за того, что он ушёл и оставил её, презрительно бы фыркнула, а затем снова прорыдала бы весь вечер над глупыми мелодрамами, держа в руках ведро подтаявшего мороженого.
Но почему-то сейчас девушка понимала, что не хотела, чтобы так было. Если он снова уйдёт, то тогда разговор вновь отложится в долгий пыльный ящик на неопределённый срок, и ей этого не хотелось. Наоборот — Сакура желала поговорить с мужчиной с глазу на глаз, объясниться ему в чувствах, сказать, что она действительно очень жалеет о содеянном и что никакой Алекс ей не нужен, будь он даже действительно хорошим парнем.
— Саске?.. — осторожно позвала его девушка, немного отстранившись и скрестив руки на груди, прислонившись к стене.
Сейчас она, как обычно, могла бы пощёлкать пальцами перед его глазами, но не решилась — это был не тот момент, когда всё можно было перевернуть в шутку. Но то, как пристально, внимательно, даже с какой-то нежностью, граничащей с раздражением и усталостью от всех этих чувств и невыясненных отношений, он смотрел на неё, ей даже нравилось. Казалось, она впервые заметила, что он так на неё смотрел, впервые обратила внимание на то, сколько в глазах мужчины усталости, сочувствия и одновременно бессилия от того, что он ничего не мог сделать и что не мог обратить на себя её внимание. На её глаза навернулись слёзы, и Сакура даже сама не заметила этого — почувствовала только, как в глазах предательски защипало, и говорить больше не смогла, даже если хотелось. Просто она понимала, что, как только приоткроет губы, в горле встрянет ком либо выльется какой-то неразборчивый поток слов. Она снова заплачет навзрыд, и тогда серьёзного разговора не состоится — Учихе придётся утешать её и успокаивать, прижимая к себе сильной рукой и утешительно поглаживая по волосам.
Плакать было нельзя. Это табу, которое Сакура мысленно установила у себя в голове и подчеркнула жирным шрифтом.
— Хорошо, давай объяснимся друг другу в чувствах — взрослые люди всё-таки, — мужчина примирительно поднял ладони, показывая, что он готов на мирный и спокойный разговор. Голос у него был твёрдым, несмотря на то, что происходило несколько минут назад, и он старался не срываться на крик, хотя давалось ему это заметно тяжеловато. Сакура лишь коротко кивнула, заложив руки за спину и пристально глядя на него, надеясь, что в полумраке коридора он не может видеть её слёз, навернувшихся на глаза, а вытирать их было стыдно. — Я люблю тебя и всегда любил, ещё со старшей школы. Мне даже как-то всё равно, кем ты меня считаешь. Но знаешь, надоело оставаться у тебя на ночь, забывать по привычке толстовку и уходить, притворяясь, как будто мы и вправду всего лишь друзья. Неужели всё из-за того первого раза?
Девушка покраснела, пожав плечами, и отвела глаза в сторону. К чему это он вдруг про всё это вспомнил? Молчал бы лучше про то, что было десять лет назад. Сакура уже предполагала, что разговор может зайти не в то русло: воспоминания накрыли с головой. И даже если он про это спросил, девушка не знала ответа. В тот раз, десять лет назад, всё было хорошо… И девушка даже сама не понимала, чего испугалась и почему так резко поставила между ними границу, прочертив её лезвием острого ножа по живому мясу.
— Нет, не знаю. Я не знаю, почему всё так, — она покачала головой, надувшись и опустив глаза, стараясь не смотреть в глаза Учихе. Хотя искренне уверяла себя, что может это делать при любых обстоятельствах и при любом разговоре.
