— Лучше и не скажешь, — изрёк молодой человек, мотнув головой, и вновь придвинул к себе полупустую чашку с кофе.
— А ты не любишь? — с жалостью спросила у него девушка, округлив глаза и немного нервно дёрнув коленкой под столом.
Сакура не боялась ему надоесть: просто она снова сравнила его с Саске, который без зазрения совести любил играть с детьми на детской площадке. Что им так двигало — Сакура не знала. Правда, в такие моменты он и сам походил на мальчишку, который не боится испачкаться в грязи, получить синяк на локте или разбить коленку.
— Ну, у меня просто нет своих, чтобы придерживаться твоей точки зрения, — Алекс чуть развёл руками, улыбнувшись, а Сакура тихонько, но искренне засмеялась:
— Так и у меня нет детей. Спасибо за десерт, очень вкусно.
— Не за что, — кивнул парень, улыбнувшись. — Что ты любишь читать?
На самом деле читать она любила очень многое: в этот список входила и классика, и фэнтези, и приключения, и сказки, и легенды, и мифы разных народов… Только вот Алекс с его углублением в книжки по психологии вряд ли этим заинтересуется, поэтому Сакура ограничилась простым, но ёмким ответом:
— Я больше по французской классике.
— Вот как, — закивал молодой человек. — Сейчас мало кто читает классику в современном мире.
Он посмотрел на неё с неким уважением, а Сакура от столь неожиданного комплимента внезапно для себя зарделась.
— Это правда, но в классике, в те времена, в книгах находишь приключения, любовь настоящую… — она смутилась, посмотрев на него, и тут же замолчала, поняв, что ему станут неинтересны её размышления о любви.
Сакура была весьма наивной и доброй девушкой в этом отношении. Не говоря уже о том, что её представления об искренней любви вряд ли кто-то разделил бы. Быть может, только Учиха.
— Это точно, — коротко поговорил он, мотнув головой, и, задумавшись, опять принялся за недопитый кофе.
Сакура мечтала избавиться от общества Алекса спустя какое-то время как можно быстрее. Весь день они проговорили друг о друге, так практически ничего и не выяснив. Открывать всей тайны своего характера и внутреннего мира Харуно ему не собиралась: просто, скорее всего, понимала, что это общение надолго не затянется, а открывать свою душу перед человеком — верх кретинизма с её стороны. Правда, Алекс любил распинаться о том, что она ему нравилась и что он с большим удовольствием провёл бы с ней более длительное время. Жаль только, что Харуно его мнения не разделяла: идя с ним к своему дому, она натянуто улыбалась на подобные слова и коротко кивала головой.
Сакура не понимала, чего он пытался добиться. Её расположение он так и не заполучил — наверное, Алекс и сам это понимал, поглядывая на Сакуру с некой мольбой и надеждой. Ему и сразу показалось, что настроиться с ней на общий язык будет очень тяжело: не то чтобы девушка обладала сложным характером, просто, чтобы подобрать к ней нужный ключ, нужно было проводить с ней длительное время и быть тем человеком, который был нужен только ей.
Сакура задумалась, направляясь по знакомому пути вместе с ним к своему дому. Совесть так и не переставала грызть её изнутри, и больное, ноющее сердце давно обливалось кровью. Она вспоминала, как проводила время с Саске, и это причиняло ей новые порции боли, кинжалами вонзаясь в хрупкую девичью душу. Интересно, чем сейчас занимался Учиха? Каждый раз, когда она чувствовала вибрацию телефона, она с неохотой отключала его, нажимала на пульсирующую красную кнопку, и ей казалось, что устройство бьёт током, причиняя ей боль.
Сколько раз он звонил, Сакура не считала. Должно быть, около двадцати или тридцати: беспокоясь, он мог поднять на уши и весь город, желая найти девушку как можно быстрее и убедиться, что с ней всё хорошо. А Сакура поступала с ним так, как будто он являлся для неё никем, так подло решила встретиться с другим человеком. Но ведь и делала она это для блага Саске: если она займётся мыслями о другом человеке, то она забудет Учиху, тем самым перестав причинять ему боль, которую он получал каждый день после общения с ней.
— Так вот где ты живёшь, — внезапно изрёк Алекс негромким голосом, однако Сакура заметно вздрогнула, услышав бархатистый мужской тон.
— Да, вот здесь, — улыбнулась она, пожав плечами и остановившись у собственного подъезда. — На седьмом этаже.
Она искренне надеялась, что Саске не поджидал её где-нибудь около дома или в подъезде. Будет не очень хорошо, если он застанет Сакуру, девушку, которую он любил, с каким-то неизвестным парнем. От волнения она закусила нижнюю губу, чувствуя, как в кровь сгустками выбрасывается адреналин: ей хотелось быстрее уйти, чтобы не расплакаться от чувства безысходности.
— Понятно. А я вот на шестом, кстати, — усмехнулся парень. — Ну, что ж… Я позвоню тогда?
Он неопределённо посмотрел на неё, ожидая ответа. Сакура искренне хотела сказать ему, чтобы он не звонил, но внутри что-то резко повернулось, и буквально против собственной воли она выдала:
— Позвони.
— Пока, Сакура, — наклонившись, он осторожно поцеловал девушку в покрасневшую от волнения щёку, а после, махнув рукой, направился восвояси.
Девушка вытаращила глаза, буквально одними губами попрощавшись с ним. Тут же ладонь стала растирать щёку, где он оставил поцелуй: несмотря на то, что прикосновение было приятным и нежным, девушке оно не понравилось. Даже короткий поцелуй губами в щёку девушка считала за измену. Хотя, по правде сказать, кому она изменяла? Учихе, что ли? «Точно, Учихе», — подтвердила Сакура, для пущей убедительности вздёрнув указательный палец и направившись в свой подъезд, по пути доставая звенящие ключи из сумки.
Поднялась она быстро: коротко нажав на кнопку, немного помявшись у лифта, она зашла в него, опустив глаза и нажав на кнопку собственного этажа. В руках её была всё та же роза. Правда, цветок уже потерял остатки своей пышности и величия: поникшие на жаре лепестки теперь немного обагрились чернотой, а лепестки завяли. Однако шипы так же продолжали колоться, и Сакура старалась не напороться на них. Хотя, быть может, надави она хотя бы на один кончиком пальца, душевная боль стала бы легче и переключила свой импульс на физическую.
Выйдя из лифта, она подошла не спеша к двери, принявшись открывать её, немного наклонившись. За день Сакура сильно устала: бледная кожа, немного загорев на солнце, распарилась и теперь отдавала лёгким бронзовым оттенком, а если Сакура касалась её, то тут же отдёргивала пальцы — тело было настолько раскалённым. Ноги от непривычки хождения на каблуках заныли — Сакура уж слишком давно их не носила, и теперь даже кончики пальцев на ногах неприятно пульсировали, прося, чтобы она быстрее освободила стопы. Зайдя внутрь квартиры, Харуно практически сразу скинула туфли, тем самым уменьшившись в росте сантиметров на семь.
— Кайф, — протянула она в неком экстазе, закатив глаза и прикусив нижнюю губу изнутри, с отвращением отодвинув от себя назойливые туфли.
Сакура понимала, что они ничем не провинились перед ней. Однако стопы говорили об обратном: полностью встав на них, она ощутила невероятную слабость, и силы, казалось, полностью покинули её. Выдохнув, она открыла глаза, мотнув головой, и направилась в ванную комнату. Осмотрев себя в зеркало, Сакура слегка улыбнулась: лицо было немного блестящим от испарины, губы приобрели привычный бледно-алый оттенок, а вьющиеся волосы, собранные в хвост, сохранили, что странно, свою форму. С большим удовольствием, чувствуя, как голова буквально освобождалась от тяжести, Сакура стянула резинку, украшенную нежно-голубым небольшим бантиком, и расправила коралловые волосы, густой копной посыпавшиеся на спину.
Интересно, сколько же всё-таки у неё пропущенных от Учихи? И стоит ли ей ожидать наряд с собаками на свою квартиру во главе с ним, ломающим дверь?
Сакура умылась, и лицо наконец освежилось. Она фыркнула от воды, выключив кран и принявшись вытирать руки. Она бы не сказала, что день прошёл хорошо: Харуно устала, и эта усталость была неприятной. Что странно, если бы она провела день с Саске в таком виде, на каблуках, с завитыми волосами и макияжем, то её силы были бы не настолько истощены, а навалившаяся усталость и вовсе была бы приятной. Вздохнув, она тяжело покачала головой, по-прежнему расправляя волосы, и направилась в спальню.
