Он был прав — затеряться оказалось слишком легко. Достаточно было спуститься в метро, как невзрачные субъекты, бодро чапающие за ним следом, принялись бестолково метаться по перрону в то время, как он сам уже отъезжал в электричке.

В другое время и другой день он назвал бы свой поступок самоубийством. Но еще слишком хорошо помнил, насколько безразличны друг другу люди в московском метро. Опасаться быть узнанным здесь не стоило. Но нужно было решить, что делать дальше. Возвращаться… Он не хотел видеть ни Влада, ни Гельма. Еще пару лет назад он бы добавил еще и «никогда», но эта жизнь научила его не разбрасываться такими словами. К тому же он слишком хорошо знал собственную эмоциональность. Где его не будут искать и где… этот псих его не найдет? А ведь этот тип реально напугал Гельма, раз уж тот сам приехал уговаривать Влада. Да и квартира Соколовского — последнее место, куда бы продюсер его добровольно отправил. Значит, опасность действительно есть, и она не надуманная. И ею пренебрегать нельзя. Черт… У него просто нет никого. Совсем никого.

Рядом с ним освободилось место, и он шмыгнул в уголок, надвинув капюшон поглубже. Кольцевая. Он может кататься по ней до закрытия метро. Хватит, чтобы решить, что делать дальше. И хорошо, что здесь его дорогущий, навороченный телефон ни хрена не принимает сигнал. Дима хмыкнул, потянулся к мобильнику, но потом передумал. Если на него самого здесь никто внимания не обращает, то на эту вещичку обратят точно. А ему только проблем со шпаной и «щипачами» не хватало. Черт…

И все-таки… Куда?

*****

Это было странное ощущение. После солнца Калифорнии — унылые пейзажи Пенсильвании. Но сейчас это было именно то, что ему было нужно. И можно не смотреть на суетящихся людей. И на украшенные стойки аэропорта. У него нет Рождества. И Нового года… тоже. «Я хочу, чтобы этот Новый год ты был со мной…» Дима только мотнул головой и стиснул зубы. Все, хватит. Пора забыть. Черт, и где Брен?

… Решиться позвонить когда-то лучшему другу Гельма было нелегко. Сомнения, вопросы… А вдруг он ошибся и это не к нему ездил тогда Гельм? Или они так и не помирились? Вопросов действительно было много, но за спрос по ушам не бьют, а на тот момент это казалось единственным приемлемым выходом.

Брен ответил. Выслушал путанные объяснения Димы, который, как казалось, забыл вдруг английский, а потом бросил короткое «Я буду тебя ждать», и отключился…

И вот Дима здесь. Одна пересадка, два перелета. И надежда, что Брен его все-таки встретит. И это будет именно он, а не Гельм.

— Дима? — мягкий акцент, немного непривычно твердое «д», и тяжелая рука на плече. Дима резко развернулся и невольно улыбнулся, выдыхая. Брэндон Коул, или просто Брен. Да, это он.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — Брен, который сейчас не казался тем сорвиголовой, которого могли лицезреть все желающие в Интернете, отобрал сумку с наспех купленными в первом попавшемся магазине вещами и, чуть приобняв его за плечи, повел за собой. — Ну и наворотил ты дел, парень…

От тепла его ладони и ставшего внезапно мягким голоса Дима чуть не расплакался…

*****

…- Не надо. Пожалуйста. — Дима почти рычал, но изменить ничего не мог.

— Дима, ты ведешь себя, как ребенок. Это не может больше так продолжаться.

— Тогда дайте мне время, чтобы уйти, — Дима отвернулся к окну, кусая губы. Рождество было неделю назад. Семья Брена и его друзья приняли его очень тепло, и на какое-то время он даже забыл о своих проблемах. А сегодня 31 декабря. Новогодняя ночь. Здесь, в Америке, этот праздник не отмечают с таким размахом, как в России, но это и к лучшему.

— И куда ты пойдешь? — Брен хмыкнул, улыбнулся и на мгновение стал тем озорным парнишкой, которого Дима видел в клипах в Интернете. — Ты не можешь бегать вечно.

— Я знаю. Но я не готов.

— Ты врешь самому себе. Ты просто не хочешь. Цепляешься за свои обиды. Гельм знает, что ты здесь. Знал с самого начала.

— ЧТО?! — Дима резко развернулся, дернулся. Неужели никому нельзя верить?!

— Расслабься, — Брен подошел к нему, почти подкрался. Кинул взгляд в окно за его плечом и еле заметно улыбнулся. — Гельм может быть порядочной сукой, но людей, ради которых он готов разнести к черту мир, я могу пересчитать по пальцам. И ты входишь в этот список. Он много рассказывал о тебе, очень много. Я просто не мог ему не сказать. Представляешь, что бы было с ним, если бы он не знал где ты и что с тобой, все это время? Ты обижен, но это слишком жестоко.

Дима поджал губы и отвернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть высокую худощавую фигуру Гельма, идущего к двери по расчищенной дорожке.

— Вам надо поговорить, — тихо выдохнул Брен, сжал его плечи и вышел из комнаты. Дима чертыхнулся и спрятал лицо в ладонях. Внутри обида и злость насмерть дрались с радостью и облегчением.

За дверью радостные возгласы, приветствия, глубокий голос Гельма… Когда-то он был любимцем этой семьи. Похоже, ничего не изменилось.

Он не вздрогнул, когда открылась дверь. Но и оборачиваться не стал. Слишком… открыт был сейчас. Просто спросил:

— Почему ты не сказал мне?

— Может, потому, что ты и без того был дерганный? — Устал. Гельм чертовски устал. Диме даже не нужно было смотреть на него, чтобы это понять. Севший голос. Почти бесцветный.

— Почему именно он? Почему из всех ты… отправил меня именно к нему? — а говорить об этом, оказывается, больно. Очень больно.

— Потому что там тебя бы никто не стал искать.

— Какая же ты тварь, Гельм…

— Я знаю, Дима. Знаю, — шорох, звук шагов, и к спине прижалось напряженное, жилистое тело. Руки обняли плечи, чужое дыхание согрело затылок. Дима дернулся, а потом обмяк.

— Вы оба обманули меня.

— Нет. Тебе просто не сказали правду.

— Он позвонил мне только потому, что ты его об этом попросил! — почти выкрикнул Дима, поворачиваясь, и все, что он так долго держал в себе, вырвалось наружу. — Если бы не ты, не было бы ничего! Ничего, понимаешь?! Потрахались, разбежались и забыли. Все! А что мне делать теперь?! Ты скажешь?! — он смотрел и смотрел в потемневшие глаза Гельма. — Ну, скажи!

— Забыть, — после долгого молчания выдохнул тот, и вдруг прижал к себе. Надавил на затылок, принуждая уткнуться лицом в плечо. — Забыть и жить.

— Как? Как жить?! Забыть о том, что я — человек?! Забыть о том, что у меня есть свои чувства?!

— Тш-ш… Тебе больно, я знаю, — Гельм словно убаюкивал его. Перебирал волосы, легко касался губами виска. — Прости. Я виноват. Но ты слишком дорог мне, чтобы я мог позволить какому-то психу что-нибудь сделать с тобой.