Только змеи сбрасывают кожи,

Чтоб душа старела и росла.

Мы, увы, со змеями не схожи,

Мы меняем души, не тела.

Да. Ему нравились эти стихи. И он ненавидел их всей душой. Потому что прав был Гумилев. Люди меняют душу. Одну на другую. Вырывают кусочки, чтобы взамен прирастить к ошметкам кусочек от другой.

Влад вздохнул и отвернулся от зеркала. Образ завершили. Можно, конечно, прямо сейчас вставать и идти на площадку, но хочется еще немного посидеть. Он не видел своего отражения. Он смотрел куда-то за это стекло, покрытое тонким слоем амальгамы. Вот и сейчас он почти дошел до того момента. О котором запретил себе вспоминать. Это не больно, нет. Просто приходится играть не только лицом и голосом. Играть приходится перед самим собой. А он сам – слишком придирчивый и капризный зритель из всех.

Отчаянно хотелось спать. Но на площадке он был в половине шестого утра. Пока его переодели, пока наложили грим, пока сделали прическу, прошло почти два часа. А по задумке Солодкого клип должны снять за сутки. И ведь массовки будет не так много, и сцены все расписаны-размечены, и хочется поскорее поставить точку. Но пока что не получится.

- Влад? – из уха самым наглым образом выдернули наушник-капельку. Он вскинул взгляд на ассистента. – Тебя просят на площадку.

- Спасибо, - сухо поблагодарил он парня и выключил плеер. Сколько еще раз за этот день он услышит эту песню? Стоит признать, она как никакая другая подходила, чтобы быть саундтреком к «Опасным снам».

«Мне приснились фиолетовые бабочки…»

Влад подхватил стаканчик с кофе и выбрался из кресла. ОН, наверное, уже на площадке. Курит и потягивает свой кофе в окружении обязательного шлейфа сопровождающих.

Жизнь – циничная сука…

У него в плей-листе было несколько композиций Дмитрия Берга. Красивый, запоминающийся голос. Очень глубокий, задевающий какие-то струны глубоко внутри. Забавно то, что по-русски Берг поет очень чисто, без акцента. Зато в его песнях, которые он поет по-французски, сквозит странный прононс. Английский значительно чище. Может, он скандинав? Ага, с именем Дмитрий и немецкой фамилией. Скорее грек.

Влад залпом допил кофе и выбросил стаканчик в урну у входа в павильон. Там уже во всю разорялся Солодкий. Командовал так, что мимо, хлопая дверьми, носились помощники, ассистенты, осветители.

Любопытно, как Денисову удалось заполучить в свои сети Берга? И сколько он заплатил королю эпатажа за то, чтобы он записал эту песню?

«Мне бы с разбега, плевал я на крылья…»

Он поет так, что хочется впрямь разбежаться и, раскинув руки в стороны, сигануть с обрыва вниз головой и широко распахнутыми глазами смотреть, как стремительно приближается земля, или нет, как клубятся далеко внизу кучи белопенных облаков.

Чертов Берг! Ну нельзя так петь. Нельзя ТАК выматывать душу.

- Влад, блин, быстрее давай, только тебя все ждут!

Он немного рассеянно кивнул ассистенту и, рванув дверь на себя, шагнул в павильон. Здравствуй, зеленый фон, размеченный крест.

- Я не собираюсь сниматься в этом, - Дима почти брезгливо оттянул ворот майки, которую его заставили надеть костюмеры. – Она бесцветна, безвкусна и, как минимум, на два размера больше, чем нужно.

Стилист только хмыкнул:

- Вы не главный герой клипа и не должны привлекать к себе внимание.

Дима скривился.

- Я могу выйти хоть в картофельном мешке, и все равно буду привлекать внимание. И если кое-кто здесь этого не понимает, то мне жаль.

- У вас «звездная болезнь», молодой человек, - уже зло бросил стилист, которого Бикбаев-Берг успел довести до белого каления еще до начала съемок.

- Я не стал бы тем, кем стал, если бы думал о том, что думают обо мне другие. И на ваше мнение мне тоже плевать.

- Дима! – Гельм, как всегда, вовремя появившийся, отвлек готового закатить настоящий скандал подопечного. – Чем ты опять недоволен?

- Всем, - бросил тот и выпрямился, словно предлагая ему самому оценить масштаб трагедии. – Посмотри, что заставляют меня носить.

- Хм… - бровь Гельма взлетела вверх, а в глазах заискрился смех. – По сценарию, кажется, ты должен играть роль простого, обычного парня. Так чем ты недоволен?

- Ты надо мной издеваешься? – Дима насупился, но тут у Солодкого кончилось терпение.

- Так, все по местам. Соколовский - в кадр, Дима – за микрофон и работаем.

- Соколовский?.. – эхом выдохнул Дима и резко развернулся. Пара секунд на узнавание, и голос неожиданно сел. – Здравствуй, Влад. А ты… изменился.

Влад сбился с шага. И только небо знает, каких усилий ему стоило удержать маску непоколебимости. Актер. Он - актер, а значит должен уметь играть все и всегда, даже когда мир рушится или когда некто давным-давно потерянный внезапно оказывается на твоем пути.

За микрофон? Дима за микрофон? Дима… Берг? Звезда европейской величины - Димка? Эти новости как-то отказывались укладываться в голове. Напрочь и абсолютно. И этот, новый, незнакомый молодой человек будет с ним в одном кадре. Снова. Как много лет назад, еще на "Фабрике".

Взгляд метался, стараясь рассмотреть каждую черточку знакомого-чужого лица. Те же полные чувственные губы, улыбка та же, лицо стало тверже, а вот глаза - переменились. Жесткие такие. Только плещется на дне странная… ирония, что ли. Почти злая. Потрепала жизнь.

- Здравствуй, Дима, - голос не дрогнул. Получилось сыграть еще раз. - Ты тоже… другой. Хорошо выглядишь. - По лицу скользнула улыбка. Правильно, Владик. Вот твоя зрительская аудитория, работай, Владик. Работай. И он тоже не должен знать, насколько его появление на площадке выбило тебя из колеи. - Эффектно.

Бровь Димы иронично изогнулась:

- Пожалуй, я даже скажу тебе спасибо за такой комплимент, - он кивнул Владу и отвернулся, желая сейчас только одного – оказаться рядом с Гельмом. Пусть орет, пусть что хочет делает, но он должен быть рядом. Вот просто рядом. Пока он снова не возьмет себя в руки.

- Дима, - раздраженно позвал его Солодкий, но отозвался Вильгельм, сжимая плечо Димы и роскошно улыбаясь режиссеру.

- Секунду, и вы начнете, - его голос с мягким, мурлычущим акцентом чудесным образом успокоил Солодкого, и тот только махнул рукой.

- Все нормально? – тихо, по-английски спросил Гельм, вынуждая Диму поднять голову и заглядывая в его глаза.

- Да, - после долгого молчания выдохнул тот. – Просто для меня это было несколько… неожиданно. – Кто такой и кем был для Димы когда-то Соколовский, Гельм знал. И объяснять ему сейчас причину своего раздрая необходимости не было.