Дима замер. Никогда раньше… У них были странные отношения, да, но они никогда не доходили до той грани, когда начинается подобная откровенность. А сейчас он чувствовал себя почти маленьким мальчиком. И он снова… верил…

— Зачем ты приехал? Зачем я тебе?

— За тобой. Ты нужен мне. Ты просто нужен.

— Твое спасение от одиночества? — хмыкнул Дима почти зло.

— Нет.

— Слишком много?

— Слишком мало, — Гельм выдохнул и немного отстранил его от себя. Коснулся черного круга под глазом. — Ужасно выглядишь.

— Ты тоже, — Дима слабо улыбнулся.

— Спасибо за комплимент, — Гельм вскинул бровь, и Дима, не удержавшись, фыркнул.

— Всегда пожалуйста.

— Собирайся. Мы нашли этого психа, он за решеткой, а работа не ждет. Нам много что придется наверстать.

— Я не… — «хочу» замерло на языке, когда Гельм вдруг склонился к нему, мягко целуя губы. Никакой пошлости или интимности, без страсти и огня. Просто даря тепло и странную, немного колючую нежность. И когда этот поцелуй закончился, Дима произнес совсем не то, что хотел сказать:

— Сегодня Новый год…

Гельм только тихо рассмеялся:

— Я очень вовремя приехал…

21.

Монтаж закончили к средине февраля. Озвучку - в марте. В прокат «Паника» вышла в средине мая. И полностью окупила себя. Сильный актерский состав, интересный сюжет и нетривиальное развитие событий привлекли внимание и критиков и зрителей, и в конечном итоге, фильм был номинирован в Каннах. И параллельно на «Оскар», как лучший иностранный фильм.

Вечеринки, эфиры, интервью, приглашения сниматься в новых фильмах, спектакли, гастроли. Забитые до предела дни, ни единого выходного, чтобы не думать ни о чем. И когда кто-то из проныр-журналистов припомнил старые события — «Фабрику звезд» сколько-то там летней давности и его дружбу с Дмитрием Бикбаевым, нынче звездой мирового масштаба Дмитрием Бергом, Влад с трудом сдержался, чтобы не засветить проныре в глаз. Отоврался. Рад. Не видел. Не в курсе. Последний раз виделись на вручении премии МУЗ-ТВ. За сим — все.

Лгать оказалось неожиданно больно. Сколько ни уговаривал он сам себя: спектакль, это только игра. Больно. Отрекается, как апостол Петр. А ведь целовал. Как Иуда-предатель.

На той презентации он первый раз накурился. До одури. До радужных чертей. Правда, домой добрался раньше, чем крышу снесло окончательно. Он стал вести себя аккуратнее. Если становилось совсем уж невыносимо — «таблетка счастья» и несколько часов за запертой дверью квартиры. Ни звонков, ни посетителей. Ни снов, в которых снова и снова возвращался Димка.

Все чаще задавали вопросы о личной жизни героя. Герой загадочно отмалчивался. Со временем он даже привык к дурацким предположениям. Даша его поведения не одобряла и всеми силами пыталась наставить на путь истинный. Отец тоже предпочитал отмалчиваться и, как ни странно, в его жизнь больше лезть не пытался.

День за днем, неделя за неделей. До упаду. Пока силы в теле оставались. Он успел сняться в нескольких эпизодах популярного молодежного сериала и принял предложение сняться во Франции. Обзавелся агентом, который время от времени подбрасывал ему интересные проекты. Последние переговоры, за которые взялся Доманский — съемки в сериале по мотивам мега-популярного фэнтези-цикла «Колесо Времени». После триумфа «Властелина колец», «Гарри Поттера» и «Игры престолов» режиссеры взялись за масштабную экранизацию и теперь собирали актеров, которые поражали бы воображение. Нет, главная роль ему не светила. Ее пророчили Петтиферу, и, в общем-то, не зря. Ему самому вполне светила роль и далеко не эпизодическая.

До съемок далеко еще. Как говорил Доманский, сейчас идет завершающая стадия адаптации сценария, и как только нужная часть будет готова — экземпляр пришлют для ознакомления и пригласят на пробы. Но ответственный за подбор актеров в том, что на роль утвердят именно Влада, не сомневался.

…Голливуд…

В Каннах «Паника» взяла серебряную пальмовую ветвь. У него получится. Обязательно получится.

22.

— Я уже говорил тебе, что ненавижу пальмы? — Дима сидел на стуле, как птица на насесте и с тоской смотрел в окно, пока за его спиной ставили декорации. Отснята шестая сцена, но осталось еще двенадцать. Прошла уже половина съемочных суток, а они как будто еще и не начинали. Но этот клип должен получиться грандиозным. Сюжетным, ярким, динамично-лирическим. И с кучей спецэффектов, естественно.

— Говорил и неоднократно, — Гельм внимательно следил за процессом, не упуская ни одной детали.

— А спасибо за то, что в нашем доме их нет?

— Тоже, — на этот раз Гельм еле заметно улыбнулся. Иногда он скучал по капризничающему Бикбаеву. С тем было проще и понятней. А с этим, в глазах которого, кажется, навечно поселилась смертельная тоска, Гельм иногда не знал, как себя вести. Но такой вот Дима все равно был ближе меланхоличному финну.

— Когда мы закончим?

— Мы только начали. Ты уже устал?

— Я не выспался, — Дима опустил голову на лежащие на коленях руки и прикрыл глаза.

— Опять провисел всю ночь в Интернете?

— Нет, — просто ответил Дима и сомнений в том, что он говорит правду, не возникло.

— Тогда чем ты занимался?

— Ничем, — легкое пожатие плеч и тишина. Ни объяснений, ничего. Гельм только покачал головой и отвернулся. Дима вздохнул и слез со стула. Потоптался немного рядом, а потом юркнул за оставленные явно с каких-то прошлых съемок декорации. Утром он обнаружил здесь старое, но вполне удобное кресло. Не кровать-двуспалка, но лучше, чем буквой «зю» на стуле. Дима смахнул с кресла чехол, такой же старый, но хоть не дырявый, и свернулся клубочком на чуть продавленном сидении. Достаточно удобно устроил голову на подлокотнике и выдохнул, закрывая глаза.

У него снова началась бессонница. Он дико уставал днем, готов был уснуть стоя, но как только добирался до постели… Сон просто исчезал. И он лежал, лежал в кровати, глядя в потолок. И незаметно засыпал только, когда стрелка часов приближалась к трем.

Мыслей в голове не было давно. Он зациклил свою жизнь, превратив себя почти в робота. Гельм рычал, но помочь ничем не мог. Он сорвался сам. Один раз.

…Это был какой-то небольшой благотворительный концерт для детей-сирот. Сначала Дима отработал обязательную программу, а потом малыши и воспитатели просили его спеть что-нибудь еще. И он пел. Впервые за этот год с открытой душой, улыбаясь по-настоящему. Пока к нему не подошла кроха и, смущаясь, не попросила спеть «про бабочек». Он не смог, не посмел сказать ей «нет», хотя из репертуара эту песню убрали по его настоянию.